Star Song Souls

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Star Song Souls » stories of our past » will you marry me?


will you marry me?

Сообщений 1 страница 8 из 8

1

.

0

2

День вечереет, небо опустело.
Я вижу, слышу, счастлив. Всё во мне.
. . .

Мюнхен — это светлые здания с крышами из оранжевых черепиц, плотно прилепившиеся друг к другу. Это замки, будто сказочные, затерявшиеся в горах, которые обступают город, окутанные нежной синевой. Это полная луна, как серебряная монета, возвышающаяся над часовней в центре города. Это щепотка сумасшествия, расправленные крылья и ночные прогулки по улицам, уносящим тебя в далекое средневековье. Маленький, охотничий замок у озера, английский сад и летняя резиденция баварских королей — дворец Нимфенбург. Россыпь звёзд над аркой с тремя проходами на живописном бульваре Леопольдштрассе. Морозный ветер и дикий холод даже летом в самой высокой точке Германии — Цугшпитце. Он видел белоснежные верхушки, снежные фонтаны и мелькающих в голых кустах, косуль с большими, напуганными глазами, когда пролетал мимо. Норовил наклонить воздушное судно максимально низко, чтобы рассмотреть всё в мельчайших деталях. Увиденный кусочек захватывающих видов, альпийских возвышенностей, канатных дорог пробуждает желание рассмотреть, отхватить больше. Возвращение на землю, путешествие в Бад Тёльц — уютный баварский городок. Конечная точка долгих и шумных похождений по узким, тёплым улочкам Мюнхена — паб, напоминающий старинный, стоящий ещё со времён правящих королей. А улицы баварского города пестрят фасадами домов в стиле барроко, украшенные искусно расписанными фресками в пастельных тонах. Прижатые, теснящиеся по бокам нешироких дорог, красивые строения, выделяют обилие баварского колорита. Если бы эта поездка была случайной, если бы кто-то очень родной был рядом. Курсы повышения классификации, обмен опытом с международными профессионалами, военными лётчиками, известными своими героическими подвигами. Точка съезда пилотов из многих уголков мира — Германия. Они впервые получили приглашение, прыгали и смеялись от волны радости словно маленькие дети. Однако ему пришлось сообщить, пришлось сломать себя, что поездка отнимет не меньше месяца, что им придётся довольствоваться звонками и общению по скайпу. А сердце скрепит, ёжится, сжимается, потому что как никогда прежде, хотелось быть рядом. Хотелось видеть любимые глаза близко-близко, хотелось сокращать расстояние между лицами до миллиметра и, всегда держать за руку, крепко. С каждым разом говорить ей об этом сложнее, с каждым разом тяжелеет всё внутри, скомкается и заливается железом, потом застывает, тяготит все дни разлуки. Фраза но я должен уже не тешит, уже не представляется удачным оправданием. И когда прощаются, обнимает сильно, впитывая тепло, запасаясь на целый месяц. Когда прощаются понимает, что уже скучает. Гё, даже здесь без тебя невозможно.

Небольшое, тесное, но уютное помещение заливает мягко-золотистый свет. Пахнет пивом и жаренными сосисками. Интерьер выполнен в стиле средневекового паба — деревянные столы и стулья с бархатной, тёмно-зелёной обивкой, барная стойка, сколоченная из досок, лампы, сделанные под керосиновые. На казалось, антикварных шкафах в которых обычно хранят сервизы, расставлены бутылки лучшего алкоголя из запасов заведения. Потолки, выложенные из камней и рыжего кирпича, моментами перекрещенные деревянными рейками. На стенах картины, вырванные из разных эпох искусства. Плакаты шестидесятых и девяностых годов. Полные, пухлые бочонки — гордость паба, потому что здесь можно попробовать более пятидесяти видов пива. Этой возможности никто из компании не хотел упустить. Пожалуй, кроме Джуна, занятого под вечер своими мыслями. Шумное сборище пилотов заваливается и занимает половину столиков, глушит громкими, басистыми голосами тихую музыку. Кажется, это была спокойная мелодия в жанре инди. Минуя восторженные взгляды и раскрасневшиеся от обилия тепла, лица, он падает на мягкий, чёрный диван, где-то в углу возле горшка с большими цветком-деревом.   
– Джун, что ты будешь пить? Ты не будешь пить?! Джуун! 
Качает головой, хмурится и съезжает по спинке дивана, опуская веки. А потом раздосадованный Чихун тянет за руку, заставляет занять место за круглым столом и выпить кружку-две пива за успешное повышение классификации, которое между прочим, было только на середине. Соглашается на две, третью упорно отталкивает, пихает друга изо всех, оставшихся сил.   

– Не буду я больше пить, отвали! Blödmann! 
– Эй, глянь, кто за моей спиной?
– А что за твоей спиной? Я ничего не вижу.   
– Дурак. Хун, это немки? Или американки? 
– Все вместе, и я бы взял номер той блондиночки.   
– Предлагаю сыграть, кто проиграет, тот и подойдёт первым. Джун, на тебя точно клюнут. 
– Стоп-стоп, наш капитан в такое не играет. Его сердце . . . как же ты говорил? Заштамповано? Короче говоря, женский пол он не воспринимает с тринадцати лет . . .   
– Хун! 
– Ну что? Это не секрет, говорю вам, у него в голове и сердце одна женщина, так было всегда. Поэтому очень скоро он покинет нас, чтобы не врать ей потом о своих похождениях в Мюнхене. Правда, дружище? Я прав?   
– Ты пьян! И прав.

Обмякшее, изливающие тепло, тело взваливается на Джуна, единственного, более трезвого в компании. Друг размахивает рукой, горланит на всю улицу, не знающую беспокойных ночей. Старые, корейские песни о любви в маленьком уголке Баварии, где сохранились традиции, все до единой. Остальные плетутся позади, занятые своими рассуждениями о жизни, о самолётах, о девушках, к которым пришли какие-то парни, а эти двое невзначай вырываются вперёд. Оба едва переставляют ноги, потому что один окончательно пьян, а другой не выносит тяжести расслабленной туши, не держащей равновесие вовсе.   
– Что такое любовь? Я бы узнал, возьми номер у той блондиночки. Джууун. Ты точно знаешь, расскажи мне, что это такое?   
– Сначала выспись, несчастный. О таком не говорят на больную голову.   
– Джуун, ты любишь Гё? Ты её настолько любишь что отказался брать номер для меня, единственного, лучшего друга.   
– У меня серьёзные намерения, чтоб ты знал.   
– Да ладно! Какие? 
Он внезапно протрезвел наполовину, подняв голову и уставившись широко открытыми глазами на измученное, уставшее лицо друга. Останавливаются, молчат с минуту, смотря друг на друга пристально. Недовольно хмурится, закидывает руку на свои плечи поудобнее и продолжает плестись вдоль мостовой.   
– Ты действительно сделаешь это? Покинешь меня навсегда? Ты добровольно лишаешь себя свободы, дружищеее. Не делай этого!   
– Тогда как тебе объяснить, что такое любовь?

13.06 Утро. Мюнхен — 6:06  / Пусан — 13:06   

– Джун, где мои . . . что? Опять? 
Застывает в дверном проёме, уставившись обиженно-недовольным взглядом. Джунки, развалившись в гостиной [они снимали дом] на диване, вытягивает руки держа телефон со включенной видеокамерой.   
– Погоди, Гё, – улыбается так ярко, отводит камеру в сторону, делая злобный выстрел в сторону друга. – З а к р о й дверь, – одними губами.  – Прости, Чихун как всегда растерял свои вещи после . . . после . . .  – глаза растерянно забегали по высокому потолку, просто врать ты ей не умеешь.  – Вчера мы ходили в баварский паб, он много выпил, впрочем, как обычно. Я бы здорово провёл время, будь ты рядом. Я скучаю. Как погода в Пусане? Уже жарко? Не ходи по солнцу долго. И, мне пора идти. Занятия начинаются в семь. Я люблю тебя, Гё. 

14.06 Мюнхен — 15:38  / Пусан — 22:38   

– Самая высокая точка Германии, там очень красиво и много туристов. Давай как-нибудь приедем сюда, например, когда ты возьмёшь отпуск. Проверим, кто быстрее лазит по горам. На самом деле . . . мне так не хватает твоей руки. Расскажи мне что-нибудь, Гё.

Утром работа, в университет тоже приходят рано и в одиннадцать он отправляет её в кровать. Сбрасывает вызов первым, прижимает телефон к 'сердцу', смотря в тот же потолок грустными глазами. Вечера без тебя совсем не уютные, совсем тусклые и даже луна прячется в дымку серых облаков, рассеивая свой свет не достигая земли. Внезапно распахиваются двери, влетает молниеносно Чихун, падает точно комета-метеорит, на диван.   
– Смотри, красивое! Это каталог ювелирного магазина.   
– Что на тебя нашло? Чего ты объелся пока я говорил с ней?
– Умолкни и смотри сюда! Ты же предложение делать собираешься, или в коробочке будет подвох в виде заплесневелого бублика? 
– У тебя же аллергия на все эти вещи.   
– Бро, ты делаешь предложение. Это всё равно что я делаю. Ты должен сделать так, чтобы она точно не отказала. Купи это кольцо.   
– Дорогое.   
– Умоляю, не притворяйся. Кому как не мне знать, что ты давно отложил деньги.   
– Паршивец.

Ровный квадрат с острыми углами, яркий, почти ослепляющий свет от большой люстры под потолком. Стеклянные витрины на основании из чёрного дерева, идеально сшитые и выглаженные костюмы высоких охранников, тонкий пояс на стройной талии продавца-консультанта. В чёрный, маленьких, элегантных коробочках кольца, казалось совершенно одинаковые, все просто блестят и сверкают, попадая искрами в глаза. Однако, если наклониться и присмотреться, можно выискать миллион отличий в огранках каждого камня. Один отливает серебром, другой жемчугом, а третий искрится разноцветными точками. Обилие сияние и блеска окатывает волной, захватывает внимание и словно берёт под гипноз. Завороженный, рассматривает каждое кольцо, низко склонившись к чистому, прозрачному стеклу.   
– Волнующий момент, не находишь?   
– Погоди волноваться, ты только кольцо выбираешь.   
– Я сумасшедший, если скажу, что страшно? 
Выпрямляет спину, нерешительно поднимает взгляд на друга, немного напуганный с тенью сомнения. Он вовсе не сомневается в своих чувствах и желании быть рядом до конца жизни. Вовсе нет. Это волнительно. Когда ощущаешь приближение перемен, когда представляешь, как изменится твоя жизнь и, никогда не станет такой как прежде. Представляешь то мгновенье, когда протянешь кольцо, спросишь согласна ли она и . . . голова кругом.   
– Выбираете помолвочное кольцо? Я могу помочь вам? 
– Нет-нет . . .   
– Да! Ты что, дружище, совсем тронулся? – шёпотом, наклонив голову к уху.  – Помогите этому несчастному. На самом деле он счастливый человек, до жути влюблён в свою девушку. Оставил её в другом конце света, теперь болтает по скайпу каждый вечер.   
– Опишите свою девушку, я выберу самое лучшее для вас.

Гё, когда меня попросили описать тебя, признаться честно, я растерялся. Ты невероятно прекрасна и говорить об этом можно бесконечно. Не уместить всех слов в пару минут до закрытия магазина. Не уместить в мире и небе столько слов. Я бы придумал новые, дал им своё значение, описывающее тебя. Пожалуй, нужно научиться выражаться кратко. Я сказал, что ты сама красивая на планете, не лукавил ведь. Та молодая девушка озорно улыбнулась. Должно быть, каждый мужчина, пришедший за кольцом, говорит о красоте своей возлюбленной. Я сказал, что ты невероятно сильная женщина, способная повернуться к ветру лицом и выстоять до конца стихии. Сказал, что влюблена в своё дело, в раскопки и старинные вещи, добавил, что это одна из причин моей любви. Влюблен в твою влюблённость. Не забыл упомянуть о нашем увлечении звёздами и небом. Пять минут и меня распирало от обилия чувств, пять минут и необходимость в кислородной маске, потому что запас воздуха исчерпан. Мне нравится говорить о тебе. Безумно нравится.   

– Ты потратился.   
– Заткнись, а.   
– Поотратился. Она будет счастлива.   
– А ведь на свадьбу тоже нужны деньги.
– Не спеши, вдруг откажет.   
– Не сможет.   
– Конечно, сколько можно получить, продав это кольцо. Теперь ты выгодный жених. 
– Просто заткнись.

И смех разливается по тихой улице, фонари освещают мощеные дороги ярко-ярко, и хотелось всему миру рассказать о счастье, проснувшимся в сердце. Всему миру, только не тебе. Это ведь, сюрприз, надеюсь приятный. Хочется домой. Хочется туда, где каждый вечер будешь ждать ты. Наш дом. Сегодня это мечты, а завтра ты поможешь воплотить в реальность? 

15.06 Мюнхен — 06:17  / Пусан — 13:17   

– Как шумно. Ты в университете? Гё, я не смогу звонить некоторое время, у нас будет много практики, мы будем много летать и учиться в воздухе, отрабатывая реакцию в различных ситуациях. Как только появится возможность, я позвоню. Не убирай телефон далеко. Даже ночью. Я уже хочу увидеть тебя, и давно скучаю. Хорошо заботься о себе, не забывай обедать, хотя бы иногда заказывай горячий суп, потому что это полезно. И не важно, что сейчас лето. Не пей много, даже если Тэхи заставляет. И не забывай свою шляпку, солнце очень активное. Я люблю тебя.   

– Романтик чёртов, на меня кидается меланхолия.   
– Подслушивать плохо.   
– Я только последнее слышал. Л ю б л ю т е б я. Как ты сделаешь ей предложение?   
– У меня будет план. 
– Просто положи кольцо в десерт.   
– Ты прости, но отмывать потом . . .   
– Моё дело предложить.

В маленьком альбоме бесцветным карандашом зарисовки, строки стихов и каике-то душевные цитаты. Он отвлекает себя от липкой, тягучей тоски, представляя, как сделает самое важное предложение в своей жизни. Самый важный шаг в будущее, которое желает разделить лишь с ней. А друг смеётся, врывается как непрошеный гость, дорисовывая что-то из своей головы. Пятнадцать дней прошло, осталось столько же. Как невыносимо без тебя. 

22.06 Мюнхен — 18:02  / Пусан — 00:02   

– Ты чуть не сбил его, дурак! А если бы разбился . . .   
– Видали как американцы летают?   
– Хочешь сказать, мы хуже? Скажи! Давай-давай. Завтра я тебе покажу. 
– Умолкните все!   
–Нашему Ромео надо позвонить, я совсем забыл. Кто хочет пива?

Закрывает двери гостиной, садится на тот же диван, смотрит опечалено на время. Полночь. Жмёт на зелёную кнопку вызова. Обещала ответить даже ночью. Тянутся гудки, растворяются в тишине, захватившей просторную комнату. Второй, третий раз и надежда услышать любимый голос сгорает, тлеет постепенно, утопая в расплавленном воске. Собирается мыслями и силами, жмёт на кнопку решив, что последний раз. О чудо! Пропускает сквозь себя янтарно-фиолетовые лучи заката, расплывшегося в окне за спиной. Она сонная немного, волосы взлохмачены, наверное, после душа. Однако прекрасная, согревающая душу, успокаивает встревоженное и тоскующее сердце. Губы рвутся в улыбке счастливой, а слова разлетаются по углам, оставляя пустоту в голове. Неделю тебя не видеть — похлеще любой пытки. Только собирается что-то сказать, как с грохотом открываются двери и влетает огромный ком смеха и шума, разбивающийся на друзей, которые успели выпить по стакану. Собираются у него за спиной, прижимаются друг к другу, чтобы влезть в обзор маленькой, телефонной камеры

– Привет, Гё! Мы почувствовали, что обязаны с тобой поговорить сегодня. Ты не сомневайся, в отличие от нас всех Джун ооочень приличный. 
– Гё . . .   
– Молчи! Гё, вся наша безумная команда безумно любит тебя, но этот чудак особенно, никто не способен . . . куда это ты? Вернись! – хватает за воротник формы, которую снять не успел, тянет обратно на диван, заставляя сесть и держать телефон ровно.  – Никто не способен любить тебя так, как он, поверь мне, просто поверь. Не смущайся, здесь все свои. Я обещаю, остальные не узнают. Расскажи нам, как поживаешь? Пусан сильно изменился за эти двадцать два дня?

Гё, я был готов провалиться сквозь землю, я был готов разогнать их всех своим пистолетом, стреляя в потолок. Только в определенный момент почувствовал сильную усталость и начал радоваться тому, что вижу тебя. Просто вижу. Просто радуюсь. Просто люблю. Ты прости, мои друзья действительно немного сумасшедшие, но родные, искренне радующиеся за меня. Когда-нибудь я расскажу тебе, что они поддержали меня в том серьёзном решении, которое серьёзным никому не казалось тогда.

Месяц позади, они не верят, они пляшут по всему двухэтажному дому, прыгают до потолка и раскидывают вещи вместо того, чтобы складывать в чемоданы.   
– Домой! Мы возвращаемся домой!   
– Где моя щётка?   
– Я потерял зарядное, что же делать?   
– В холодильнике выпивка осталась! Давайте отметим.   
– Оденься сначала, потом отметишь. Будет плохо парни, если командующий учует запах алкоголя.
– Тогда я заберу с собой, зачем добру пропадать?   
– Джун, расслабься, будто ты первый раз с ними живёшь.   
– Я спокоен, честное слово спокоен. Почему ты до сих пор не переоделся? Наш вылет ровно в час.   
– Еесть капитан.

Суматоха оседает, одетые в форму солдаты скидывают собранные вещи, рюкзаки и чемоданы в широкой прихожей. А он зовёт их несерьёзными мальчишками, которым нет шестнадцати, потому что эта поездка напоминала скорее отдых, чем повышение классификации. Совершенно никакой дисциплины. Будто в этом доме целый месяц собирался девичник, а не солдаты из специального подразделения. Грозный вид, чёрные тучи по лицу, брови, сдвинутые в одну точку. Построились смирно, ожидая приказа покинуть помещение. Погружаются в тишину.   

– Где кольцо? Его нет . . .  Чихун, где кольцо?   
– Джун, ты меня спрашиваешь? Ты потерял кольцо?! 
– Какое кольцо, капитан? 
– Чёрт!
– Как ты мог потерять кольцо? 
Минус полчаса на поиски. Искали все. Проверяя каждую комнату, каждый угол, под кроватью и диваном, во всех шкафах и отделах комодов. В ванной, под ванной и в стаканчике для зубных щёток. Под коврами и в цветочных горшках. Потеряв всякую надежду, опускается возле большого, забитого вещами рюкзака. Окидывает мимолётно, отводит взгляд и резко возвращает, цепляясь за высунувшуюся чёрную коробку. 
– Хун . . . что это? 
– Разве не мои часы?   
– Я убью тебя . . . нет, серьёзно, я убью тебя!   
– Джун-Джун-Джун! Спокойно, мне показалось что там часы, понимаешь, мне подарили в такой же коробке . . . Джун! Зачем так нервничать! 
По улице последний раз пронеслись голоса шумных, беспокойных гостей. Чихун бежал вперёд, растягивая расстояние на несколько метров. Кто-то отдёргивает шторы и выглядывает в окно, кто-то оборачивается и невзначай окатывает струей холодной воды из шланга. Оба мокрые, серьёзно-надутые точно дети, сидят в самом конце фургончика с тонированными окнами. Младшие цокают языками, закатывают глаза и вторят неустанно — ещё взрослыми себя называют. 
– Ты забрал моё кольцо.   
– Не твоё, это Хегё кольцо.   
– Ты забрал кольцо Гё. Лучше не стало!

Честно, иногда я не понимаю каким образом все мы нашли друг друга на службе в армии. Мы больше похожи на цирковую труппу или компанию негодяев, и лучше бы никто не узнал об этом. А пока, возвращаемся домой до конца не веря, что будем жить по нашему времени. По пусанскому. Не веря, что будем говорить с родными и любимыми вживую, а не по скайпу. Всё это так близко и реально, так далеко и запредельно, в одночасье.   

– Ты сказал ей что возвращаешься сегодня? – плавно, сквозь сон, объявший, как только очутились в салоне такси. 
– Нет . . . – удобно разместив голову на плече друга, не желая отгонять приятную дрёму, мостится.   
– Нет?! Давай устроим триумфальное возвращение!   
– Угомонись, я спать хочу. 
– Когда предложение сделаешь?   
– Послезавтра.   
– Настоящий мужик, всё распланировал.

Слои пыли на полках, полы чистые, какие-то вещи, аккуратно сложенные на краю кровати. Зажигается жёлтый свет в прихожей, окутывает запах родного дома, и желание непреодолимое, завалиться спать на мягкую подушку с ароматом кондиционера для постельного.  По каким-то причинам Чихун не идёт домой, засыпает рядом и просыпаются оба к полудню. Лёгкая головная боль, пелена перед глазами, немного мутно и очень тепло. Пьёт кофе не покидая постели, высматривает погоду в окне возле кровати. Безветренно, тихо, температура воздуха предположительно высокая.   
– Зачем, Хун?   
– Просто, просто так, давай же. Последний раз сделай что-нибудь безумное. 
– Я не хочу получать подушкой по голове, не успев даже предложения сделать.
– Так ты у нас в послушные мужья записываешься?   
Смотрит недовольно, выхватывает телефон и выпрямляет спину гордо.   
– Я принимаю твой вызов, хорошо. Выбирай голос. Это точно твой новый номер?
Набирает номер Хегё, пока друг подыскивает в приложении голос, тонкий и весьма неприятный. Раздаётся гудок на всю квартиру, тот едва сдерживает смех, а Джун серьёзен как никогда. 
– Жилец семьдесят первой квартиры? Мы оповещаем всех жителей вашего дома об отключении воды через час. Ремонтные работы закончатся к завтрашнему утру. 
Сбрасывает вызов первым, падает лицом в подушку, пускаясь в истерику и громкий смех. Потому что они оба, вполне себе взрослые, способны устраивать розыгрыши по телефону и не только.
– Чон Чихун, тридцать один годик. Она же теперь . . . ты дурак не иначе. Мы оба.

Тёмно-синие краски затягивают фиолетово-оранжевое небо, смеркается неспешно, зажигаются пёстрые, городские огни. Полное, янтарное солнце едва касается верхушек домов, прячется за небоскрёбами, кидая тёплые лучи на 'ледяные', голубые окна. Романтично стоять под окнами её квартиры, романтично стоять с бутылкой шампанского, только не с другом, который упорно продолжает участвовать в его личной жизни. 
– Обещай, что уйдёшь с глаз моих. 
– Обещаю . . . а теперь . . . раз, два, три . . . Сон Хе Гё! Сон Хе Гё! Соон Хе Гё! 
Пляшет перед окнами её квартиры, размахивает руками и никакого рупора не нужно, потому что голос Чихуна прогремел на всю округу, определённо достигнув самого верхнего этажа. Не смущаясь, открытые всему миру нараспашку, пьяные счастьем и возвращением домой. Пока зовёт Гё как когда-то звали друзей, в детстве, чтобы погулять, Джун крутит бутылку в руках. Машинально реагирует на громкое встряхни и вздрагивает от следующей неожиданности. Огромный всплеск искрящегося фонтана, светлые, побелевшие брызги янтаря в лучах уходящего солнца. Искрится, шипит, пенится, изгибается струя. Вытягивает руки, не замечая её, делит фонтан шампанского на двоих. Открывает глаза, потому что щурился, застывает от удивления или неудобства момента, или от тоски, копившейся в груди. Видит её ж и в у ю, перед собой и даже в полный рост. Осязаемую и реальную, которую можно обнять, не теряя ни одной секунды. Чихун успокаивается как море после шторма, выхватывает бутылку, издаёт последний, восторженный звук. Джун делает широкий шаг, ещё один, застывает на мгновенье и обнимает, наконец-то, обнимает. 
– А воды нет, а шампанское сладкое и липкое, неужели я его покупал? Развлекайтесь! Я оставлю его тут . . на лавочке . . и пойду, пожалуй. 
Уже не слышит посторонних голосов, отделяется от постоянного, городского гула. Опускает веки, обхватывая крепче, прижимая сильнее. Этих объятий не хватало как воздуха. Этих рук, нежных и тёплых, просто катастрофически не хватало. И эти глаза, одни на весь мир такие, особенные, любимые. В первый миг после разлуки хочется просто любить. Просто обнимать.
– Я скучал, безумно скучал. Гё, ничего не говори. Давай помолчим, вот так, совсем немного. А ещё, пообещай мне что придёшь завтра утром ко мне. Не спрашивай зачем, просто приди.

0

3

Так хочется летать
Но вместе с тобой.

Море особенно тихое, мягкое какое-то, темно-голубое, позолоченное закатными лучами. Такое бесконечно родное – ты выросла около этого моря. И чайки кричат в отдалении, где-то проплывет корабль, в босоножки забьется коричневый песок, в итоге скинешь, останешься босиком сидеть на клетчатом пледе. Тэ нальет еще темно-красного вина, бокалы стукнутся друг об друга с мелодичным «дзынь», а им ответит море внезапно накатившей волной пенистой, с грохотом откатываясь обратно. Вечерами тепло, но не до невозможности, как днем. Июнь выдался на редкость жарким, пусть основные теплые деньки еще только впереди – все спасались как могли. Покупали вентиляторы, гоняющие горячий воздух, накладывали в бутылки лед, а потом прикладывали к шее, а еще покупали бесконечный холодный кофе в стаканах высоких, который потягиваешь из трубочки медленно. Невозможно находиться на солнце слишком долго, стараешься поспешно спрятаться в ближайшее кафе\магазин или сесть на автобус, в котором кондиционер  работает так, что начинаешь натурально замерзать.
«А у тебя там, тепло?»
Отпуск официальный только в августе, в конце недели всегда хочется отдохнуть и расслабиться, особенно летом, когда работать не хочется по определению. У студентов скоро сессия, а у них с Тэ Хи выходной, вечерние посиделки с бутылкой вина и виноградом зеленым в пакете. Рядом лежит телефон, с подключенными к нему колонками, из которых играет что-то гитарное в перемешку с известными итальянскими песнями.
Волосы и подол длинного сарафана ворошит летний ветерок, почти стихший к вечеру даже у моря.
Где-то над головой, на светло-голубом вечернем небе, играющим оттенками заката, разглядит белый след, оставленный чьим-то \так жаль, что не твоим\ самолетом, а она загипнотизированно смотрит на этот след, а она вспоминает, вспоминает бесконечно и даже от одних воспоминаний становится теплее. Бросишь взгляд на телефон, но экран черный, а последнее сообщение в Whatsapp-е осталось непрочитанным. Тэ усмехнется, покачает головой, отпивая еще вина.
— Не ответил еще?
Качнешь головой.
Конечно же, ты занят. У тебя еще только полдень, а у нас уже шесть вечера и мы отработали свое. Именно поэтому не звоню первой, а терпеливо дожидаюсь пока позвонишь сам, чтобы не отвлекать если что. Нам с тобой не привыкать к разнице в часовых поясах, когда-то она была еще больше, когда ты жил в Америке, а все также сидела на пляже Пусана, который теперь стал нашим. Нашим с тобой.
— Чего я никогда не сделаю, так это не стану встречаться с военным – нет, спасибо. Не хочу вечно смотреть несчастными щенячьими глазками на телефон или ему в спину. Как жена революционера, которая «обещала дождаться, во что бы то ни стало». Ой, ты же еще у нас свободная женщина, а я забыла!
Ге не сильно толкнет невыносимую подругу в плечо, кладя телефон обратно.
— Ты ничего не понимаешь. – с довольной улыбкой.
— Да у вас просто изначально была своя атмосфера. А как стали парочкой, так вообще. Сдаюсь, влюбленных идиотов нормальному человеку не понять! – поднимет руки к верху, будто действительно сдается.
— Напомни мне, почему мы продолжаем общаться? – отправишь в рот виноградину, закатывая глаза, потому что у Тэ на любой аргумент найдется 10 контраргументов. Ге бы так научиться язвить и спорить – жизнь стала бы проще.
— Потому что я та, кто всегда наставит тебя на путь истинный и развлекает тебя пока твой благоверный муженек улетел, но обещал вернуться? – она пожмет обнаженными плечами, на которые наброшен белый пиджак \чтобы не обгорели и не загорели ни в коем случае\.
— Ой, отстань! Он не мой. Муж.
И лукавит, вы оба знаете о том, что лукавит, что принадлежали друг другу изначально, а она лишь скромничает, а по лицу скользнет улыбка лишь только от осознания, того, что на самом деле её.
Мой и только мой.
Твоя и только твоя.
Ты настолько разбаловал меня, что если раньше я могла не видеть тебя больше полугода, то теперь месяц кажется чем-то совершенно невыносимым. Однажды ты сказал, что никуда без меня не уедешь \это было не так уж и давно, если подумать\, но это ведь работа, а значит «надо». Я хорошо знаю это слово. Как и твое «должен», правда чем дальше, тем тяжелее бывает ждать и мириться с тем, что ты где-то не на другом конечно континенте, как раньше, но все же… для меня  - как на другом конце света. Иногда в голову закрадывалась идея взять отпуск без содержания и купить билет до Мюнхена, потому что в один из вечером, сидя дома у дивана и перелистывая альбомы с фотографиями стало ну просто невыносимо тоскливо.
Иногда мне кажется, что дышать без тебя – трудно.
Ты меня совершенно разбаловал.
— Хочешь поспорить? Если выигрываю – помогаешь мне в исследовании той гробницы…
—… которой нет.
— Которая есть. Если я проигрываю – исполняю твое желание.
— Так о чем спор?
— Я ставлю все свои знания по психологии ваших отношений на то, что в начале июля у тебя будет кольцо на безымянном пальце, а я останусь сильной и независимой женщиной с особняком на острове Чеджу и пуделем.
Ге закашливается судорожно, кажется подавившись все тем же изысканным красным полусладким. Тэ Хи иногда стоит предупреждать, прежде чем говорить о чем-то. Таком.
— Пей вино лучше.
— Я не пьяна, чтобы ты знала, меня не так просто напоить как тебя. Но в случае отношений так даже лучше.
— Ты на что-то намекаешь, а я не могу понять на что.
— Ну, ты знаешь там… Раскованность, податливость…
— Так, все хватит! Вечно твои извращения…
—…романтичный настрой.
—  Ничего не слышу! – заткнешь уши руками, а подруга давит еле сдерживаемый смех, продолжая сыпать описаниями плюсов легкого опьянения. Ге и сама, кажется, хохочет.
А след белоснежный в небе темнеющем растворится окончательно.
Я буду смеяться, радоваться, я буду жить.
Вечерами я буду наблюдать за звездами и ждать твоего звонка, пусть даже ночью. Мне ведь просто жизненно необходимо услышать твой голос, который может рассказывать просто о чем угодно – не важно о чем, я выслушаю все, только бы не класть трубку и все равно, что потом вставать к первой паре \в такие моменты напоминаю себе студентку, которая еще не выспалась\.
Я буду ждать и  зачеркивать дни в отрывном настенном календаре.
Осталось где-то чуть больше половины месяца. П р и м е р н о.
Ждать, поверь мне, нелегкая работа.

— У них не было грейпфрутового сока, а я так хотела его выпить в такую жару, пришлось покупать арбузный… - жалуешься ты, останавливаясь посередине улицы, обмахиваясь очередной рекламной листовкой, которые берешь, потому что всегда жалеешь школьников, которые таким образом подрабатывают. И Джун исчезает из кадра, только на секунду, а ты успеваешь поправить волосы и отойти куда-нибудь в тенек, присаживаясь за столик в каком-то кафе, кивая и одними губами сообщая: «Мне только кофе». — Что говоришь?...
Вы знакомы так долго, что трудно вспомнить вообще жизнь до_встречи_с_тобой. И слишком легко уже понимать, когда один чего-то недоговаривает или юлит. И обычно секретов ненадолго хватает. Нашим самым большим и долгим секретом были наши собственные чувства. Пожалуй, не нужны нам секреты.
Ге скроет улыбку, подавит смешок, пытаясь нахмуриться, пытаясь выглядеть недовольной, но поводов для этого слишком недостаточно, так что в итоге проигрывает самой себе эту битву.
— Он один много выпил? – лукаво глаза сощуривая, качая головой. — Что-то я тебе не верю. – надувая губы, кивая официантке тихо произнося: «спасибо», потому что всегда нужно благодарить, как учил отец. — И не говори. В Мюнхене такой прекрасный археологический музей. У них есть редчайшая коллекция монет начиная с древнейших времен! Я не помню рассказывала или нет, но однажды мы были в группе с археологами из этого музея на совместной экспедиции. Мы набирались опыта и прочее… У них есть свои археологическая и реставрационная группы — он сам проводит раскопки и последующую реставрацию… - подпираешь щеку ладонью, а потом улыбаешься снова, мягче, чуть грустнее.
И я скучаю, а ведь прошло не так много времени – всего ничего, а я скучаю, скучаю, скучаю. Я могу рассказать об этом на языках всех, которые знаю. I miss you so much. Чувствую себя той девочкой, которой каждый раз приходилось уезжать в конце августа домой. Помню как прощалась в первый раз, помню как прощалась в последний. Ты не видел, ты не знаешь, но что в первый раз в 12 лет, что в последний раз – в 18 я всегда плакала. Хорошо, что теперь в прощаниях нет необходимости. Мы не прощаемся. — Не скучай слишком сильно. Мы сильный, мы стойко это переживем. Не так жарко, как могло бы быть, но из-за влажности иногда как в сауне… Конечно иди, у вас же еще раннее утро, а я могу разговаривать бесконечно и… Я тоже люблю тебя.
Я тоже скучаю по тебе.

Заберешься с ноутбуком на диван, поставив рядом с собой стакан с апельсиновым соком. Окно настежь распахнуто, а кондиционер работает на температуру в 25 градусов. Волосы только что помыла пахнут фруктами. Белая футболка старая с какими-то героями комиксов, которыми когда-то зачитывалась, задралась безбожно \и остается надеяться, что в камеру незаметно\. Звякнет блюдце рядом – кролик доел свою порцию овощей. Он такой милый, пушистый комочек счастья. Не твой, правда.
А тебе в камеру светит солнце, ослепительное, яркое, такое только в горах бывает, высится на синем-синем небе. Красиво – так и хочется руку протянуть. Так и хочется к нему руку протянуть, но экран мешает, а за экраном тысячи миль. Нам не привыкать.
— Идет! Я тебя обыграю в этом. Знаешь сколько мы набегались по горам в Перу? Что мне будет, если я выиграю? – подбирается, закидывая в рот пару крекеров, предварительно намазанных арахисовой пастой. Знаю, есть на ночь вредно, но иногда я не могу отказать себе в маленьких радостях. —  Ну, так приезжай и возьми мою руку, ногу – все, что понравится.
http://funkyimg.com/i/2xBZA.gifИ душу тоже забирай. А нет, ты ведь давно это сделал. — Рассказать? Мм… мне тут отдали кролика. Студентка уехала на практику, а присмотреть некому. Посмотри, какая прелесть, я кажется влюбилась! – кролик как раз оказался у нее на коленях, расправившись с яблоком, а она подхватывает пушистое теплое тельце на руки. Поводит носом так забавно.  — Я купила очень вкусные банановые чипсы вчера в Seven-Eleven! Папа умудрился сломать руку, когда толкал лодку. Не знает куда спасаться от маминого ворчания. Кстати, передавала тебе привет. «Папа тоже передавал, просто про себя». —  Я могу рассказать тебе о том, как мы нашли в Перу настоящую мумию. И ты не представляешь как там красиво. Все началось в джунглях, а джунгли там непроходимые, но сколько там птиц…
Ты рассказываешь, рассказываешь вдохновенно, не смотришь на время и совершенно не чувствуешь себя усталой, совершенно нет. А потом долго сопротивляешься, заявляя, что спать «еще рано» и «ты просто хочешь поскорее от меня отвязаться, у вас там веселее, чем у нас здесь!». Но в итоге экран отключается, ты можешь только разочарованно протянуть: «Вот же», протянуть и улыбнуться, откидываясь на спинку дивана, поглаживая рассеянно своего временного поселенца по мягкой плюшевой шерстке и разглядывая скучный белый потолок своей студии.
Джун, ты пойми я же все равно не ложусь спать после всех наших разговоров, знал бы ты, как вообще трудно уснуть. И луна светит из открытого окна, роняет на лицо свет серебристый, все равно душно. Я не могу постоянно твердить тебе, что скучаю, потому что тогда переживать будешь ты, а я всегда буду хотеть, чтобы твой самолет совершал посадку без каких-либо трудностей.
Спать так трудно. Зная, что ты далеко. И не здесь. 
Нам ведь попросту нужен тот, к кому мы сможем прийти в первую очередь. Чтобы было кого ждать, с кем делить ужин, у кого тайком воровать одеяло, кому писать банальное, но важное: “я дома”. Можно сколько угодно долго притворяться сильным, но кем бы мы были, не ощущая простого человеческого тепла? Кем бы ты был, не зная заботы, когда кто-то волнуется, тепло ли ты одет и во сколько вернёшься домой? Смог бы ты спокойно спать, зная, что самый важный человек сейчас не с тобой? Тебе тоже, как и всем, нужен тот, с кем действительно чувствуешь себя собой, не боясь казаться странным, сумасшедшим или глупым, — тебя ведь любят именно такого — настоящего. Для меня самый лучший момент — это выбегать из комнаты на звук открывающейся двери и прыгать в раскрытые объятия с самой искренней улыбкой на лице. Момент, когда вы оба настолько рады друг друга видеть, что ноги подкашиваются и руки не перестают обнимать.

У тебя когда-нибудь было такое?
У меня всё это происходит каждый день.

— Прошло две недели всего-навсего, Тори, а я хочу купить билет на самолет, серьезно. Думаешь, я безнадежна? – поцелуешь кролика в мокрый нос, осторожно вернешь в клетку на ночь, захлопывая крышку ноутбука.

Хе Ге ставит миску рядом с собой, очищая фасоль пророщенную. Мать занимается анчоусами, а отец не знает куда себя девать – врачи посадили на больничный, а он не может найти себе занятия, слоняясь по дому словно раненый зверь – никак не меньше. Мама ворчит, отсылает в магазин, на худой конец сыграть в бадук с друзьями, «только прекрати маячить перед моими глазами – сил моих больше нет!». В итоге отец кое-как увлекся просмотром бейсбола по телевизору, а Ге продолжила свое монотонное занятие по очистке. До этого они промывали салат, мама мучилась с фаршированными морскими ушками, Ге умудрилась порезать в итоге палец так и была отправлена «на фасоль», потому что «так хотя бы не отрежешь себе пальцы».
— Дочка госпожи Хван вышла замуж. У нее прелестный молодой человек!
— Суа? – спросишь чисто из такта, а не из интереса, потому что отлично знаешь, какие разговоры последуют за этим.
Мама всегда переживала о ее личной жизни, наверное, как и любая мать. Отец был спокойнее, утешал, когда расставалась в очередной раз своим обычным: «Не достоин такой человек моей дочери», да и вообще как будто знал на все наперед.
— Да, Суа. А ведь она, в отличие от тебя еще даже не работает, но ее молодой человек главный менеджер в нашем торговом центре.
— Мам, мне еще всего двадцать семь. Никакой паники.
— И я тоже считаю, что ей некуда торопиться, пусть поживет для себя! – послышится отцовское добродушное, а Хе Ге с благодарностью глянет в сторону дивана.
— Будь твоя воля ты бы ее вообще от себя не отпускал. – ворчит.
— Как и любой отец.
Мама махнет рукой, вытрет руки мозолистые о полотенце, лежащее рядом, посмотрит внимательно-внимательно. Мамы иногда умеют читать ваши мысли, наверное потому что они мамы.
— Когда Джун возвращается?
И лучше не отвечать ничего конкретного, а то потом поползут другие вопросы, отвечать на которые иногда совсем не хочется, пусть и знает, что мама изначально от Джуна без ума. А папа… а папы они все одинаковые и им трудно угодить, особенно когда они начинают понимать, что «дело пахнет керосином».
— А ты еще спрашиваешь, почему я редко появляюсь дома…
— Сядь уже нормально – это же вредно, так сидеть. – кивнет на ее подогнутую под себя ногу.
Мама иногда говорит, что «если бы меньше скакала по миру – цены бы не было как жене», а отец возмущался неизменно по типу: «а что с моей дочерью не так? Пусть кто-нибудь попробует найти лучше». Невозможно не любить своих родителей, пусть иногда с ними ужасно тяжело сладить. Отец бывает упрямым до ужаса, мама через чур прямолинейной. Но без них представить свою жизнь – трудно.
А потом поужинаете вместе \мама все же прекрасно готовит – ей нет равных в этом, папа говорит, что я пошла в дядю\, посмотришь с отцом за компанию бейсбол, сыграешь в бадук, обещая «не поддаваться», как всегда уедешь домой с полными руками сумок – мама не умеет отпускать по-другому, справедливо считая, что без нее Ге умрет с голоду со своими навыками в кулинарии.
«Тебе бы записаться на курсы что ли, заморишь ведь голодом своего мужа» - будто бы мимоходом, будто бы ни на что не намекая.
«Просто мой муж будет уметь готовить».   
Джун, не забудь позвонить своим родителям как-нибудь. Всем родителям иногда свойственно скучать по детям, которые далеко. Иногда я чувствую себя виноватой из-за того, что держу тебя в Корее, пусть понятное дело не смогу отпустить. У тебя замечательные родители. Я вообще не верю, что родители бывают плохими.

Обычно ты уходишь из аудитории одной из последних, а теперь как только прозвенел звонок выбегаешь за дверь, забывая даже о том, что нужно прощаться со студентами. Уже в коридоре Ге натыкается на Тэ, которая пришла набрать себе практикантов, чтобы поработали летом в музее. Вокруг шумит толпа, которую не успокоишь, потому что у толпы законный обеденный перерыв, а тебе срочно нужно ответить на звонок – телефон  разрывается уже около минуту, а все что тебе остается это умолять мысленно: «Не клади трубку!». Глазами говоришь Тэ подождать, а она делает такое лицо будто: «Ой, все понятно. О п я т ь», остается стоять рядом, наклонив голову набок \а лучше бы не подслушивала\.
— Прости, только что пара закончилась. Тут обед теперь поэтому так шумно, я попробую отойти куда-нибудь, где потише…
— Желание уединения… - прошепчет рядом Тэ Хи, достаточно громко, чтобы услышала Ге, но достаточно тихо, чтобы больше никто не слышал. Ге зыркнет недовольно, пытаясь не отвлекаться на окружающий шум, студентов и собственно подругу.
—… не сможешь? Да, конечно, все нормально, буду ждать, когда ты освободишься… - бодро, пытаясь скрыть разочарование.
— «Прошла любовь – как первый снег…», а на место ее пришла работа… «Кто же для тебя важнее всего – скажи мне?» - Тэ протянет строчки из известной песни, про работу добавит от себя, а потом вставит еще одну строчку. Невыносима.
Не стану тебе говорить, что именно сегодня шляпка \слишком люблю головные уборы\ осталась дома, но я освобожусь только к вечеру, когда солнце уже не так пугает. Послышится сзади возмущенное: «Йа!», а значит нужно быстро сказать: «И я люблю тебя», а потом повернуться к Тэ Хи.
— Так, стоп, что? Кто тебя заставляет? Он повесил трубку? Перезвони ему! – неожиданно возмущается, тянется к телефону, но Хе Ге быстрее реагирует и  прячет телефон в задний карман, поднимая руки вверх. — С каких пор он считает, что я тебя спаиваю? Как безрассудно с его стороны.
— А ты ранимая оказывается.
— Я люблю правду просто.
— Так он вроде бы не врет никогда.
— Я не благословляю этот брак.
— Мы еще не женились, но если бы женились, прости – не сработало бы.
— Нам не о чем разговаривать.
[Harrison Craig – You Raise Me Up]

Хе Ге рассматривает акул в океанариуме, который совсем недалеко от пляжа находится, практически впритык. Еще один выходной, еще один день без тебя. В первые дни, когда общение даже по видеосвязи прекратилось было слишком необычно, ловила себя на мысли, что постоянно смотрит на телефон, потом качала головой и шла делать себе какао \вполне сносный кстати\. Вечером хорошо гулять здесь, на Хэундэ, пусть по вечерам здесь и всегда много людей, в основном студентов \я увидела пару знакомых лиц даже\. И пусть предпочитаешь больше тихие дикие пляжи, а не самый большой в этот вечер захотелось побыть в окружении людей, а не в одиночестве. Тут красиво, а недалеко от тебя ночное море бушует, в уши залетает бесподобный звук прибоя.
Мы должны научиться ощущать каждую минуту своей жизни и радоваться ей. Сколько хорошего проходит мимо тех людей, которые не замечают настоящего вокруг них. Свечение облаков, шелест листьев, пение птиц, улыбки незнакомых тебе детей в общественных местах, лица прохожих. Во всех повседневных мелочах нужно находить высшее наслаждение. Каждый, посмотрев на лазурное небо, теплое и яркое солнце, на миллиарды искрящихся под ослепительными лучами светила капелек воды, притаившихся на листьях растений; уловив тонкий аромат россыпи цветов, поймет, что жизнь дается только раз, и нужно прожить ее ярко, наслаждаясь каждым ее мгновением. В ней происходит великое множество событий, которые мы запоминаем на долгие года, которые меняют нас. Поэтому нужно почаще отвлекаться от повседневности, открывать глаза и любоваться миром, наслаждаясь каждым мигом.
Нужно. Отвлекаться.
Остановишься, присядешь, подставляя лицо наконец-то прохладному ветерку и прислушаешься к игре уличных музыкантов, которых  в это время набережную попросту наводняют. В какой-то момент ловишь себя на мысли, что кажется знаешь эту песню.
Включит запись видео на камере \не знаю для кого, просто безумно захотелось записать эту песню\.
Я помню как именно эта песня играла в Центральном парке под Рождество из динамиков \тут под гитару, но не менее проникновенно\.   
Ты даешь мне силы подняться,
Ты воскрешаешь меня, и я могу пройти по морю в шторм,
Я силен, когда ты поддерживаешь меня,
Ты даешь мне силы подняться, подняться выше себя.

Это так забавно, знаешь, что любая, даже малейшая деталь моей жизни связана с тобой. Так недолго дойти до меланхолии и даже загрустить, честное слово – возвращайся быстрее.

Сохранить.
Отправить.
Надеюсь, что дойдет.
У исполнителя очень красивый тембр, пусть я не очень хорошо разбираюсь в музыкальных тонкостях.
Прошла целая неделя, я думаю что начинаю скучать по твоему голосу уже совершенно точно, а еще постоянно держу телефон где-то рядом. Я поздно вернусь домой сегодня. Стоит ли быть более осмотрительной? Возвращайся и скажи мне об этом.

Ге даже забыла убрать с постели полотенце, уснула прямо на нем. Волосы так и пахнут фруктами, ноги гудят от долгих прогулок по ночному Пусану, телефон лежит рядом на подушке и не подает никаких признаков жизни, впрочем, как и Ге, которая отключилась сразу же, как только добрела до кровати и опустила голову на подушку. Ей снился какой-то очень хороший сон, в котором играли скрипки и играла все та же прекрасная песня, под которую хочется медленно раскачиваться, танцевать медленно-медленно, сладко-сладко, положив голову на чье-то плечо. Она даже улыбалась во сне, кажется.
Мелодия звонка врывается в этот волшебный сон неожиданно, но Ге просыпается далеко не сразу и не с первой попытки. В комнате темно, глаза открываться не хотят. Включишь светильник рядом с кроватью, присев на кровати на короткий момент подумав, что звонок телефона тебе и вовсе приснился. Но тут он прозвенит снова, а ты поспешно потянешься к нему, протирая другой заспанные глаза.
— А я то думала… - зевок. — ты шутил, когда говорил, что будешь звонить ночью. Подразнить меня хочешь, да? – все еще на границах между сном и реальностью.
Вообще, в их бытность лучшими друзьями он видел ее в таком виде, да и не только в таком. Хе Ге помнит, как спокойно пропускала в квартиру, а сама была одета в просторные клетчатые домашние штаны и до крайности забавную толстовку с птенцом Твити. На голове в такие моменты царил полнейший хаос, но… чего нам стесняться. — Хорошо, что наконец то позвонил, я соскучилась, кажется. Сам позвонил и сам молчишь, расскажи мне что-нибудь давай…
Шум где-то на стороне Джуна заставляет вздрогнуть и проснуться хотя бы немного.
Джун, мои друзья тоже забавные временами \и невыносимые, если говорить о Тэ\. А еще за мной тянутся целые толпы студентов, которые куда более невыносимее бывают. Мне нравится общаться с твоими друзьями, поверь мне. И так всегда забавно, когда они звали меня невесткой, хотя я таковой не являлась и всегда поправляла: «Я просто его друг».
Но, боже, Джун, не в таком же виде общаться с ними. С тобой – можно. С ними – нет. Вот же.
Прошепчешь что-то вроде: «Я убью тебя лодочник» и «Подставушник», перекинешь волосы спутанные за спину.
— Привет Хун, ребята. Не подумайте в обычной жизни я выгляжу вполне пристойно, но поверьте мне – все девушки после сна выглядят примерно так как я. – улыбнешься слабо, стараясь не зевать в камеру и давя смешок сдержанный с лица Джуна.
«Никто не способен любить тебя так, как он, поверь мне, просто поверь.»
— Верю. – со смехом, но на самом деле совершенно не шутит и глаза серьезными остаются. — Верю и тоже его люблю, надеюсь он об этом помнит.
Вряд ли когда-нибудь я буду смущаться говорить об этом вслух.
— Я как обычно воюю со студентами, записалась на курсы по керамике, потому что просто обожаю все, что связано с ней и лепкой. А у нас в Пусане достроили торговый центр, обещают, что будет самым большим торговым центром в мире – прикрываешь рот, прежде чем зевнуть. Сдерживаться трудно, когда уже двенадцать ночи. — А еще прорвало трубы, я слышала у кого-то даже воду отключили, благо не в нашем районе…
И на прощание скажешь, что нужно быть осторожными «вам всем» и «хорошо проводите время пока вы за границей».
Я скучаю по тебе, пусть осталось совсем немного.
Спасибо за звонок. Иногда мне достаточно всего лишь твоего лица, чтобы я могла убедиться, что ты в порядке.
Спасибо.

Проводок наушников тянется, вьется змейкой по футболке. Телефон в шортах спрятан. В наушниках играет что-то из старого, Bony M со своим бессмертным «Sunny» вроде бы. Ты пританцовываешь, держа в руке пылесос. Волосы перехвачены черной резинкой, чтобы не мешали убираться. Время года для уборки – ужасное. Одежда быстро прилипает к телу, но не убираться совсем – нельзя. Ко всему прочему кондиционер имел несчастье сломаться, так что душегубка жуткая. А она любит включить что-то в наушники, что-то из 80-х, и своих «танцевальных» итальянцев, чтобы можно было танцевать до невозможности забавно, параллельно занимаясь каким-нибудь домашним делом. Сегодня это уборка. Иногда это готовка рамёна или стирка. Волосы липнут к шее, даже несмотря на то, что вроде убрала их. Ты уже успела вспотеть и немного устать, но осталось совсем немного, а останавливаться на пол пути ты как-то не привыкла. Начала – значит закончишь.
— Sunny, thank you for the love you brought my way… - уже открыто подпеваешь \в квартире все равно одна, так что какая разница по сути\. Подпрыгнешь пару раз, чтобы достать влажной тряпкой до верха холодильника. Смахнешь рукой влажной челку со лба. Музыка сменится сама по себе – кто-то звонит.
— Да, Сон Хе Ге слушает – говорите.
Вот что угодно – но не это.  Еще и таким голосом, что морщишься, глаза прикрывая.
— Стойте… что? Но никаких объявлений не было ведь! – но противный голос в ушах исчезает также быстро и неожиданно как появился.
Я бываю очень доверчивой. Тэ Хи бы посмеялась, а я вот на полном серьезе кинулась в ванну, чтобы успеть за час помыться, побросав пылесос и оставив в комнате относительный развал, запинаясь о какую-то книгу и проклиная все на свете. Особенно сломавшийся кондиционер.

look

Окна нараспашку, а воздуха все равно недостаточно даже под вечер. Поведешь плечами. Все, что не было отправлено в стирку – новая, недавно купленная в новом торговом центре и юбка желтая, которую еще студенткой надевала. Воды нет, проверяет последние курсовые, которые ей принесли прямиком перед сессией некоторые не самые ответственные студенты. И снова ногу под себя подогнула. Тэ Хи почти брезгливо отодвигает от себя половую тряпку, бухаясь на диван и повествуя об очередном ужасном свидании, которое навязывают родители. Ге буркнет, что «тебе не угодишь» и «ко мне то ты зачем пришла именно сегодня».
— Ко мне приехали родители, поверь мне иногда нам лучше находиться раздельно друг от друга.
Тэ жалуется на жару, говорит «пора переезжать уже».
— Давай я принесу тебе сока. – прерывая тираду, отрываясь от проверки курсовых.
И пока ты на кухне, включая воду, неожиданно слышишь громкое, но такое довольное:
— Ге!
— Я не метеор, не умею так быстро как твой повар готовить.
— Тут тебя!
— Тут меня что? – выключишь воду, в которой мыла стакан.
— На качелях зовут качаться. Кажется.
— Что? – встряхнешь руками, подойдешь ближе к окну и услышишь. Безумно знакомый голос. Посмотришь в окно и застынешь на месте.
— Только не споткнись, когда понесешься вниз. И голову не разбей. Тебя домой не ждать, да? Плакал девичник.
А она уже почти не слышит последних слов на ходу. Как так получается, что я всегда практически лечу к тебе, пропуская ступеньки за ступенькой, будто крылья настоящие вырастают за спиной. Босоножки на ремешке расстегиваются, застегиваешь уже на ходу, пролетая лестничный пролет, грозясь действительно разбиться, но разве можно разбиться, если он наконец-то приехал Нет-нет, это совершенно точно невозможно, она совершенно точно добежит, останется невредимой просто для того, чтобы наконец-то увидеть. Увидеть не в экране смартфона, а увидеть целиком, в полный рост и совсем рядом. Чтобы можно было протянуть руку и дотянуться.
Дотянуться до тебя.
Сделать шаг и дотянуться.
[린(LYn) – 유리 심장 (Feat. 용준형 of 비스트)]

Ей все равно его не хватало. Несмотря на то, что точно знала где он, точно знала, что днем\вечером\ночью – позвонит, что сможет увидеть его лицо в любом случае, что он возвращается всегда – все равно не хватало, все равно этого недостаточно, этого крайне мало. Обхватываешь крепче, ощущая под пальцами рубашку, чувствуя его запах, прикрывая глаза и расслабляя плечи. И будто не было никакого месяца, не было никакой разлуки, не было никаких трудностей, вообще ничего не было. Нет большего счастья, чем обнимать тебя, поверь мне. Нет ничего важнее того, чтобы быть с тобой. Никогда не было. Никогда не будет.
— Так мне уже можно говорить или нет? Но я приду. Конечно же я приду, я всегда прихожу, не умею тебе отказывать. – а потом замолчишь снова, утыкаясь в плечо и глаза прикрывая и еще раз вдыхая уже полной грудью \теперь можно дышать, теперь наконец то можно дышать\ запах его, перемешанный с шампанским. С липким сладким шампанским. Придется смириться. Ничего страшного, в принципе.
— Я бы предложила пойти ко мне, но там… Тэ Хи … душегубка, не работающий кондиционер, воды нет, а еще курсовые работы и полнейший бедлам. И не хочу я возвращаться домой. Но есть место, куда я хочу пойти. Я всегда хожу туда. – оторвешься наконец. Улыбнешься широко. — На пляж. Там хотя бы есть вода. 
http://funkyimg.com/i/2xC2Y.gif http://funkyimg.com/i/2xC2i.gif

Шампанское быстро выветривается - есть у него такое свойство \а еще в голову ударять\, но половина бутылки еще цела. И погода сумеречная, пахнущая терпкими нотами фруктов, перемешанная с солью, с криками чаек. Отчего-то пахнет малиной, хотя твой шампунь вроде бы тоже фруктовый. Это так приятно держать тебя за руку, увязая иногда в песке. Напоминает 2012-ый немного и истинный побег в другую точку света, практически на самый край \а с тобой можно и за край\. И шампанское, которое на губах застывает чем-то сладким-сладким \и да мне даже бокалы не нужны, да никакой романтики со мной\, заставляя губы облизывать. А еще говорить о всяких глупостях, бесконечно, бесконечно много. Обо всем том, о чем не успевала поговорить поначалу, а потом резко замолкать и просто переплетать пальцы с его и подставлять лицо, которое слегка горит - порывам ветерка. Прохлада приходит только под вечер\ночь. Но как же хорошо, когда не сгораешь, а когда просто тепло. Правда не понятно в чем тут дело - в милости погоды, или в том, что он вернулся.
Так хорошо просто гулять по этому пляжу, просто гулять с тобой. Не одной, как обычно, как раньше. И теперь уже не грустно. Ни капли.
Море это непредсказуемая стихия, море всегда особенное и неповторимое. Оно может быть ласковым и тихим, в ясную погоду с легким ветерком, маленькие волны сверкают под лучами солнца разными цветами. Оно прозрачное, с голубым оттенком, посмотрев в него можно увидеть морское дно с большими камнями и извилистыми водорослями разных цветов, его обитателей: проплывающих рыб, ракушек, медуз, морских звезд.
— Хорошо, так хорошо... Очень хорошо! - крикнешь в пустоту пляжа, на котором в отличие от того же Хэундэ пустынно, не так прибрано. Зато тихо. — Ты даже не предупредил, что прилетаешь. Я бы встретила. Не люблю провожать, но очень люблю встречать. - шмыгнет носом, склонит голову на его плечо, а потом поднимет снова, славливая вечернюю синеву и звуки прибоя морского.
Обнаружишь пару валунов плоских, на которые можно сесть, усаживаешься, вытряхивая случайные песчинки из босоножек на застежках, а ветер теребит край юбки, которая помнила лучшие времена. Даже переодеться не успела.
Есть у человека такое чудное свойство – нежность. это мягкость, теплота. Есть в этом чувстве что-то ангельское, ей богу. И ей нравится это чувство, которое всегда в душе появлялось, возрождалось с какой-то новой силой, как только встречалась взглядом с его.
Подтягиваешь бутылку рукой к себе, делаешь глоток и только одними губами спросишь: "Что?", усмехаясь. Ты любишь его, как может любить женщина и дразнишь его, как может дразнить лучший друг. Сочетая не сочетаемое.  .
Голову на плечо положишь и будешь молчать, молчать так, будто спишь, а на самом деле просто спокойно. Спокойно как-никогда.
— Это был самый долгий месяц в моей жизни, ты знал? Я разучилась ждать.
А рука в руке, разглядываешь линии на ладони з а г и п н о т и з и р о в а н о. И еще невдомек, что пройдет не так уж много времени и придется научиться ждать заново, по-настоящему, когда сердце будет вырываться из груди. Как хорошо, что будущее видеть - не дано.
— Такое хорошее шампанское. Кто выбирал? Твое лето началось продуктивно. Мюнхен, пабы, получение опыта... Это я сидела в университете - никаких поездок. Несправедливо! Но чему я завидую больше всего, так это тому, что каждый день там было множество мужчин в форме. Это же просто рай.
Еще с детства, еще как только первый раз полетела на самолете всегда засматривалась на людей в форме. Есть в этом своя прелесть. Тэ как-то пошутила, что с "таким фетишом ты еще так думала думала с кем встречаться". Усмехаешься и невинно пожимаешь плечами, когда ловишь недовольный взгляд. — А у вас там были высокие блондины с голубыми глазами? Не смотри на меня так - Тэ Хи спрашивала! Меня интересует... - замолчишь, пристально в глаза посмотришь, приближаясь. —... были ли там брюнеты.
А потом рассмеется звонко, поднимаясь на ноги, расправляя юбку, довольная реакцией. Тебе целых 27, тебе всего 27, а кажется, что жизнь только вот-вот начнется, а кажется, что море по колено, а кажется, что крылья за спиной огромные. И можно безумствовать сколько угодно, сколько захочется. Ты ведь рядом, Джун. И никто больше не нужен.   
А вода в июне еще не такая теплая, как в августе, но все равно достаточно приятная, холодит ступни, раствориться бы в этом моменте, раствориться бы навсегда. Поддевает ладонью воду, заплеснет, не слишком-то целясь, а потом отбежит на безопасное расстояние, на всякий случай.   
— Кстати, откуда Чихун узнал, что у меня не было воды? - крикнешь издалека, счастливая-счастливая и кажется больше счастливой быть уже невозможно. — Не нравится мне это выражение лица. Нет, нет, нет даже не думай об этом! Я не хочу мокнуть настолько, а тебе можно! - хохочешь, убегаешь, а потом возвращаешься, в итоге все равно тебя ловят, а ты может быть хочешь быть пойманной, а у тебя может быть шампанское в голове и полная дезориентация.
Прокрутишься на пятках, покачнешься, ухватишься за плечо, улыбнешься, выдыхая.
Не думаю, что пьяна. Шампанское не может так действовать.
Но отстраниться не даешь.   
— Ну поцелуй же меня.
Разве для этого нужно разрешение? Я ведь так скучала. Безумно.
До болезненности.

моя любовь — в тебе.
ты — любовь.

0

4

В песке проваливаются маленькие и большие следы, в песке под последним всполохом солнца, ярко сверкают песчаные крупинки-камушки. Несильный ветер разносит солёно-свежий запах, запах водорослей и морской капусты, запах нагретого за день, моря. Запах дома. Дома. Дом где ты, море и небо. Дом где ждёт твоя рука мою. Разморенный и полностью пьяный этой встречей, смотрит лишь на неё мягко-завороженно. Невзначай касается плечом плеча, носом — волос, вдыхая аромат фруктовый, любимо-сладкий. А в паутинках выбившихся прядей путаются солнечные лучи, обрамляют янтарным светом. Она в объятьях уходящего солнца и он считает, ничего красивее в мире не бывает. Голос родной разливается внутри, согревает, постепенно развеивает светлую грусть и тоску. Постепенно перестаёт скучать, наслаждаясь моментом, наслаждаясь ею в полной мере. О чём бы не заговорила — всё важно, всё интересное, каждое слово. Рождён тебя слушать, бесконечно. Хорошо, до невозможности хорошо держаться за руки, прогуливаться под утопающим в море, солнцем.
Хорошо любить. 
– Я хотел сделать сюрприз, – у тебя сплошные сюрпризы в планах. Садится рядом и не сводит взгляда даже на мгновенье. А эта жёлтая юбка ему нравится безумно, белые бантики на плечах и нежность, теплота в глазах прекрасных, на лице самом красивом. Засматривается, замирает вместе со всем миром, потому что м а л о. Мало сегодняшнего вечера, наверное, вечности будет мало чтобы насмотреться. Серьёзно-проникновенный, мягкий, задумчивый немного. Запоздало реагирует, ухмыляясь, мимолётом смотря на кусок солнца, выглядывающего из-под морского одеяла, где-то на линии горизонта. Спокойно. Он умеет лишь ловить момент, впитывать в себя, умеет лишь наслаждаться и смотреть бесконечно, неотрывно.   
– Мне жаль, что приходится заставлять тебя ждать. Мне жаль, что могу предложить только звонки по скайпу. Но сейчас мы снова вместе, всё хорошо, – я тоже разучился ждать, разучился давно и выживаю с жалкими остатками воздуха, твоего тепла и послевкусия твоих прикосновений. Выживаю чудом.   
– Как думаешь, кто может выбрать такое хорошее шампанское? Ответ очевиден? – а потом смотрит удивленно, с каплей недовольства, но всё так же мягко и нежно. Когда приближается, касается ладонью щеки, всматриваясь в знакомые, любимые и родные черты лица, вблизи. А она смеётся, а твоя реакция немного запоздалая, немного остаёшься в моментах, согревающих сердце и душу каждую секунду с большей силой. Стягивает кроссовки и идёт по её следам, старается улыбаться сдержанно, но губы рвутся в широкой и счастливой улыбке. Ведь знает точно, знает наверняка, определённо, что один-единственный и больше н и к о г о. Вода прохладная в лицо, машинально отворачивается, закрывая глаза. Солёно-сладкий вкус моря и шампанского. Мокрые волосы, намокшая рубашка, и смех, рвущийся на свободу, рассыпающийся повсюду.   
– Тебе лучше не знать! Иди-ка сюда! Я же догоню тебя, ты знаешь прекрасно. Остановись! Остановись, Гё! – сорвётся с места, а следы запутаются узкими дорожками, следы усыпят весь песок. Кидаясь в прошлое, кидаясь в безумное счастье, как дети, не знающие забот и жизни, наслаждающиеся мгновением. Я всегда буду ловить тебя. Всегда-всегда-всегда. Ты будешь только в моих объятьях. Всегда-всегда-всегда. Ладонь на спине гладкой и ровной, взгляд во взгляде, вливая бесконечный поток нежных чувств. Не отстраняясь. Вдыхая пьянящий аромат. Куда ещё пьянеть? Уже бесповоротно п ь я н. Целует и растягивает расстояние на несколько сантиметров, ладонь к щеке, подушечками пальцев по тонкой, светлой коже.   
– А я всё ждал, когда ты это скажешь, – на губах улыбка счастливая, в глазах искры и блики яркие. Опускает веки, целуя так уверенно, чувствуя виноградный, сладко-терпкий вкус шампанского, вкус губ бесконечно любимых. А он просто любит поцелуи. Отстраняется на секунду глотая воздух, запасая лёгкие и вновь затягивает в поцелуй, кружащий голову. Целоваться на пляже до появления звёзд, поддаваться объятьям прохладного ветра, прижимать её к себе сильнее, обнимать крепче — нравится б е з у м н о.  Сквозь счастливую улыбку, сквозь трепетные чувства. А на тёмно-синем небе звёздные паруса, а на пляже влюблённые в тёплых объятьях. Он бы подождал до утра, он бы не разрывал прекрасного момента н и к о г д а. Однако предвкушение чего-то более важного, жизненно важного, вынуждает остановиться. Проведёт её домой, поцелует возле подъезда, пообещает шёпотом, что совсем скоро встретятся снова. Совсем. Скоро.   

– Помнишь того мальчика? Не тормози! Тот самый, эволюционный. Его посадили в нашем аэропорту. 
– Что ты этим сказать хочешь? 
– Джун, ты дурак? Я спросил, можно ли поднять в воздух, они сказали — да. На нём можно полетать. Ты же сам говорил, нужен с большой дальностью. Нет, если хочешь, можешь взять бомбардировщик, меня это никак не трогает. Спокойной ночи! – громко и раздраженно, а потом три коротких гудка и тишина.

Стрелка коснётся двенадцати, луна, полная и огромная, возвысится над многоэтажным домом. Непоседливый Джун попрыгает под окнами, снова и снова набирая её номер. Молниеносно поднимется по лестнице, кинув всю силу в кулак, постучит в дверь. Напишет десяток сообщений это я, открой дверь. Когда послышится скрип, маленькая щель и она сонная, но прекрасная в лунном обрамлении, улыбнётся загадочно. Ворвётся в квартиру, закрывая дверь самостоятельно. 
– Собирайся скорее. Утро переносится на ночь, планы немного изменились, я сам пришёл к тебе, – включает фонарик телефонный, потому что в квартире полумрак и только серебряные полосы лунного света путаются, переплетаются. 
– У тебя будет ещё возможность поспать. У нас . . . у нас всего час. Ничего не спрашивай, просто соберись, допустим, как в путешествие на Чеджу, – палец касается мягких губ, а взгляд чрезвычайно серьёзный.
– Я пока сделаю себе кофе, можно? – быстро перемещается на кухню, включает свет, своевольно открывает дверцы шкафов, выискивая чашку и растворимый кофе. Пять чайных ложек. Кипяток и пена светло-коричневая, запах терпко-кофейный, бодрящий. А можно быть таким, немного безумным? Врываться к девушке в квартиру посреди ночи и заставлять куда-то собираться без каких-либо объяснений. Можно? Успокаивает внутреннего себя мыслью ей точно понравится, опасливо поглядывает на Гё, стараясь не поднимать глаз. Отношения с военным пилотом тянутся нитью и приводят к самым ярко-безумным моментам, к самым удивительным, пожалуй. Она точно знает. Она же не против? 
– И подушку возьми, может пригодиться, – кидает невзначай, помешивая горячую жидкость в которой тонет ложка сахара и его взволнованный взгляд. Выливает холодную воду, выпивает почти залпом, когда она готовая и собранная в прихожей. Берёт её лицо в ладони, пристально глядя в глаза.
– Холодно ночью, возьми свитер или куртку, – последнее указание, а взгляд до сих пор серьёзно-строгий. Проходится по всем комнатам, погружая их в былую, ночную темноту. Проверяет не включена ли плита и утюг, или ещё что-то — на всякий случай. Хватает ключи с полки по-хозяйски слишком, закрывает дверь, потому что у неё в руках подушка. 
В автомобильном салоне теплее и горят несколько тусклых лампочек, освежитель воздуха вишнёвый, и тихая музыка из плэйлиста Чихуна.   
– Поздравляю Гё, ты отправляешься на северный полюс. Слабовато оделась, – оборачивается, окидывает взглядом и больно получает от Джуна.   
– Эй! Я же должен подготовить морально, слишком много потрясений. Уверен, это ночное появление, уже потрясение. Правда, Гё?   
– Умолкни, прошу тебя! Какой-то умник припарковался . . . Хун, ты не мог парковаться в другом месте?   
– Джун, не волнуйся, дыши глубже. Гё, ты не хочешь спать? Что? Ладно, молчу-молчу. Почему вы такие скучные? Идеальная, скучная парочка. Я перепил энергетиков, точно. Чего только не перепьёшь с этим чудаком.

Совершенно внеплановое путешествие начинается с опустевших, уснувших улиц, бледно-оранжевого света фонарей и нескольких такси, ехавших по встречной полосе. Пока ночное движение скапливается в центре, эта часть города, тихая и пустынная, ведёт к окраине, и улыбка друга становится всё более загадочной.   
– Даже подушку взяли, какой ты предусмотрительный.   
– Тебя не бесят собственные комментарии? Меня даже очень.   
– Нет, что ты. Документы и сертификаты в красной папке, заявка была отправлена несколько недель назад, её одобрили и выдали маршрут до международного аэропорта, думаю, проблем с оформление таможни и границы не возникнет.   

– Хорошо отдохните, птички! 
Машет рукой, прыгая и улыбаясь будто ребёнок, а Джун качает головой, обнимает Гё за плечо, сохраняя атмосферу загадочности и таинственности. Аэропорт Кимхэ оживлённый и хорошо освещённый круглые сутки, шумит и гудит, принимая и провожая пассажиров. Женский голос объявляет рейс за рейсом, кто-то спешит сдать багаж, кто-то опаздывает на посадку, а кто-то покупает билет прямо перед вылетом. Он полностью спокойный, показывает документы с подписями и штампами, улыбается счастливо. Маленькая машинка доставляет на огромную стоянку аэропорта, умещающую в себе самые большие воздушные судна, отдыхающие, взлетающие, поставленные на ремонт или ожидающие пробных вылетов. Среди мощной и грузной, гражданской техники, затерялся, спрятался за величавым и гордым 'боингом', совсем маленький 'цетус'. И со всей нежной любовью к воздушным суднам, Джун представил его весьма торжественно, не скрывая собственного восхищения.   
– Ещё не поздно создать воспоминания об этом лете. Конечно, я не в форме, блондинов с голубыми глазами здесь нет, но . . . этот малыш способен на многое. Мы взлетим прямо отсюда, – будто мальчишка, которому подарили самолётик на радиоуправлении, делает быстрый круг, подпрыгивает, наклоняется и заглядывает под корпус длинной всего в девять метров, и высотой — в три. Едва удерживает радостную улыбку, однако сдержать порывы восторга и желания скорее коснуться неба, невозможно, нереально. Кажется, ещё мгновенье и будет хлопать в ладоши, глаза засияют ярче полной луны, а за спиной нарисуются собственные крылья. Достаточно протянуть руку, чтобы коснуться одной мечты, когда другая неспешно течёт к своему исполнению.   
– Я не могу сказать куда мы полетим, это всё ещё секретно. В любом случае, хочу, чтобы ты просто наслаждалась моментом. Все технические и скучные вопросы решены. Забирайся скорее, – дверца поднимается так легко, гладкая поверхность отбрасывает яркие блики и запах до невозможности родной, привычный — топлива и смазочного масла, резины и кожи на бежевых креслах. Держит её ладонь в своей руке, помогая взобраться в кабину, разнящуюся с автомобильным салоном. Охватывает взглядом приборную доску, дыхание перекрывает от предвкушения полёта. Надевает большие наушники, приближая микрофон к губам — запрос разрешения на взлёт. Чуть больше десяти минут и диспетчер позволяет выехать на взлётную полосу, откуда — взлететь. Пятьсот пятьдесят метров по гладкой поверхности, разбег, нарастающая скорость, жужжание лопастей на остром носу — плавно отрывается от бетонной полосы. Когда сердце замирает, когда воздух в лёгких на исходе, когда взлетаешь — излюбленная часть полёта. Лёгкое, маленькое судно будто отвешивает поклон земле, выравнивается в потоке ночного воздуха, держась ровной полосы лунного света. На экране задаёт точный маршрут, уже проложенный и одобренный, позволяющий совершать полёт ночью, в полумраке. Достигает максимальной крейсерской скорости в шестьсот километров, выбирая высоту подъема в шесть тысяч метров. Опускает наушники на шею, смотрит на Гё влюблённо-восторженно, а на губах обозначается всё та же, загадочная улыбка.   
– Мы немного ближе к звёздам, на целых шесть тысяч метров. Есть и более мрачная сторона — четыре часа полёта, поэтому тебе пригодится подушка. Поспи, – яркий свет гаснет, а звёздные узоры за бортом норовят влиться в маленький салон 'цетуса'. Упоение ночным небом — чуть ближе, упоение счастьем, которое словами не описать, разве что новые придумать. Ощущение волшебства и сказки, будто сбываются твои далёкие, потухшие, детские мечты. Всполохнули и загорелись миллионами звёзд, в которых теряется маленький огонёк их крохотного самолётика. Должно быть, уснуть в столь сказочный момент невозможно, но Джун настойчив как никогда, оборачивается каждые пять минут и хмурит брови. Потому что это лишь начало, потому что ещё многое предстоит. Это лишь старт в их собственную страну чудес. И кажется сейчас, ты свободно паришь в небе, прислушиваешься к тихому гулу мотора, сливаешься в одно целое с машиной, легко поддающейся твоим движениям и прихотям. Особые взаимоотношения пилота и летающего судна — удивительное зрелище.   
– Я разбужу тебя в самый нужный момент, обещаю, – шёпотом, касаясь руки, сжимая крепко. А ты будто уже во сне где невозможное делается возможным.   

– Гё, просыпайся, – легонько толкает в плечо [кресла сделаны совсем рядом], повторяет настойчиво просыпайся. Рассвет — ещё одно невероятное чудо полёта. На тысячу метров выше, над пушистыми облаками, залитыми розово-фиолетовым светом, под самым солнцем — светлым, чуть дальше — тёмным. На горизонте стремится ввысь огромное светило, ослепляющие своими белесыми лучами. Словно кистью провели по нежно-голубому небу — жёлто-оранжевые, красно-пурпурные разводы. Облачное покрывало плотно застилает землю и лишь спустившись, уткнувшись носом и разогнав быстро вращающимися лопастями облака, можно взглянуть на предрассветное время снизу. Пролетая восточно-китайское море, достигают филиппинского, когда до посадки остаётся чуть больше часа. Необъятное даже сверху, насыщенно-синее, поглощающее рассветные краски, море. Дух захватывает и хочется опуститься чуть ниже, коснуться спокойной глади, скользнуть на волне. Это утро пахнет определённо счастьем, свободным небом и остатками звездопадов. Это утро одно из самых счастливых, когда она рядом, когда рука в руке и солнце поднимается приветливо, окутывает, указывает путь, обещает будто не позволю заблудиться. Туманная пелена развеется, бездонное море ответит, филиппинские вершины выступят из бледно-синего, облачного обрамления. Радар почует приближение маленького воздушного судна, приближение маленького кусочка счастья. Позовёт к себе, пообещает приютить. Пролетают над Лусоном, а он нарочно опуститься ниже, сокращая до минимума расстояние, чтобы взглянуть на рисовые террасы, озеро Тааль, песчаные пляжи островов и кусочки небольших деревушек. Обогнёт вулкан Майон, гордо рвущийся к небу, побеждающий 'цетуса', потому что острая верхушка застыла на высоте двадцати четырёх тысяч, а они выше десяти подняться не могут. Утро расцветает над островами, заливая золотистым светом, утро распахивает глаза пурпурно-янтарные, изумрудно-жёлтые. Дано разрешение на посадку в международном аэропорту Манилы. Постепенно, метр за метром будет стремиться к земле, сосредоточенный взгляд на взлётно-посадочной полосе. Миг напряжения проскользнёт, когда коснётся земли, мягко и плавно покатится вперёд, и остановится медленно.   
– Дальше без заправки полёта не будет, нам я тоже предлагаю позавтракать и . . . вернуться в полёт. До конечной точки внепланового путешествия — чуть больше часа.

Кофейня встретит звоном колокольчиков, ароматом свежего кофе и выпечки. Закажет четыре стакана кофе в картонную коробку и шесть сэндвичей. Перепутает её со своим, засмеётся невзначай, когда лицо Гё изменится после больше чем обычно, горчицы. Разберёт бутерброд по 'запчастям', дав каждому ингредиенту название из деталей самолёта. Разорвёт один стик сахара мимо, прямо на столик. Ничего не скажет о своей немного [много] безумной затее, делая вид будто так и надо. До конечной точки осталось совсем немного, до важного жизненного поворота . . . н е м н о г о. Оплатит заправку и 'эволюционный цетус' вновь легко запорхает в чистом, безоблачном небе, словно бабочка синяя с оранжевыми узорами.

Пуэрто-Принсеса — то самое место, где он собирался посадить самолёт. Шоколадные холмы точно конфеты в открытой коробке. Позолоченные солнцем верхушки, умещённые совсем рядом, тесно и плотно в густых, пальмовых зарослях, а меж ними раскидываются просторы плантаций и не тронутые поля. Посадка на мягкую почву отнимает всё внимание, требует повышенной сосредоточенности. Посадочная скорость установлена, траектория выравнивается, выдерживание и руль тянет на себя — касается колёсами ярко-изумрудной травы. Неспешно снижает скорость, прощупывает почву, норовя прочувствовать всем своим существом, уловить момент, когда остановиться. Выдыхает облегченно, опускает веки на минуту, растекаясь по креслу.   
– Мы на месте. Ты когда-нибудь была на шоколадных холмах? Почему бы прямо сейчас не побывать . . . здесь? Я читал, что здесь ходят группы туристов, можем прибиться к одной из них, если встретим. Хочешь провести здесь целый день? На ночь вернёмся обратно или найдём какую-нибудь гостиницу? Самое главное, сходить кое-куда до захода солнца.

знаешь, гё, моя спонтанность безумна,
но это лишь от любви к тебе.

0

5

Ге возьмет в руки альбом, проведет рукой по гладкой поверхности, раскроет. Нахмурится недовольно, как только увидит, что некоторые фотографии отклеились безнадежно. Кто-то скажет, что в век цифровых технологий, Интернета и разных навороченных девайсов – альбомы безнадежно устарели, а все фото можно хранить на дисках – так они не выцветут и уж точно не отклеятся. А ей все равно нравится именно вот так, по старинке, на бумаге. Так будто бы чуть роднее, чуть теплее. Приклеивает отстающие уголки фото, улыбается краешками губ. Тэ Хи упирает руки в боки, выдыхает тяжело, когда наконец вешает картину на стену. Переезд – всегда непросто. Подруга успела наворчать, что у них миллион и одна ненужная вещь, долго \пожалуй слишком\ рассматривала бронзовую увесистую фигурку Анубиса, привезенную из Египта еще в далеком 2012. Когда просишь ее помочь, напоминая, что ей с переездом она помогала, Тэ соглашается, но за этим следует многочисленные: «а это зачем», «а ты не хочешь всем этим заняться?», «я одна работаю здесь?». Напоминает те времена, когда были студентами, а Тэ Хи вечно прохлаждалась в тени какого-нибудь дерева, пока остальные честно гребли листву. Иногда Ге задавалась справедливыми вопросами вроде: «Зачем было становиться археологом?», но вопросы отпали сами собой со временем, потому что азарта к находкам у Тэ больше, чем у кого либо. Не зря же именно у нее частная коллекция одна из самых крупных. Хе Ге ворчит, что «охотники за сокровищами уже не в моде», а Тэ пожимает плечами, вытаскивая из очередной коробки книги, чихая, ругаясь, что еще немного и обломает все ногти.
— Нашла время заниматься реставрацией. У нас еще тут коробок на неделю разбора. И надо же было так захламиться…
— Это тебе еще повезло, что детей вытащили на прогулку. А то процесс бы затянулся. И я люблю реставрировать.
Тэ Хи закатит глаза, усаживаясь на диван, временно снесенный на первый этаж, заглядывая через плечо в альбом.
— О, ваш прекрасный 2013-ый… И мое прекрасное выигранное пари.
Хе Ге усмехнется.
— Никогда не понимала, как ты вообще умудрилась запомнить это. И я не думала, что ты серьезно.
— Что меня всегда удивляло во всей этой ситуации, так это то, что ты ни разу не почувствовала ничего подозрительного. Тяжелый случай. С ваших Филиппин вы стали называться «Спонтанная парочка» и я считаю это идеально.
— С Филиппин? Я думала, что ты начала обзывать нас этим еще с Вануату… - приклеивает еще одну полароидную фотографию к белой странице альбома, прикусывает нижнюю губу – ты работаешь с хрупкими зачастую вещами, которые могут разрушиться от одного неосторожного прикосновения.  К аккуратности ей не привыкать.
— Хорошо иметь своего личного пилота, а? О, милая фотка!
— Кто бы гово… И правда.
Нельзя оставлять их одних, когда нужно заниматься делами – Тэ сделает все, чтобы увильнуть, а Ге слишком легко меняет вектор деятельности и слишком легко поддается.
— Сколько не думаю об этом сейчас, тем больше убеждаюсь вы идеальны. Кто бы еще как не ты мог бы без вопросов полететь не знамо куда.
— Предложи мне он тогда полететь на Северный полюс, как пророчил Хун, я бы согласилась. И потом, — Ге наконец заканчивает с «реставрацией» фотоальбома. Того самого. Предсвадебного. — я влюблена в его спонтанность. — Тэ сморщится, закатит глаза, а Ге улыбнется, отложит альбом раскрытый в сторону. — Ведь сделать предложение так куда оригинальнее, чем засунуть кольцо в десерт, а?
— Вот на что ты намекаешь?... Такое чувство, что вы постоянно снимали мелодраму.
— Лучше. Мы снимали жизнь. И она куда более романтична, чем любая мелодрама, которую мне удавалось смотреть. Я люблю нашу жизнь. 
Лучи из больших окон, из которых видно дворик зеленый, коснутся раскрытый страниц. Скользнут по ним, по фотографиям, сквозящим летом, солнцем и морем, что следовало за ними во время всех путешествий с пометкой «вдруг» и «внезапно». Они постоянно куда-то убегали без предупреждения, друзья в конце концов смирились, отец махнул рукой, пусть, если вспомнить в день возвращения задавал слишком много «личных» вопросов и слишком уж необычно часто хмурился. И на фотографиях белый песок, на который тени от пальм падают. На фотографиях холмы зелено-желтые, лагуны с голубой водой, заброшенный монастырь, океан, океан, океан…
На фотографиях — мы. Я заставляла фотографировать себя где ни попадя, а еще постоянно пыталась сфотографировать тебя, как бы не упирался и не хмурился \не понимала никогда почему ты так не любишь фотографироваться сам\. Наша жизнь слишком прекрасна была_есть_будет.
Наша жизнь — это мы.

Loving Caliber — You Set My World On Fire

Тэ Хи лежит на диване, закинув ноги на спинку и в таком положении смотрит какое-то комедийное шоу по небольшому телевизору, вяло закидываясь поп-корном из большой синей миски с кухни.
— Я думала ты спишь. – замечает Ге, скидывая босоножки, плюхаясь рядом на диван и делая звук погромче.
— А у тебя были планы на эту квартиру ночью? – выражение лица подруги меняется почти что на лисье, Ге толкает ее в плечо, а та отпихивается ногой в спину. С Тэ так легко забыть о том, что это вообще-то ее квартира и хозяйка здесь она. Один день с подругой в одном пространстве, которое она заполняет собой полностью – вполне достаточно. — Тебе разве завтра не вставать? – Тэ кивнет на часы, которые медленно, но верно приближаются к десяти вечера.
— Нет, завтра у меня выходной. – с довольным лицом и улыбкой, которую невозможно стереть никакими средствами.
Она счастлива. Счастливый человек всегда не в себе... Он весь — в другом человеке, в том, кого любит.
Быть с людьми, которых любишь — это всё, что нам нужно. Мечтать, говорить с ними, молчать возле них, думать о них, думать о вещах более безразличных, но в их присутствии, — не всё ли равно, что делать, лишь бы быть с ними. Не важно где, потому что там где твои люди – там и твой дом, она поняла это давно. Тэ закатит глаза и фыркнет, еще немного и скажет свое коронное: «Уберите от меня свою романтику пожалуйста!». Ге запустит руку в миску. Соленый.
— Ещё немного и ты засветишься, как лампочка. О, смотри твой любимый комедиант появился! И кстати – вода у тебя была. Ты в курсе?
— Да, в курсе… - Ге усмехнется, вспоминая мимолетно, как в детстве было забавно подшучивать так друг над другом. Кто бы мог подумать, что такие розыгрыши до сих по в моде. В голову закралась идея не оставаться в долгу, тряхнув стариной. — Господи, обожаю его шутки, разве не смешно?
— Мне Ли Мён Су нравится больше… 
Ге не заметит, как начнет клевать носом, когда шутки будут казаться уже однообразными, а лица расплываться в одно бесформенное пятно, она все чаще теряет нить разговора в итоге чуть было не засыпает окончательно – за сегодняшний день она переделала слишком много дел, сердце было переполнено этим искрящимся чувством настолько, что кажется израсходовало эмоциональный заряд на сегодня. Она уже сквозь сон услышит, как Тэ Хи встанет с дивана, выключит телевизор, накинет на плечи легкий летний пиджак.
Ге даже не вспомнит, как оказалась на своей кровати, не вспомнит что спрашивала у Тэ и что та ответила.
«Родители уехали, так что я отчаливаю в свою пещеру. А то вдруг испорчу вам ночь».
И даже практически во сне Ге умудрится махнуть рукой на эти вечные намеки, на это ударение на слове «вам».
Тэ шепнет нечто вроде: «Свадебный букет – чур мой», прежде чем исчезнуть за дверью квартиры, а Ге окончательно провалится в сон, как обычно это в последнее время бывало очень светлый, легкий, вызывающий на губах улыбку.
И снова ты вырываешь меня из этого сна \пусть и не знаю, что это ты, а телефон благополучно остался где-то в гостиной.\ Ге чертыхается с кровати, когда стук в дверь перестает быть невинным, становится все более громким и настойчивым. Еще немного и хлипкая дверца таки упадет. Сонный почти мучительный взгляд на электронный будильник на тумбочке – 00:15. Спускает босые ноги с кровати, соприкасается с холодным линолеумом. Тряхнет волосами, потрясет головой, стараясь таки проснуться. Посреди ночи такой стук немного пугает, а ее скорее просто раздражает. Прошлепает к двери, приоткрывая \я не смотрю в глазок, я совершенно беспечная в этом плане\, сдерживая зевок. Она ожидала увидеть за дверью кого угодно, но как только видит его улыбку, даже сонная, разбуженная посреди очередного сладкого сновидения начинает сомневаться в том, что это все не сон. Просто пропускает его в квартиру, все еще пахнущего отголосками моря, улиц Пусана. Ге запустит руку в волосы, потрясет головой, все еще окончательно не проснувшись.
— Я понимаю, что ты просил встретиться… уже сегодня получается. Но не думала, что ты имел ввиду самое начало дня. Я бы не ложилась спать. - она улыбнется сонно, протирая глаза.
Джун все еще был реален и осязаем, она точно не спала. И все равно рада его видеть, пусть виделись буквально несколько часов назад.
— Хорошо, дай мне минут пять – я соберусь… - на каком-то автомате, даже не задавая вопросов что собственно происходит. То ли сон никак не отпускал, то ли доверяешь Джуну настолько, что вопросы нет смысла даже задавать. — Чеджу — это хорошо… Кофе где-то в шкафчиках…
Вообще-то ты точно помнишь — что где лежит в твоей квартире, постоянно все возвращаешь на свои места. Задеваешь в темноте полку со своими «сувенирами», свою «святую святых», ударяясь плечом об угол и чуть было не выругавшись. Впрочем, Джун, чего ты только то меня не слышал. Чего ты только обо мне не знаешь, так?
Свет электрической лампы слепит глаза, но заставляет проснуться наконец \надо бы водой на лицо плеснуть\. Ге оглядывает себя в зеркало. Джун, ты так любишь заставать врасплох в последнее время. И пусть \опять же\ в принципе необычного в том, чтобы видеть ее такой не было – годы знакомства никуда не денешь, и все же.
Когда-нибудь ты сведешь меня с ума.
Ге не привыкать по роду «службы» собираться быстро и не тормозить, пусть все еще покачивает из стороны в сторону и периодически натыкается на случайные предметы – 10 минут хватило, чтобы забрать волосы в хвост, выудить из шкафа какую-то более или менее летнюю одежду в рюкзак свой неизменный, с которым тоже не расстаешься с давних времен, который брала с собой во все экспедиции.
— Подушку? – склонит голову набок вопросительно, когда уже выйдет из спальни, переодевшись. — Ну, подушку так подушку… ты становишься все подозрительней, знаешь ведь? – усмехнется в кулак, но подушку поспешно заберет.
Подушка на шею, которая всегда спасала, если нужно было ехать в транспорте или лететь на другой конец света, когда все конечности потихоньку затекать начинают. Что задумал Джун она не представляет, но подушка-далматинец просто удачно попалась под руку. Дремать на ней – одно удовольствие. Наверное стоило бы поинтересоваться – куда они едут посреди ночи хотя бы, но она всего лишь послушно следует указаниям, не забывая даже шутливо отсалютовать, вспомнив Спанч-Боба и на его: «Готова?» ответить почти что весело, глазами лукаво сверкая нечто вроде: «Да, капитан!», все еще не задавая вопросов.
Ей нравится наблюдать за ним, нравится наблюдать за тем, как проверяет все ли выключено, да даже как хозяйничает в ее квартире. Есть в этом что-то такое, от чего становится теплее и хочется лишь сказать тихонько: «Продолжай – мне нравится». Мне не привыкать к безумствам, нам изначально не привыкать к тому, чтобы в один день сорваться и рвануть на другой конец света. Все дело в том, что мне нравишься ты, так что и безумства с тобой мне нравятся. И всегда нравились. Ты меня только позови – я в любом случае соглашусь, не стану по долгу рассуждать. Прибегу, прилечу – ты только позови. Ты только протяни руку, а я схвачусь.   
— А, куртка… - растерянно, снимая с крючка в прихожей джинсовку. После летней духоты, которая ослабевает только после полуночи как-то не хочется, как бы не смотрел на нее – брать что-то теплее.

—   …уверен, это ночное появление, уже потрясение. Правда, Гё?   
А она чуть было не стукается головой \ох уж мои привычки засыпать в транспорте\ об оконное стекло, но берет себя в руки.
— Неожиданности – это по его части, ага… - зевнет, потянется, разомнет шею, покрутит в руках подушку свою и поставит рюкзак с немногочисленными вещами на колени. — Он все еще не сказал куда мы едем и я не удивлюсь, если на Северный полюс, правда. Никто не хочет мне ничего сказать?
Тишина. —… ладно, если решили украсть – моя жизнь застрахована… - оставляя попытки чего-то добиться, позволяя интриге остаться интригой.
«Идеальная скучная парочка»
— Это ты еще не слушал мои лекции о том, чем одни древние монеты отличаются от других древних монет. Джун прослушал весь курс…

— Так мы летим на Чеджу? Или снова на Вануату? – оглядываясь вокруг, славливая отдаленный свет от фонарей, прожекторов. Над головой самолет пролетит, аэропорт, который для нее связан со слишком многими воспоминаниями, ставший символом именно встреч и почти никогда – расставаний. — Таинственный какой. – Ге надуется, словно ребенок, но не станет настаивать, чувствует на плече, сквозь ткань рубашки темной \все еще держу джинсовку в руках\ с короткими рукавами, усеянной ромашками, его руку, и улыбнется еле заметно. Знает ведь, что она все равно пойдет. Даже на Северный полюс – пойдет. Еще в Америке, когда были детьми она соглашалась на все. Тогда казалось, что все дело в юношеском максимализме, который в ее случае граничил с авантюризмом попросту.
Ветерок коснется ног в коротких джинсовых шортах  \хорошо, что ты не стал говорить, что «они слишком короткие – переоденься», хотя я полагаю, что ты просто спешишь\, потянется едва, чтобы положить свою руку уже ему на плечо и так и идти вплоть до самого аэропорта.

Ты знаешь, Джун наблюдая за тем, как ты радуешься просто при виде самолетов, я узнаю себя, у которой глаза светятся лишь при виде какой-нибудь старой запыленной, во многих местах потрескавшейся вазы. И сейчас я вижу себя со стороны, кажется. Но ты не представляешь, как я счастлива просто наблюдать за тем – как ты счастлив, готовая разделять твою любовь полностью. И всегда. Я всегда была рада, что ты смог. Нет, не так – что мы смогли воплотить в мечту свои мечты. Я привыкла бороться за свою мечту. И абсолютно не важно, какие испытания были\будут на моём пути.

Ей 14, у нее карэ вечное, синяки на коленках и грязь под ногтями от того, что совсем недавно копалась в земле, зарывая «капсулу времени» под одним из деревьев в Центральном парке. Прохожие смотрели на них слегка удивленно, кто-то неодобрительно \пару раз кто-то на английском предположил, что мы кого-то хороним, а я рассмеялась тогда звонко\.
— Итак, через 15 лет мы будем обязаны вернуться и вскрыть ее. Я написала, что обязательно стану археологом. Если не знаменитым, то по крайней мере хорошим. Буду путешествовать по миру и делать открытия. А ты должен будешь прокатить меня на самолете, потому что я уверена, что ты станешь самым-самым первоклассным летчиком!
Он спросит «почему», а она ответит просто:
— Потому что тебе это нравится. Потому что это делает тебя счастливым. А когда ты счастлив и доволен – ты всегда будешь добиваться успеха.
Так сказал ее дядя.

Ге улыбается по какой-то инерции, глядя на его детский восторг, которым она практически готова заразиться, просто глядя на его восторженное лицо. Точно так же она готова прыгать, словно маленькая девочка, когда видит что-то древнее, раскопанное на просторах какой-нибудь пустыни\степи\ найденное в пещере. Он такой счастливый от возможности летать, касаясь крыльями самолета неба и таким образом соприкасаясь неба. Она такая счастливая потому что может летать вместе с ним даже оставаясь на земле.
— А мы точно не снимаемся в фильме про Джеймса Бонда? Все так секретно. – забираясь внутрь, оказываясь в «его» мире. Мире приборной панели, самолетного запаха.
В голове неожиданно возникает его же голос и фраза, которую произнес пять лет назад. Возникает и заставляет улыбнуться, почти рассмеяться.
«Ты можешь мне полностью доверять, потому что однажды я прокачу тебя на самолёте».
Джун, ты возможно не помнишь \а может быть помнишь отлично\ тот первый год в Корее together, когда летали на настоящем воздушном шаре, когда я чуть ли не прыгала по корзине от детского восторга. Тогда то ты и пообещал. А я набивалась к тебе в пассажиры гораздо раньше, постоянно убеждая, что ты просто обязан_должен стать летчиком, чтобы я смогла стать первым пассажиром и совершенно не важно, что ты изначально не планировал заниматься гражданской авиацией, а я плохо во всем этом разбиралась, но всегда слушала с неподдельным интересом просто потому что это было интересно тебе, а следовательно – мне. Я всегда пыталась понять, проникнуться и следовательно начинала проникаться сама. Я влюбилась в небо совершенно окончательно благодаря тебе – я знаю.
Обещания ты и правда всегда сдерживал.

Ге до сих пор не знает всех тонкостей, пусть когда-то вполне честно выучила некоторые термины и более или менее разобралась как и что устроено – не без его помощи и не без помощи специальной литературы \да-да, знаю, я въедливая слишком, возможно и упорная до нельзя\. Посматривает то на взлетную полосу, то на него, уголки губ приподнимаются, а пальцы лишь сильнее сжимают лямки рюкзака тряпичного. И сердце опять заходится в танце трепетном, потому что наблюдать за тем, что делает его счастливым и проникаться этим бесконечно – н е в е р о я т н о. И даже форма не нужна, чтобы отпускать себя и влюбляться снова и снова, пусть и подшучивая периодически, наблюдая за тем, как ревнует бесконечно.
Джун у тебя глаза сияют, ты знал?
Джун, я влюбляюсь в тебе сильнее, ты знал?

— Ой, подумаешь – четыре часа! После моих путешествий это вообще ни о чем! Честно! Я не хочу спать! – помотает головой, похожая в своем упрямстве на ребенка малого, уверяющего родителя, что он может сегодня лечь чуть позже назначенного срока. — Как можно спать, когда тут  т а к о е! – и голос звучит искренне-недоумевающе, а в глазах вроде бы ни крупицы сна нет.
Сверкающий ночными огнями Пусан постепенно скрывается, море совсем черным с высоты кажется, а она будто никогда не летала на самолетах, комментируя все, что видит, отмечает какие-то детали и постоянно ловит его взгляд почти что строгий, пробивающий на фырканье в кулак и замечания вроде: «Ну пап, ну не буду я спать!».
Здесь же до звезд, как ты правильно заметил чуть ближе.
Где-то над головой незаходящее созвездие Орион, перетянутое жемчужным пояском из трех звезд. Чуть ниже и левее Ориона, на флагштоке созвездия Большого Пса, как серебристо-голубоватый карбункул сияет самая яркая звезда неба - Сириус.
И даже в звезды влюбил – ты.
Всё – ты.
— Непреклонный какой. – когда в очередной раз видит, как он хмурится. — Морщина между бровей появится, если собираешься хмуриться дальше! 
Она посопротивляется еще какое-то время, забрасывая таки подушку за шею и облокачиваясь на нее. Улыбается, прикрывая глаза, все еще бормоча, что она совершенно точно не хочет спать, а сама уже засыпать начинает, как только глаза закрываются.
— Ты пообещал… - пробормочет, улыбаясь сладко-сладко. 
Никогда не бывает так спокойно, как с тобой. Я просто верю тебе, находясь в тысячах километрах над землей в полете в неизвестность \но непременно прекрасную неизвестность – не может быть иначе\.

— Я уснула все же, да? – сонно поинтересуется Ге, ресницы дрогнут, глаза раскроются, как только сквозь легкий сон услышит мягкое, но настойчивое, сказанное родным голосом: «Просыпайся». — Рассвет… - не договорит, завороженная совершенно.
Нет, она летит с ночи на утро совершенно не в первый раз, но одно – ютиться около маленького окошка иллюминатора, разглядывая облака где-то у крыла, а совсем другое – вот так.
Около самого горизонта вспыхивает ослепительная каемка солнечного круга. Она еще совсем маленькая, но уже поразительная яркая. Солнце разбавляет иссиня-черный бархат неба, придавая ему более светлый оттенок, как будто золотистый мазок кистью был спросонья брошен на небесный свод, приглушая свет звезд и создавая причудливое освещение. Небо меняет свои оттенки, свою высоту, свое наполнение и никаких прилагательных, никакого словарного запаса не хватит, чтобы описать то, что видит. Словно снова где-то в корзине воздушного шара, только на этот раз небо не закатное, а рассветное. Небо живет своей, сокровенной жизнью, расцвечивается в сотни оттенков, начиная от голубого и заканчивая нежно-персиковым и все это перед глазами, даже забываешь как-то посмотреть чуть ниже, на открывающейся там, внизу пейзаж. Небо смешивает, казалось бы, несовместимые краски, получая такие оттенки, воспроизвести которые вряд ли вообще возможно воспроизвести – нужно только видеть.
Замирает на мгновение.
— Вааа… иногда мне кажется, что я не устану удивляться этому миру. И ты можешь видеть все это каждый день… - повернется, стряхивая остатки дремы, купаясь во всем этом волшебстве. — Ты определенно знаешь во что влюбляться, Сон Джун Ки. – палец вверх, намекая то ли на небо, то ли на себя. \ но нет, моя самооценка не настолько завышена\.
Я не говорила, но иногда ты смотришь на меня так, что я готова раствориться в этом мгновении совершенно полностью. Иногда это даже слишком, слишком, чтобы быть правдой. Иногда мне стыдно, иногда хочется спросить, почему не замечала раньше. Иногда хочется спросить зачем было убегать от очевидного. Но ты смотришь на меня так, как никто вообще никогда не смотрел. Еще немного и подумаю, что где-то за моей спиной и правда как минимум крылья или целая вселенная. 
Если смотреть сквозь твои глаза, то мир похож на мультфильм — он не кажется правдой. Он кажется нарисованным: фломастером улицы, люди карандашом, машины красками. Если смотреть на мир сквозь твои глаза, то можно забыть обо всем и сесть на бордюр, или сесть на асфальт, пачкая джинсы, а после ждать, когда все вокруг закончится. Я с двенадцати лет смотрю на мир сквозь твои глаза, кажется.
Именно сейчас, в эту самую секунду, происходит что-то очень важное. Что-то бесценное, неповторимое и невозвратное. Каждый день распускаются новые цветы, каждый новый день случаются чудеса. И одно из них происходит сейчас. Пойдем вместе, скорее, пойдем ловить губами жаркие секунды, зацеловывая щедрую судьбу, дарующую нам столько, что хватит на всех и останется идущим после. Без тебя я не то, чтобы тоскую, но невыносимо устаю. Смертно устаю быть без тебя. Именно поэтому так не хотела засыпать, совершенно не хотела, отчего-то боясь потерять эти самые секунды.
Мне всегда мало, знаешь ли.

— У меня сразу столько планов в голове, справишься? – когда достигают наконец конечного пункта назначения, миную Манилу. На языке все еще горчица, на губах все еще смех. — Мне определенно понадобится целый день. А дальше… - губы изогнутся лукаво. \привычки Тэ заразительны\ — … как пойдет.
Гё снимает с шеи спасительную подушку, засовывает джинсовку в рюкзак. Это Филиппины, вряд ли она сможет здесь замерзнуть. Всмотрится в его лицо, поинтересуется между делом, а где-то в глазах застынет едва уловимое беспокойство. — Ты не устал? Может отдохнуть?
Знаю-знаю, это, наверное, глупо предлагать это т е б е, ведь это т ы. Ты чувствуешь себя в небе как рыба в воде, но ты ведь тоже не спал. Я знаю-знаю, тебе не привыкать, я такая же – мне не привыкать терпеть солнце, скакать по горам, лазить по пещерам и в довершении всего спать не земле. Тебе не привыкать л е т а т ь. А я все равно буду задавать такие вопросы.
— Не знаю, хочу ли быть в толпе туристов… Я была на Филлипинах с Тэ и самые лучшие места тогда были те, в которых туристов как можно меньше. – следишь за его лицом, рассмеешься. — Но в этой части я не была, не переживай. Именно поэтому у меня столько планов!

Солнце коснется макушки, пороется в рюкзаке, сможет выудить оттуда сложенную вчетверо соломенную шляпу, надевая ее на голову. Ты, кажется, забыла таки солнечные очки. Пролистываешь в поисковике основные достопримечательности, хватая в местном небольшом аэропорту пару рекламных буклетов на английском. Некоторые слишком уж далеко – слишком много времени отсюда потратят на дорогу, вычеркивает.
Развернется, чувствуя, как нагретая солнцем земля горячит подошву кроссовок \не придумали еще более удобной обуви чем эта\. Подставит ладони козырьком к лицу, чтобы солнце не слепило, посмотрит на него, слегка поднимая голову. Коснется рукой шляпы, чтобы не унесло ветерком, приносящим запахи океана, тропиков, пахнущего ностальгией по тому же Вануату. Ге закинет рюкзак на одно плечо, протянет руку, совсем как делала это в детстве, в университете \брать тебя за руку всегда казалось чем-то простым и абсолютно мне необходимым\.
— Твои сюрпризы не устают удивлять даже меня. А меня удивить… ладно, я всегда удивляюсь.
Я ведь действительно думала, что на этом сюрпризы в принципе должны закончиться. По своей наивности и \я прогуливала пары по психологии\ не знании отношений я и подумать не могла. Неожиданности – это по твоей части.
На глаза попадаются магазинчики бесконечные, под такими хлипкими навесами, что кажется, что от любого порыва ветра не выдержат и сорвутся. Домишки все картонные, бесконечные ряды яхт, сверкающих под солнцем белоснежными боками и лодчонок маленьких в сравнении с яхтами и даже катерами, кажущихся на их фоне слишком неказистыми. Где-то там виднеются верхушки, похожих на трюфели шоколадных холмов. Пахнет фруктами. Солнцем. Океаном. Так пахнет счастье, наверное.
Магазины одежды маленькие, внутри обдувает вентилятор, а ей на глаза так удачно \а может быть неудачно – так и зависнуть могу\ попался на глаза легкий-легкий сарафан \тут другой одежды не продают – только легкую\ и такой яркий-яркий, и ко всему прочему еще и желтый \а я люблю желтый\ в глаза бросающийся. Так что пройти мимо Ге не смогла. Она просто любит платья.
Купальники, легкие хлопковые футболки и сарафаны. А еще пара рубашек в каком-то недо-гавайском стиле. Усмехнется, цокнув языком, прикладывая одну из рубашек к Джуну, прищуриваясь, будто примериваясь:
— Ну, смотри какая прелесть. Давай купим! – ловит взгляд, смеется. — Не хочешь – как хочешь, а мне, может быть нравится! – отдавая ему в руки шляпу. — Может и купальники посмотреть? Побывать на Филиппинах и не искупаться ни разу – все одно, что побывать в Риме и не бросить монетку в фонтан Треви!
И пусть ты взяла свой купальник закрытый из дома \сам ведь сказал – как на Чеджу и это было первой вещью, которая в голову пришла\ - почему бы и не померить?  Ну и заодно п о д р а з н и т ь с я.
Она всегда что-то привозит из своих поездок по миру. Неизменные маленькие археологические находки, которые не представляет огромной ценности, поэтому были отданы ей. Значки и магниты на холодильник. Рюкзаки бесконечные. Головные уборы: шляпы, береты вязаные и тряпичные, однотонные и в клетку. Почему бы отсюда не привести тот же сарафан? Курс на Филиппинах достаточно выгодный. Можно и потратиться – зачем иначе было копить свою зарплату?
Примерочная маленькая, тесная, едва-едва в одного помещаешься, но и ладно. Рассматривает отражение в зеркале, оставаясь вполне довольной своим внешним видом, раздумывая еще немного и переодеваясь таки в купальник. Выглядывает из-за шторки, усмехается. Он где-то около кассы, посматривает на часы, вертит в руках очки солнечные черные \понятия не имею, что мы собираемся делать вечером и что такого важного должно произойти, но не переживай, когда нужно – я умею все делать быстро\.
— Иди сюда и скажи, что думаешь. Мне же нужно знать чужое мнение!
Сарафан она определенно возьмет. Да и он наверняка думал, что она надела именно его, а не… открытый купальник.
— Ну, что думаешь? – а у нее лицо невинно совершенно, в этом ведь нет ничего т а к о г о, а если честно тянет засмеяться, просто разглядывая меняющееся выражение его лица. — Мне вот кажется, что маловат, - повертится, встанет боком к зеркалу, а сама следит, следит бесконечно. — Что с лицом? Ой, как будто ни разу не видел девушку и купальник. Как будто мы студентами на пляж никогда не ходили, честное слово! И какие только мысли в голове…
Нет, не ходили. Ведь солнце всех так на родине пугает – не дай боже загоришь. Все одеваются на пляж так, будто на улице не лето, а зима – это тебе не Америка, все чуть строже и приходится этому следовать. Нацепляешь на себя водолазки с длинным рукавом и шорты, плескаешься где-то на берегу, потому что пусанские волны попросту с ног сбивают. А ей нравится вот прямо сейчас балансировать на границе подшучивания и флирта — Тэ бы одобрила. В таком виде – не ходили.
— Ладно, я переодеваюсь, - как только подойдет чуть ближе, прямо перед носом закроет шторку, снова оказываясь в примерочной, громко прыская в кулак.  — я быстро.

http://funkyimg.com/i/2ykM5.gifГе шагает чуть впереди, рассматривает прилавки. Ананасы, манго, а еще папайа и другие фрукты, которых в Корее не встретишь. А еще кокосовое молоко, мимо которого не пройти \сразу как-то с райской жизнью ассоциируется\. Откуда-то несется запах морепродуктов, жареных крабов \ты дочка рыбака и владелицы ресторанчика – легко различишь\, где-то на широких поддонах разложены морские ежи колючие– для кого-то экзотика. Мелкая бижутерия, отсвечивает в лицо десятками бликов. Браслеты из маленьких ракушек и разноцветных камушков, панамки соломенные рядом, резинки для волос разные. Спросишь на английском сколько стоит, перехватывая стаканчик с манговым соком в другую руку. Здесь английский понимают, с оговорками конечно, но понимают – на Филиппинах тысячи иностранцев, множество американцев, местные уже наверняка привыкли к туристам. Схватишь пару панамок, привстанешь на цыпочки, наденешь на его голову, рассмеешься, только потом состроишь серьезно лицо.
— Будем как близнецы…нет, подожди не снимай – мне надо кое-что сделать… это твоя любимое так что… - пороется в рюкзаке, который свесился на одном плече. Спустя какие-то несколько секунд выуживает со дна фотоаппарат. — Нет, не делай такое выражение лица! – фотоаппарат маленький, цифровой – как раз для таких случаев. — Успела! – прежде чем, рука потянется к объективу, закрываясь.
Браслет с ракушками, который особенно понравился звякнет в руке. Это далеко не первая фотография, которую захочется сделать. И которую получится сделать.
Продавцы здесь достаточно общительные и с удовольствием \особенно если что-нибудь купить\ рассказывают с сильным акцентом о том, как будет проще добраться то того или иного места, куда лучше соваться, а куда нет \возможно именно по этой причине меня понесло по магазинчикам и рынкам\. Брошюрка, захваченная в аэропорту, рассказывала лишь о нескольких местах, а здесь, в Пуэрто-Принсеса мест еще очень много. Остров Палаван – остров райский.
— Мне сказали, что относительно недалеко отсюда есть водопады. И секретная лагуна. И людей там очень мало. Местные знают, как можно быстро до туда добраться. Экскурсионные автобусы туда не возят и в блогах об этом месте не пишут. А я люблю чувствовать себя первооткрывателем. -  поправит шляпу, чувствуя, как солнце ласкает спину. И все равно, что у рубашки короткие рукава. Никогда не боялась загореть. Делает несколько снимков города, а потом еще раз щелкает по кнопке, пока не успел среагировать и мило пожимает плечами. — Это на юго-западе. И ничего, что я командую? – нахмурится, понимая, что может и переборщить. — Ну и славно. – складочка между бровями разглаживается, а лицо освещается улыбкой.

Сколько не ездили в экспедиции – зачастую арендованный транспорт подводил безбожно. И зачастую обращались за помощью к местным. Иногда те неохотно шли на контакт, но большинство все же помогало горе-ученым, а иногда все оставались от такого сотрудничества в выгодном положении. Они – добирались до места назначения, параллельно слушая какие-нибудь местные истории, а иногда и вовсе узнавая о таких местах, о которых не многим посчастливилось бы узнать. У Ге есть опыт в таких делах – хочешь настоящих впечатлений иди не в турагентства, где тебе скучающим голосом предложат тур вместе с парой десяткой других людей.
В воздухе пахнет тропиками, немного мокрой землей \говорят тут дожди были\. Одна из продавщиц оказалась особенно доброжелательной и сообщила, что ее сын мог бы  их довести чисто за символическую плату \у местных свои пути заработка при общей безработице\. А Ноэль оказался вполне доброжелательным, в растянутой темной футболке с какими-то случайными пятнами и в шортах и сланцах \тут половина города так одета – они особенно не переживают по этому поводу\. Он поулыбался открыто, покивал головой, после объяснений практически на пальцах и уточнения, что «имя у тебя очень красивое» \я легко перехожу на ты\ снизил цену еще немного. У Ге опыта в торгах – как у заправского торговца, после рынков в Турции и других восточных городов. Обычный джип с широкими шинами, по местному бездорожью по другому не проедешь \Ноэль несколько раз повторил «bad roads», наверное это слово выучил, а я не ищу легких путей никогда и ни в чем\. Съезжают с основной трассы, Ге к плохим дорогам, опять же не привыкать, на каком-то автомате хватается за ручку дверцы, чтобы не дай боже головой не удариться. А вообще дорога радовала. Ужас бездорожья лишь изредка появлялся перед глазами, да и то такие участки длились не более 500 метров. Машинка то взбиралась в горы и не спеша катились по узенькому серпантину, то возвращались вниз и ехали вдоль пляжа. Свернули к водопадам. На главной дороге висит большой щит - указатель. Если не гнать, то пропустить сложно. Второстепенная дорога сильно уступала трассе. И любовь к внедорожникам у филиппинцев сразу как-то становится понятней.
На глаза какие-то деревеньки попадаются маленькие, дома стоят группками. По дорогам спокойно разгуливают бесхозные коровы. Домики правда такие маленькие, с соломенными крышами, будто в них дети живут… или лилипуты как минимум, но живут же как-то. Ноэль кивнет на какое-то дерево, а она разберет наконец, что это «папайа» вроде как. Наконец-то увидела, как она растет. На каком-то участке дороги так в сон потянуло снова, что сама не заметила, как задремала \минут на двадцать не больше\.
Всегда засыпаю на твоем плече, это уже привычка какая-то – сначала грозиться удариться головой об окно с громким «бум», а потом будто передумать и склонить к твоему плечу. Я не знаю, почему так спать всегда было как-то удобнее, я не знаю, почему когда сплю вот так тянет улыбаться. У меня скоро губы заболят, если продолжу так часто улыбаться, ты знаешь?
ты же знаешь как сильно я люблю тебя?
ты же знаешь какое несказанное, синее, нежное чувство появляется у меня в сердце при взгляде на тебя?
ты же знаешь , что я готова улыбаться целую жизнь рядом с тобой?
ты же знаешь , что я постоянно смотрю на тебя?
ты же знаешь , что в моем животе взлетают тысячи бабочек, когда ты смеешься или делаешь глупые вещи?
— Ты ведь знаешь… — пробормочет сквозь дремоту \все эти привычки во сне разговаривать\, но не закончит.
Я так привыкла, что ты рядом вне зависимости от обстоятельств, что у меня всегда будет твое плечо, на котором можно будет заснуть, что я упустила и не рассмотрела даже малейшую возможность, что в один прекрасный день этого моего «всего» может и не быть. И ты можешь и не случиться. Это лето 2013-ого пахло таким ослепительным счастьем, что я и подумать не могла, что будет и н а ч е. Июнь был прекрасен в любом случае.
//Наверное, я любила его больше, чем себя.
Потому что, даже засыпая в своей постели, я представляла, как он спит где-то там, далеко от меня.
//Я представляла и мне хотелось поправить ему одеяло или его мир,  если он не в порядке.
Мне не обещали вечность, но и я не собиралась о т п у с к а т ь.

http://funkyimg.com/i/2ykM3.png http://funkyimg.com/i/2ykM4.png

— Мы можем дойти и сами. Все нормально. Встретимся у водопадов тогда. – кивнет Ноэлю, который хлопнет рукой по раскаленному по солнцу капоту. Дальше не проехать, а терять время тоже не хочется просто так. — Тропа все равно протоптанная, а до водопадов отсюда уже рукой подать. Со мной ведь не заблудишься.
И не шутит – нет никого, кто бы так хорошо чувствовал себя в обстановке дикой местности. Уже привыкла и никогда не боялась. Завяжет шнурки на кроссовках покрепче, спрячет концы внутрь, чтобы не наступить на них ненароком. Выпрямляется с довольным видом, будто машина вовсе не ломалась, будто все настолько прекрасно, а где-то вдалеке сияет огнями пятизвёздочный отель \пусть я и предпочту ему палатку – для меня такое слишком шикарно. Слишком неуютным кажется\.
Тропический лес встречает влажностью, палой листвой, лианами под ногами – смотри под ноги, а то споткнешься обязательно. В общих словах она поняла как добираться напрямик, через лес. Солнце через деревья пробивается хуже, но все равно жарковато. Где-то в кронах деревьев слышатся заливистые птичьи трели. Много деревьев повалено \тайфуны здесь не редкость\, а их, упавших, покрывают орхидеи, папоротники и лишайники – рай для натуралиста, а ей просто интересно \и пять у фотоаппарата такими темпами кончится\.  Лес образует густые заросли, через которые трудно, а порой и невозможно пробраться. Деревья стремятся вверх к свету, создавая внизу, под пологом леса, глубокую тень. Это мир вечной зелени: здесь царит вечное лето. Благо тропинка, как и обещал Ноэль тут все же протоптана и она ее хорошо различает. Лианы стволы деревьев оплетают, причудливо сплетаются друг с другом. Деревьев много, она их плохо различает \не ботаник\. Бананы, плоды хлебного и дынного дерева, хинин, манго, сандал, красное и черное дерево, каучук, лаки, кокосовые орехи, саго, сахар. Ге поднимает голову, запрокидывает, всматриваясь в кусочки неба над головой. Насекомых много, осторожно проходишь мимо паутины, замечая паука. Хорошо, что напугать тебя чем-то таким невероятно сложно. Попугаи самых разнообразных размеров и расцветок оглашают лес гортанными криками, вспархивают над головой разноцветными всполохами.
Ге заберется на дерево поваленное, порывисто, быстро, усядется, нога соскользнет по скользкому мху, но она удержится – не упадет.
— Сфотографируй меня! Тут же красиво так, давай! – и так еще несколько раз, забираясь то на какой-то случайный камень, то завидя какой-то цветок. Терпит. Любит вот и терпит. А у нее энтузиазма на десятерых. Тут ягоды есть, которые она совершенно бесстрашно пробует. — Их же птицы ели. А значит – не ядовитые. Когда мы потерялись однажды в Малазии, то следили за животными – они себе умереть так просто не дадут. А ягоды вкусные, между прочим! — когда ловит его взгляд. 
Ге будет идти чуть сзади, читать всю ту же брошюрку о местных совсем уж знаменитых достопримечательностях, передаст бутылку с водой ему в руки из своего рюкзака.
— Смотри, у шоколадных холмов есть легенда о великане Арого, полюбившем простую смертную девушку по имени Алойа, которая не хотела выходить за него замуж. После ее смерти Арого долго убивался и плакал, а катившиеся из его глаз слезы превращались в холмы, - уткнется лицом в буклет, другой рукой сжимает е г о ладонь и перешагивает не глядя через какие-то палки.
Поверь мне – я же просто так прочитала. Я же не знала. Не догадывалась. Я бываю очень наивной.
—… но еще у местных была легенда, что холмы появились после битвы двух великанов, которые много дней кидали друг в друга камни и песок. В итоге, великаны помирились и покинули остров, а горы камней и песка остались. Это уже веселее… Любят филиппинцы что повыше. Сплошные великаны.
Пока будет фотографировать колибри, которая так удачно порхала около цветка, отстанет, посмотрит на удаляющуюся спину, улыбнется, раздумывая немного, а потом отходя резко в сторону, сходя с тропинки.   
Листья здесь у деревьев плотные, кожистые, широкие, а вся остальная растительность очень высокая – есть, где спрятаться. Не так просто заметить в таких зарослях что-либо, если только сидеть тихо. Поиграть в прятки, когда тебе уже 27 так весело, правда? А ей интересно, когда заметит – с ее позиции наблюдать так удобно, так хочется рассмеяться, но она мужественно терпит – сидит тихо.
И настойчивое сначала, а потом уже обеспокоенное «Ге!» оглушает, а она считает до трех, а в ответ только заливистые трели птиц и далекое журчание водопадов вдалеке.
Раз. Осторожно приподнимется, радуясь, что в кроссовках, внимательно смотря себе под ноги, чтобы себя ничем не выдать \вспомни, я любила неожиданно пропадать, а потом появляться из-за угла, а ты постоянно говорил, что «не смешно»\.
Два. Подойдет со спины, практически на цыпочках, не слышно, сдерживая улыбку, поджимая губы, а в глазах все равно смешки. Тихо.
Три. Совершенно неожиданно на спину запрыгнет сзади, повиснет на шее. Ге маленькая, он выше и сильнее. Скрестит руки, легко им подхватываемая.
— Эй, не говори мне только, что действительно напугался? Куда я могу от тебя уйти, мм? – поцелует в щеку, спрыгивая обратно на землю и вплоть до самой секретной лагуны с водопадами никуда не пропадает.
Твоя любовь делает меня безумной.
Твои прикосновения делают меня нужной.
Твои поцелуи делают меня  влюбленной. .
— Потом, разве ты не нашел бы меня, даже если бы пропала?  Я бы нашла.
Я найду.

Они добрались до водопадов даже быстрее, чем Ноэль, который разбирался с машиной слишком даже долго. Но место идеально настолько, что Ге ни разу не успела пожалеть о своем решении – вокруг никого, как только выходишь из зарослей густых, выбираясь из папоротников густых. Водопады шумные, что вниз падают, а где-то там, за скалами, с которых вода по камням бежит – океан лазурный. И вокруг никого. Можно считать, что открытие успешное. Вода кристально-чистая, она стекает с высоты 2050 метров, по дороге встречая сотни тысяч камней, которые служат природным фильтром – поэтому она такая чистая, прозрачная. Водопадов несколько, целый каскад. Оставишь рюкзак на мостках покосившихся деревянных, перескочишь на один из камней, совершенно не беспокоясь о том, что может поскользнуться. Вода холодная, как только касаешься ладонью поверхностью. А океан, наверное теплый… Тут красиво, можно фотографировать и фотографировать. Кто-то тарзанку привязал к одному из деревьев, чтобы рядом с водопадами непосредственно можно было прыгать, но Ге лишь проходит мимо – тут прыгать все же опасно, какой бы бесстрашной ты не была. Слишком легко напороться на камни. А вот забраться в гору, по камням, чтобы сверху-вниз на все посмотреть почему бы и нет.
— Ты же говорил, что мы устроим соревнование, так почему мне кажется, что я буду первой? – бодро, наклоняясь, напрягая мышцы и подтягиваясь еще чуть выше. — А кто будет меня фотографировать? - останавливается, усмехаясь добродушно, упирая руки в боки. — Ладно, хорошо, выше не полезем. Давай сфотографируемся здесь. Нет уж. В м е с т е. To-ge-ther! – по слогам, с американским акцентом, который так долго не давался какое-то время. — Ну, улыбнись. Джун, один раз, давай же. Иначе скажу родителям, показывая фотографии, что одна все это время была, а ты бросил посреди джунглей! – пожмет плечами еще раз, достанет телефон, который все еще понятия не имеет о том, что существует сеть – связь здесь поймать практически нереально все же. — Я досчитаю до трех, я серьезно обижусь, если на фотографии у тебя будет такое выражение лица! – фронтальную включит, проверяя какой фон будет «лучше» и все ли, помимо их лиц влезает в кадр. Не все, но итак подойдет.
Я люблю считать до трех на самом деле.
Раз.
Два.
Три.
Почувствуешь прикосновение к щеке, когда сработает таки таймер на фронталке. И у кого теперь будет странное выражение лица на фотографии пусть даже мимолетно. Но так тепло, будто сотни солнечных лучей через кожу пробежало. Шепнешь лишь: «А предупреждать кто будет, а?», но руку сожмешь крепче, целуя в ответ.

Вода в самой секретной лагуне какого-то невообразимого цвета. Она не синяя, а скорее бирюзовая, спокойная, похожая на бирюзовый кисель и скалы повсюду \Ноэль, с которым так хорошо заобщались сказал, что с одной прыгать любят вниз и что впечатления незабываемые\.
— Ты смотри какие камни интересные! Вулканические наверное, пусть я не геолог. Наверное динозавров еще видели. Возьму один себе. Маленький, не волнуйся! — со смехом. Тут и увесистые булыжники можно найти, а Ге может все.
В пещерке на скалах нашли какие-то царапины, линии ровные, четкие. Ге зависает на какое-то время, засматривается. — Может быть это и люди оставили, судя по форме… Интересно было бы продатировать…
Джун, я такая же как ты. Вижу что-то хотя бы отдаленно напоминающее древность – устоять не выйдет. И у меня такой же детский восторг, как только вижу что-то старинное, каменное или керамическое. Да не суть важно. Нужна я тебе, такая, п о в е р н у т а я?
Еще один мимолетный взгляд на скалу высокую, еще одно мимолетное раздумывание.  А потом совершенно уверенно выдает:
— Я бы прыгнула. Высоты я не боюсь.
Не верь гравитации. Мы же умеем летать.

비투비(BTOB) – Yes I Am

Вода и правда очень теплая, ласковая практически, а ты всегда была такой - захотелось и сделала. Кто-то шепнет насмешливо "безумная", а ты даже не услышишь. Переубедить тебя невозможно, если уж решила прыгнуть, то прыгнешь обязательно, потому что хочется, потому что сердце бьется чаще, как только на эту скалу забираешься, покрытую мелкой растительностью. В детстве ты никогда не боялась аттракционов в парках развлечений, тащила его на самые опасные горки, а потом требовала е щ ё. А теперь, когда под тобой лазурный р а й, почему собственно нет? Никогда не знаешь, когда в жизни появится еще один шанс, нельзя упускать то, что жизнь тебе отдает, чтобы потом ни о чем не жалеть.
Безбашенно?  Ну, возможно и так.
Постоишь еще, прикрывая глаза, а ветерок лица коснется.
Совершенно безбоязненно. Вниз \а кажется что вверх\. Всего лишь каких-то несколько секунд полета, прежде чем бирюза над головой сомкнется.
Ты можешь сказать, что я сумасшедшая совершенно.
Но разве ты об этом не знал?
Я просто хочу ж и т ь.
Я всегда хотела ж и т ь. 
Вынырнет, все еще чувствуя, как сердце в груди бьется быстро-быстро. И кажется, что крылья за спиной все еще есть. Это невероятное ощущение это дух захватывает. Это неразумно, быть может, но хотя бы раз в жизни мы имеем право на безумства. Один раз.
Перевернется на спину, чувствуя, как вода держит, разглядывая небо голубое-голубое. И так хорошо, что снова хочется закричать: "Так хорошо!".
— Ты многое упускаешь! - счастливо-радостно, не желая выплывать на берег какое-то время. Ты, наверное, со мной поседеешь когда-нибудь. Но поверь мне - еще и не такое бывало. Выбирается из воды, тряхнет мокрыми волосами. Хорошо, что у тебя, в отличие от него сменная одежда так удачно куплена. Тут солнце невероятное - волосы быстро высохнут. Глянешь на часы на постепенно теряющем зарядку телефоне. — Еще есть немного времени на просто отдохнуть. Я переоденусь и... и даже не думай зайти в ту пещеру без предупреждения.
И зачем было брать купальник?...

Конечно же, такого типа одежда с кроссовками не сочетается, а Ге начинает жалеть, что еще и о сменке не подумала, какими бы удобными кроссовки ни были. Расправляет подол, выжимая все еще влажные волосы. Юбка расклешенная, до щиколоток. путается немного, но такой легкий. А рубашку и шорты нужно будет выжимать.
Повезло, что сверху более плотный, а то... Тэ Хи бы сказала пару слов на этот счет.
Сначала нужно думать, а потом делать, Ге. Хотя бы иногда.
Ну да ладно.

Ты будешь перебирать мои волосы, которые под солнцем высыхают достаточно быстро, а я буду чувствовать, как твои пальцы в моих волосах путаются и прикрывать глаза. Я не знаю, что такое райское наслаждение нет. Но если есть рай на земле, то он там, оказывается, где ты. И большего, кажется, попросту не нужно. Я чувствую твое дыхание в районе шеи \сижу к тебе задом, подоткнув подол под себя - тут очень чистый песок\. Так тихо. Прекрасно просто.
— Иногда я ужасно злюсь на себя... - растягивая слова, словно ирис, переплетая пальцы. —...потому что мне нужно было понять все раньше и тогда бы... я стала счастливой чуточку раньше. Трудно быть мной. Но хорошо быть счастливой. - повернет голову чуть в бок. — Спасибо. Что ты есть. Что появился в моей жизни много лет назад и помог добраться до дома. Спасибо.
Ты просто будь, Джун. И дальше - просто будь.
И большего, кажется не надо.
Возможно, Бог хочет, чтобы мы встречали не тех людей до того, как встретим того единственного человека. Чтобы, когда это случится, мы были благодарны.
Я думала, что любовь - эксклюзивная вещь, которую я никогда не смогу получить. Но потом, я посмотрела прямо перед собой, и нашла любовь своей жизни.
Я была слепа и смотрела в наименее очевидных местах. Я предполагала, что иногда нам просто нужно сделать шаг назад и смотреть прямо перед собой. Посмотреть перед собой и увидеть тебя. Ты ведь всегда был прямо передо мной. И я всегда это знала, прибегая к тебе. Потому что я любила тебя. Неизменно.
http://funkyimg.com/i/2ykM6.gif

— У тебя же еще были планы, да? - когда отвезут обратно в город. Волосы кудрявятся на концах. — Передаю эстафету тебе. Хотел сходить куда-то?
Я прогуливала пары по психологии.
Я наивная до нельзя.
Тэ бы посмеялась.

0

6

Siceratinfatis
так было суждено
Кольцо отливает матовым серебром, по кругу бежит сверкающая полоска из крохотных бриллиантов, а внутри гравировка шрифтом Nickainley-Normal. Взгляд внимательный и острый, обводит украшение в десятый, а то и двадцатый раз. На столе высокие стаканы с гранатовым соком, на лице скользит лёгкое недовольство. Камни отбрасывают слепящие блики в глаза — щурится.   
– Сколько можно? Верни на место, – серьёзно-строго, будто к ребёнку обращается.   
– Скажи мне, как сильно ты её любишь?   
– Я же говорил! Я постоянно говорю. М а к с и м а л ь н о.   
– Почему? Её родители скрывают своё огромное богатство, и ты знаешь об этом? 
– Что? . . .   
– Говорю, кольцо настоящее. Разве можно любить так без причины? Не понимаю.   
– Мне тебя тоже не понять. Скажи честно, ты никогда не влюблялся?   
– Так было суждено . . .   
– Да ладно!   
– Я о гравировке внутри. Так было суждено.   
– Разве нет? Несмотря ни на что, в конце концов, мы вместе. Мне кажется, подходящая фраза. Только ты не уходи от моего вопроса. Отвечай.   
– Так было суждено.   
– Хун!

Ты моя судьба. 
Бесспорно, Гё.
   

– Ты сделаешь ей предложение прямо там? 
– Не думаю.   
– Почему?   
– Это просто внеплановый отдых . . .  на пару дней. 
– Но, делать предложение в ресторане — скучно, не находишь? Кольцо в десерте? Что за банальность! Джун! Ты меня не слушаешь? Джун!

http://funkyimg.com/i/2ypg1.png

Как пойдёт, как пойдёт. Мысленно и бесконечно вторит. Сегодня определённо что-то случится. Если уж признаться честно, Гё была подготовлена к жаркому дню на острове куда лучше. Он послушно и смиренно идёт следом, в своей белой футболке и свободных брюках, карманы которых умещают необходимые вещи. Кто же знал, что их [вещей] понадобится чуть больше. Пожимает плечами на её я всегда удивляюсь, напуская на себя искренне-невиновный вид. Взглядом пытается уцепиться за всё яркое, интересное и цветастое. Однако чаще всего цепляется за родное и любимое лицо, эмоции которого заставляют улыбнуться во всю ширь. Никогда не любил магазины, кроме продуктовых, пожалуй. А с ней невозможно не зайти, невозможно сопротивляться будто ребёнок малый. Лицо кривится, взгляд недовольный, потому что должно произойти нечто невероятное, чтобы одел такую пёструю рубашку в крупный цветок. 
– Нравится значит? Может, мне купить одну для тебя? Расхаживать в ней перед тобой? Только перед тобой, – немного возмущается, а потом замирает с тенью удивления. Она уходит в маленькую, тесную примерочную, а он, слегка потерянный, рассматривает всевозможный товар. Кто же знал, что сегодня день потрясений не только у неё. Откликается на голос машинально, засматриваясь на какие-то часы. Поднимает глаза и мгновенно, так же невольно отводит в сторону. Ты вроде бы родился с американским менталитетом, только корейский придавил его окончательно. Приходит в чувство довольно быстро, смотря на её лицо. Не ниже, Джун, нет. Ему бы возмутиться, что-то возразить, мол здесь посетители мужского пола тоже бывают. Дар речи бесповоротно потерян. А в глазах недоумение вперемешку с восхищением. И всё же, к определённым вещам не получается привыкнуть.
– Корейский здесь вряд ли кто-то понимает, могу рассказать какие у меня мысли, – улыбка озорная. – Не помню . . . чтобы ты ходила куда-то в таком . . . в любом случае, прекрасно. Можешь примерить ещё один, на размер больше. А я постою у входа, – казалось, серьёзно, не намекая даже на шутку. Похоже, его беспокоил вовсе не открытый купальник, а покупатели, которые могли зайти в любой момент.  Менталитет или немного ревность? Взгляд на красивых ногах [у неё очень красивые ноги, по его мнению,] и шторка, вдруг задёрнутая перед носом. Чего ещё ты ожидал? Качает головой, усмехаясь.

Джун не успевает взять в поле обозрения всю картину, лишь некоторые части, детали, которые вызывают искренний интерес. Засматриваясь на какую-то одну вещицу, может остановиться, идти медленнее, или даже заговорить с продавцом. Подобные места полезны точками, где можно приобрести то, чего не найти, допустим в специальных магазинах. Отчасти чёрный рынок, или незаконная продажа, но иногда весьма полезная. Только их интересы разошлись в разные стороны и ему приходится идти следом, приходится терпеть панамки на своей голове и убеждать себя в том, что это очень забавно. Пытается улыбнуться, и внезапно перепуганный взгляд падает на маленький фотоаппарат. Не успевает. Рвётся невольный смех, позирует в чудных, разноцветных шляпках, едва привыкает к этому занятию, Гё ведёт дальше.   
– Водопады? Чудесно, – кивает без остановки, не успевая притормозить и дать чёткий ответ на следующий вопрос. Командовать у неё получается здорово и в этом своё очарование. Он не признается, что н р а в и т с я.

У него бывали командировки в жарких странах, бывали непростые, дикие почти, условия и отсутствие цивилизации, но сегодня всё будто впервые. Всё, что происходит, преувеличенно словно, дороги не самые лучшие и ровные, а ему вовсе кажется, что американские горки. Вероятно, слишком привык плавно летать, удерживать один курс, не совершать резких поворотов и скачков от земли или к земле. В воздухе такое недопустимо, невозможно, поэтому все мысли первое время заняты тем, как не удариться головой или не вылететь из машины вовсе. Странный ты. Не замечает ничего, не пытается уловить мелькающие виды, деревушки и растительность экзотическую, потому что смотрит только в одну точку — на дорогу. Лишь в определённый момент напряжение тянет за собой усталость, шея и плечи заноют от тупой боли и придётся расслабиться. Впрочем, выстилается более ровная, даже бетонная, что весьма удивительно, дорога. Опирается спиной о спинку кресла, начиная с интересом следить за улочками, быстро ускользающими. Следом возникают заросли, настоящие тропики, пальмы самых разных видов и запах свежести вперемешку с солнцем. Солнце в каждом уголке земли пахнет по-особенному. Тяжесть на плече — приятная. Смотрит на Гё нежно-нежно, заправляет выбившуюся прядь за ухо, украдкой улыбается.   
– Я знаю . . . только что я знаю? Гё? – а ты догадываешься, о чём знаешь.

Потому что так же сильно люблю тебя. 
Потому что чувства мои самые нежные к тебе. 
Потому что ты создаёшь улыбку на моём лице. 
Потому что всегда смотрю на тебя на протяжении всей жизни. 

http://funkyimg.com/i/2ypgn.gif– Ты уверена, что всё нормально? – пытается ворваться в их разговор, но тщетно.  – Гё? Что значит, протоптанная? С тобой не заблудишься? Где гарантия? Гё? Гё! – смотрит с нешуточным испугом, как решительно завязывает шнурки, как сияет полноценным довольством. Догоняет, совершая последние попытки достучаться. Снова проваливается, каким-то образом вынуждает себя смириться и поверить, вспоминая что это часть её работы. Наверное, практику лучше всех проходила. Первым делом, он, конечно же, спотыкается и едва удерживает равновесие — лианы, толстые и прочные, точно канаты. Среди зелёного моря можно различить растения различных видов, деревья и кусты, только его познания в этом слишком ничтожны. Лес как очень красивая, насыщенная пёстрыми красками, картинка из книги. Созданная чтобы просто любоваться и восхищаться. Пожалуй, у него засели два пунктика: скорее добраться до конечной цели и не повстречать дикую, хищную живность. Ведь не только попугаи порхают над головой, ещё и рептилии разных пород могут проползать где-то под ногами, или свисать с веток деревьев. Змею можно перепутать с лианой, а какая-нибудь ящерица умело маскируется под зелёные, матовые листья. Джун ступает с огромной опаской, осматривается каждую секунду, не позволяя себе расслабиться и рассмотреть картину вблизи, во всех подробностях. Ответственен за безопасность. Запоздало замечает, что она едва не соскользнула с поваленного дерева и сердце вдруг, заходило ходуном. Вздрагивает. Посмеивается нервно. Прислушивается к каждому шороху, вслушивается в пение и крик птиц, а ещё фотоаппарат щёлкал и продолжает щёлкать бесконечно.   
– Тут не только красиво, между прочим! Знаешь ли . . . ладно, – в армии служить и бояться какого-то тропического леса, стыдно Джун, стыдно. Однако, это была лишь вводная часть, продолжение которой более ошеломляющее, до седых волос. Недоумение и страх путаются в глазах, застывает, не двигается вовсе, когда она уверенно пробует ягоды с кустов.   
– Вот оно что . . . умереть не дадут . . . допустим, я поверил. Ты, наверное, знаешь, что делаешь.

Вода способна оживить, а может и убить. Совершенно случайно захлёбывается, откашливается, когда дослушивает до самого конца местную легенду. Смешанные чувства возникают с вопросом и сомнением может не стоит сегодня . . . ? Отдаёт бутылку молча, и, кажется, собирается тонуть в полном безмолвии до самого конца. Гё остаётся где-то за спиной, а Джун не совсем осознанно уйдёт вперёд, засматриваясь на высокое, громадное, раскидистое дерево. Оборачивается резко, когда не слышит шагов позади, к которым успел привыкнуть. Беспокойство неимоверное охватывает в один миг и сердце, глупое, недогадливое, начинает бешено колотиться. Его фантазия довольно живо разыгралась ещё с того момента, когда она завязывала шнурки. Совсем не в плюс, скорее в жирный минус. Воображение способно воспроизвести самые-самые разные ситуации, а волнение достигнуть самой наивысшей точки. http://funkyimg.com/i/2ypgj.gif И тогда вырвется громкое, отчаянно-перепуганное Гё! Вздрагивает, когда кто-то кидается на спину и здесь не обошлось без испуга и страшных картинок. Только родной голос успокаивает мгновенно, возвращает всё на свои места. Он подхватывает в отместку и не собирается опускать на землю так быстро. Удивительно, как ловко и тихо подкралась сзади, будто прошла курс молодого бойца-спецназовца, потому что их учили таким вещам. А поцелуй в щёку заставит забыть о намерении не отпускать, заставит лицо смягчиться и стряхнет сковывающее напряжение. Всё ещё не смешно.   
– Конечно напугался! Это ты привыкла исследовать такие жуткие места, где неожиданности за каждым деревом, или поджидают . . . например, в этом кусте! Я бы нашёл тебя, возможно. Этот поход стал бы сюжетом для очередного фильма с жанром приключения. 
Только зачем так пугать моё сердце?

http://funkyimg.com/i/2ypgf.gif Находка приводит в истинный восторг своей неописуемой красотой. Водопады восхищают величеством, и чей-то замысел, словно продумано всё до мелких-мелких деталей. Всё создано точно не случайно. Живописный вид ему нравится, но ещё больше то, как она гармонично дополняет красочную картину. Ради её эмоций, ради её огромного, искреннего счастья, стоило потерпеть? Пожалуй, стоило почти остановки сердца, бесконечной череды вздрагиваний и перепугов, неожиданностей и страха перед встречей с каким-нибудь диким существом. Ты, сама по себе, стоишь чего угодно. Однако тихо-мирная минута ликования растворяется быстро, не задерживается, потому что Гё вспоминает о соревновании, а он, зачем-то согласился поспорить. Как недальновидно.   
– Ты-ты-ты! Я верю и признаю, что ты будешь первой . . . только . . . давай не будем . . .  – бесполезно что-либо говорить, ведь у него лишь один вариант действия — следовать за ней. Потому что глупое сердце, а может и разумно-мудрое, беспокоится слишком. Карабкается по камням, осматривается с опаской, не скрывая боязни соскользнуть, ведь исход тогда случится не совсем приятный и весёлый.   
http://funkyimg.com/i/2ypg8.gif– Ты о чём? Фотографировать? – задыхаясь немного. Бровь изгибается, недоумение застилает лицо, едва удерживается на ногах, чтобы не совершить полёт обратно, вниз.  Норовит отпрыгнуть в сторону, только её слова останавливают и вместе по слогам. Пора бы сломать себя и сделать это. 
– Only for you . . . no . . . for oneself . . . надо спасать себя от твоих родителей, – растягивает так необычно для родного английского, опускает голову понуро и подбирается к ней поближе, обнимает за плечо. – И вообще, ты мне угрожаешь? Really? Okay, – мгновенно сокращает расстояние, прижимаясь губами к тёплой, даже горячей, щеке. 
– Отправь мне это фото, поставлю на аватар, правда. И покажу твоим родителям! Хотя . . . не стоит, нет, забудь. Знаешь, мне кажется, если твой отец узнает о наших похождениях вдвоём в безлюдном, беспросветном лесу . . . плохо мне будет.

Сосредоточено рассматривает огромные булыжники, слушая при этом восторги Гё. Оживает, дёргается, снова, когда сообщает что один возьмёт себе. Воображает сразу, желает сообщить что максимальная грузоподъёмность самолёта не такая уж максимальная. Одна лишь поправка и облегчение. Ты всё принимаешь близко к сердцу почему-то. Да ещё буквально. Склоняет голову к плечу, пытаясь выудить скрытый смысл царапин и линий, только для него это всего лишь царапины и линии. А он влюблён в её влюблённость. Он готов с упоением, бесконечно наблюдать как она кидается в детский, искренний восторг, как делает свою работу с неподдельным интересом и любовью. Более ничего не нужно, только счастье любимого человека. Ты получаешь это счастье и невольно улыбаешься.

Ты нужна мне, девочка.
– Гё, может не надо? Это небезопасно, тут никаких ремней безопасности, застёжек и прочего. Ты меня слышишь? Не стоит так рисковать? Ну, что мне ещё сделать, чтобы ты меня услышала? Гё! Гё! – сегодня твои слова точно лепет, немного детский, громкий, но тихий. На одном дыхании, прерываясь на каждом слове, каждом слоге, пытается догнать её, но быстро перемещаться по таким поверхностям вовсе не умеет. Падает на колени, отчаявшись полностью, вытягивая руку и немое, гулкое нет в глазах. Вода разошлась, приняла в свои лазурные объятья фонтаном и сомкнулась, а его сердце едва останавливается, с н о в а. Секунда, пожалуй, самая напряжённая, самая тяжёлая, невероятно тяжёлая в его жизни. Даже уворачиваться от противника в воздухе было не так тяжело, как не видеть её. Однако Гё появляется, счастливая и радостная, будто так и н а д о. Джун выдыхает, головокружение лёгкое, дрожь по всему телу, покалывание на кончиках пальцев. Побледнел, похолодел, был готов прыгнуть следом, но не был готов к столкновению с, казалось, мирной и спокойной гладью. Спускается иным образом, осторожно, цепляясь за всё, что попадается на глаза, под руки и ноги. Что с тобой случилось, а? 
– Может и многое . . . но . . . – язык заплетается, немеет вовсе, дар речи теряется, только руку поднять успевает, а продолжение фразы с поучительным тоном, обрывается. – А предупредить и зайти, можно? – шутливо-игриво, когда становится свободнее. Бьёт кулаком по груди, заставляя комок из переживаний и волнений протиснуться и осесть где-то на дне, чтобы дышалось легче. Успел усесться на камень и подрывается, когда она выходит. Взгляд, страшно непослушный, не знающий никаких манер, падает на чуть просвещающийся верх её прекрасного, жёлтого сарафана. Резко отворачивается, мысленно отвешивает себе пощечину. За т а к и е взгляды. Впрочем, всё прощается человеку, пережившему почти сердечный приступ, да ещё несколько раз. Живучий ты, Джун.

marina and the diamonds – happy

Хорошо сидеть на мягком, золотистом песке, под нежным светом солнца. Оно разливается, чуть разбавляет голубизну океана, чуть приглушает грубые, тёмно-зелёные краски всевозможной растительности. Хорошо утопать в безмятежности, в некотором забвении, не слыша гулко бьющегося сердца. Сладкое наслаждение моментом, точно райским. Её нежная кожа сохраняет всё ещё аромат тропиков, океана, кокосов и орхидей. Пальцы в волосах, слегка влажных, путаются и ему это н р а в и т с я. Губы плотно касаются шеи, и ему почему-то именно это нравится. Снова объятья, снова переплетённые пальцы, снова л ю б о в ь.   
– Только не пугай меня так, я видимо, старею раньше времени. Но теперь ты будешь счастлива, я уж постараюсь, чтобы ты забыла о том времени, когда была не так уж счастлива. Я тоже тебе благодарен, Гё. За то, что ты пошла за мной. Хорошо быть с тобой.

http://funkyimg.com/i/2ypfX.png

http://funkyimg.com/i/2ypgc.gif Принимая эстафету, Джун узнаёт, как добраться до того самого места. Можно считать — повезло, потому что задача не из простых. Весьма доброжелательный мужчина-проводник, который развозит туристов, но сегодня решил взять выходной, предлагает услугу за недорого и даже быстрее, чем обычно получаются туристические туры. Мчать по океанским волнам, попробовать его на вкус, улыбаться уходящему солнцу — необычайно. А потом, достигнув пляжа и скал, норовящих скрыться в зелёных зарослях, узнают, что нужно сделать пересадку. Закатывая брюки, стягивая кроссовки, погружаясь ногами в тёплую воду, проваливаясь в песок, протягивает ей руку, а в другой бутылка какого-то местного вина. В душе словно просторы раскинулись, настроение Гё заразительное, возникает желание быть п р о щ е.

http://funkyimg.com/i/2ypfY.png Острый нос лодки рассекает изумрудную гладь реки, стремится в полумрак, затаившийся в пещере. Высокие, серые скалы обступают со всех сторон, внушая всё величество внутренних коридоров, точно замка где высокие потолки и необъятные залы. Лодка проплывает черту, вливается в бездонную тишину и даже биения своего сердца не слышно. Солнце спускается к холмам, прячется в пальмовых листьях и раскрашивает оранжевым горизонт. Заливает янтарным светом широкий проход в подземелье, касается волос и лица, норовит догнать, но тяжёлые, грузные ворота будто закрываются, не позволяя проблеску появиться внутри. На оранжевой каске проводника фонарик, бросающий яркую, белесую дорожку на чёрную поверхность, а в руке Джуна лампа и ещё три на самом, деревянном дне. Мягкий, желтоватый свет врывается в полутьму, освещает стены коридоров и потолков, с которых тянутся острые, словно наледь, камни. Закатные лучи проскальзывают сквозь узкие щели и в одном из залов пещеры будто висит большая люстра. Янтарные и медные, песочные и глиняные соломинки, гребёнки и бахромы. Тёмно-коричневые разводы на бежевых стенах, удивительные узоры, сделанные определённо не рукой человека. Невероятный замок из проходов и комнат, построенный будто, из образований сталактита и сталагмита. А подземная река словно разлитые чернила, словно ещё один мир — мир зеркального отражения. http://funkyimg.com/i/2ypfZ.png Отводит в неизвестность, где им побывать не удастся. Любовь к пещерам, находкам и раскопкам можно понять целиком, когда своими глазами видишь нечто завораживающее. Дух захватывает, хочется проплыть все двадцать четыре километра или больше. Однако, самое истинное чудо для него — наблюдать за каждой эмоцией, возникшей на лице Гё. Поднимает руку с лампой, разглядывает её в ласково окутывающем сиянии, запоминает, делая снимки в памяти. Невероятно красивая. Бутылку вина отдаёт ей, а сам улыбается удовлетворенно. Слышно, как бьётся весло о холодную воду, слышно, как бьётся сердце и любовь, которой места, вечно не достаёт. Он хочет признаться снова, снова, сегодня, завтра и каждый следующий день. Он хочет, признаться. Метров двадцать сидит неподвижно, погружается в родившееся волшебство подземного королевства, в безмятежную тишину и становясь таким же, безмятежным. Осторожно перемещается на соседнее место, садится лицом к ней, всё ещё держа лампу на линии глаз. Совершенно неожиданно возникает ощущение надо сейчас. Ведь кольцо всегда с тобой. Чувство, подпитанное спокойствием подземной реки, тишины и необъятной любви, которая рвётся наружу, осознав, что здесь очень просторно. У неё необходимость заполнить просторные залы, выступить и сравняться с величественными, наросшими образованиями. Здесь и сейчас. Она любит пещеры, это твоя возможность, прекрасная возможность. 
– Гё . . .  – они ведь, совсем одни, не считая проводника, который наверняка не понимает корейского. Превосходная возможность. Опускается на колени, забывая, что по правилам становятся на одно. Волнение волнами прокатывается по спине, потерянность кружит рядом, только он отмахивается, вдыхает глубоко.  – Я должен тебе кое-что сказать, – неловкая улыбка, шумный выдох.  – Я . . . – ты немного шутник. – Я . . . разбил вазу, которую ты оставила у меня на время . . . – смотрит в глаза с нескрываемым сожалением.  – Но у меня есть компенсация! 
Безмолвно извиняется, однако не ждёт реакции, перехватывает руку и мгновенно, как-то весьма ловко, надевает кольцо. На самом деле я тренировался долго, каждый вечер.   
– Ты будешь моей женой, Сон Хегё? 
http://funkyimg.com/i/2yrXG.gif Слова, способные остановить мир, и даже время. Самые простые слова с огромным смыслом, значащим всю жизнь. Он смотрит на неё как безрассудно влюблённый, смотрит предано и с надеждой. Смотрит как мужчина, жизнь которого сходится на ней, зависит от неё, будет продолжаться благодаря ей. Ему есть что сказать, только взгляд и чувства изнутри, сообщают обо всём намного красноречивее. В определённый момент о внутреннем переживании забывает, а любые крупицы растерянности рассеиваются. Уверен в себе, уверен в словах, уверен в одном, неизменном чувстве. Готов рассказать почему так важно о д н о слово из двух букв. Одно слово и ты самый счастливый человек до конца жизни.   
– Знаю, легенды так себе вписываются в этот момент, наверное, место не самое подходящее, но ты же не оставишь меня убиваться и плакать? Пусть я готов ко всему, возможно, стоит попытаться. Что скажешь? – пожимает плечами [немного неловко]. И кто верит легендам? Они всего лишь легенды. Правда же? 
– Я могу всё объяснить. Ты же любишь исследовать пещеры? А я люблю твою любовь исследовать пещеры. Ты любишь шоколад, а я люблю твою любовь к шоколаду. Ты любишь свободу и опасности, если сегодня ты была настоящей, а ты была именно такой, я люблю эту твою любовь, только привыкнуть нужно. Нет, это не причины для твоего 'да'. Это просто так и, наверное, ты об этом знаешь. Я хочу сказать, что . . . мы почти с детства знакомы, мы друзья с детства. Много лет прошло. Хочу остальные много лет быть рядом, всегда, каждую минуту, радостную и не очень. Хочу провести их с тобой, не нарушать то, что устоялось. Быть вместе. Я могу видеть будущее на самом деле, но только с тобой. Ты станешь моим будущим? – лёгкая улыбка трогает губы, приятное волнение щекочет будто пёрышками. Держит её руку в своей и, острые, яркие блики от камней в оправе, весело прыгают по лицу. Обилие искренности, открытое сердце и душа — заходи, если только пожелаешь. Заходи. 
– Ты очень нужна мне. Ты. Нужна мне, Хегё. Без Хегё не будет Джунки, всё довольно просто. Я люблю тебя, я очень люблю тебя. Поэтому, буду продолжать спрашивать пока ты не ответишь. Ты выйдешь за меня? 
Пожалуй, проводник в ярко-оранжевой каске и спасательном жилете, не знающий корейского, понял, что происходит за спиной. Понял, что в воздухе витает романтика, разнося сладковатый запах, и решает будущее одной, неожиданной пары. Спонтанным случилось всё, только никто из них не пожелает об этом н и к о г д а. Джун будет стоять до последнего на коленях, держать её руку в своей, смотреть преданно и влюблённо, не скрывая ожидания и проблесков в тёмных глазах. Долгожданный ответ прозвучит, и он обнимет крепко, прошепчет спасибо от уносящих эмоций, от безграничного счастья. Поцелует своими улыбающимися губами, не смущаясь ни капли. Будет бесконечно вторить я люблю тебя, ведь это правда. А за её да готов отдать в с ё. Потому что любит. 

Так было суждено.
 

http://funkyimg.com/i/2ypg4.png На берегу в фиолетовых потёмках, высматривает смуглое, уже знакомое лицо. Только рядом с невысоким, темноглазым пареньком возникает новая, женская фигура. Две радостные, белозубые улыбки встречают тепло, словно старые друзья, а в действительности едва ли запомнили имена друг друга. Джунки улыбается не менее широко, сияет от необъятного счастья, и это состояние постепенно выходит из-под контроля. Рука машинально тянется через её спину, ладонь опускается на плечо и несильно сжимает.  А когда взгляд цепляется за сверкающее кольцо — возникает небывалое удовлетворение, сердце радуется и пляшет. Напоминает, что всё происходит наяву, а не во сне, от которого не хочется пробуждаться. 
http://funkyimg.com/i/2ypg3.png – Привет, я Джейн, младшая сестра этого парня.   
– Вы знаете корейский? – последовал вопрос с удивлением, на что девушка смущённо улыбается, пряча глаза, тёмные как ночь.   
– У меня была мечта встретить одного популярного айдола и рассказать о фанатской любви на его родном языке. Я даже жила в Кванджу некоторое время, но до Сеула не добралась. Это печальная история.   
– Приезжайте в Пусан, иногда это даже лучше Сеула.   
– Правда? Я уже хочу в Пусан. Но вы ребята, когда уезжаете?   
– Наверное . . . – переводит задумчивый взгляд на Гё.  – сегодня?   
– Нет! Вы не можете, не посмотрев город уехать.   
– Мы были кое-где сегодня.   
– Нет-нет, ночью город совсем другой. И кто уезжает на ночь глядя? Не стоит отказываться, оставайтесь.   
– Это же Рико? Рико! 
– Нам и вчетвером было бы нормально . . . 
Джун мог с уверенностью сказать, что всё хорошо до появления того самого Рико, внезапно уставившегося на Гё. Неловкое молчание и странный, весьма странный взгляд, пока Джейн не сообщила что последние краски на горизонте сгущаются, смываются в сплошное, тёмно-фиолетовое небо. Нужно поторопиться. А он, в свою очередь, обходит свою, теперь невесту, становясь стеной перед низким парнем с подозрительным блеском в глазах.

http://funkyimg.com/i/2ypga.gif На Бай-Бай жизнь вспыхивает вечером и разгорается на всю ночь, клокочет насыщенными красками, имеет своё собственное очарование и особенность. Множество ярких фонарей, пёстрые цвета, красные рубашки, белые в большой, какой-то тропический цветок, смуглые и светлые лица, лёгкие сарафаны, улыбки и смех. Высокие и низкие пальмы, детские и взрослые аттракционы, шум прибоя и самые разные запахи: фруктовые, рыбные, пряных специй и самый ощутимый — океана. Джейн ведёт за собой в качестве знатока, никто не поведает интереснее, как лучше всего провести вечер в Пуэрто Принцессе.   
http://funkyimg.com/i/2ypge.gif – Развлечение номер один: катание на трайках! Два доллара и будет счастье. Давайте посоревнуемся? Последний выполняет по одному желанию от каждого из нас. 
Подозрительный парень с именем Рико довольно улыбается, украдкой поглядывает на Гё, а Джун замечает мгновенно если кто-то, нарочно или невзначай посмотрит в её сторону. Не к добру такие взгляды. Они берут в прокат пять трициклов, совместно выбирают точку финиша и линию старта. Трёхколесный транспорт набирает скорость постепенно и признаться, он впервые управляет таким, если не вспоминать далёкого детства. Определённо существуют секреты и хитрости о которых не догадывается, потому что трое друзей шустро вырываются вперёд, умудряясь лавировать на дороге, избегать столкновений с людьми и различными, маленькими точками с едой, напитками или сувенирами. Джун огромным чудом уворачивается, оборачивается, почему-то пытается извиниться за то, что чьи-то хот-доги могли потерять свою ценность, оказавшись на грязном бетоне. Немного [много] весело и безумно, гонять на забавных трайках, обходить движущиеся препятствия и достичь финиша последним под громкие аплодисменты и восхищённые возгласы. Разводит руками, пожимая плечами, поджимая губы с видом это не я виноват.   
– Мне жаль. Ты готов? Давайте по очереди. Я хочу, чтобы ты поцеловал её. Да-да, вероятно это кольцо не из простых украшений, – радостно хлопает в ладоши и смотрит как-то умоляюще, будто боится, что желания подобного рода будут сразу оспорены. А тот самый Рико, скорее всего, корейского вовсе не понимает.   
– Давай, если не можешь на английском, я переведу, – только после желания старшего брата, милое личико Джейн искривилось, словно она съела целый лимон.  – О, нет! Слишком жестоко. Он хочет, чтобы ты попробовал жареных насекомых.   
– Ноэль, за что ты так со мной? Ладно, я сделаю это.   
– Прости. Рико предлагает выпить. Хочет снова посоревноваться: кто быстрее выпьет стакан рома. Ром у нас наиболее популярный среди крепкого алкоголя. 
– Я . . . немного за рулём. 
– Ночь впереди, больше мы не дадим тебе пить, не волнуйся. Хегё, твоё желание?

Подходят к палатке с уличной едой, откуда вываливается обильно пар с ароматом чего-то жареного, а именно жаренные насекомые и разная, здешняя экзотика. Говорят, местные не в восторге от подобных деликатесов, а туристы должны обязательно попробовать. Он выбирает первым желание Джейн и подходит к своей возлюбленной, наклоняясь. Оставляет мягкий поцелуй на щеке, сквозь счастливую улыбку. Рико хмурит свои густые брови, а потом с неподдельным интересом наблюдает, впрочем, как и все остальные, первый шаг ко второму желанию. Насекомые в кляре на тонкой, деревянной палочке. Рассматривает пристально, проглатывает вставший в горле, ком. Только высматривать что-то не нужно. Будет хуже! Маленькие, тонкие лапки, высунувшиеся из хрустящей корочки — не очень, аппетитно. Хрустят на зубах, солёные довольно с привкусом жареной курочки. Ноэль замирает с испугом на лице, а его друг отчего-то радостно улыбается, пытается встать поближе к Гё. Это действие заставляет напрочь забыть о пикантной весьма закуске, глотнуть, завершить 'представление' и снова появится стеной между ними. Окатывает прохладным, неодобрительным взглядом лишь на секунду, но и того, по мнению Джунки, должно быть, достаточно. Ты ошибаешься.   
– Ты сделал это! – Джейн хлопает в ладоши, прыгает точно ребёнок.   
– Теперь точно нужно выпить, – говорит в кулак, прокручивая в голове свои недавние действия. Забегаловка с алкоголем самого разного вида оказалась рядом и там расположились круглые столики, пришлось забрать несколько стульев от других, чтобы усесться всем за один. Официантка приносит ром, а он удивляется тому, что его подают даже в таком, казалось очень простом местечке. Парень сильно хмурится, будто бросает вызов раздосадованным взглядом, а кореец легко принимает, потому что в этом пари имеется скрытый [возможно, не очень] смысл.   
– А что же будет победителю? – невзначай спрашивает Джейн.   
– Танец! Танец с Хегё, – удивительно чётко выдаёт Рико на корейском, вызывая кривую усмешку на лице Джуна. Ты не спешил бы соглашаться, гордый слишком. Считают до трёх и поднимают высокие стаканы. Самоуверенности через край и ничего более, только парень напротив стремительно приближается ко дну, а у него челюсть сводит от невозможно кислой жидкости, кажется, названной ромом. Несколько глотков и сдаётся, закрывая ладонью нижнюю часть лица. Щурится сильно, слова выговорить не может, потому что слишком к и с л о. Будто это чистый, лимонный сок, ни капли не разведённый водой или каким-либо спиртным. Приглушает вкус алкоголя, обычно приятного.   
– Джун? Ты в порядке? У тебя глаза покраснели кажется. Принесите воды! – вопит девушка, пока их друг нагло и хитро улыбается. Никто не и не подумал, что он успел попросить друга-официанта выдавить целых два лимона в стакан.   
– Кисло . . . очень . . .   
– Что? Кисло? О, музыка уже играет. Пора танцевать, быстрее! 
Джейн подрывается и тянет Гё за собой, остальные тоже торопятся, а Джун не может расстаться с четвёртым стаканом воды, становится немного незаметным и прозрачным. Оборачивается, качает головой, просит на английском пятый, а потом вовсе литровую бутылку. Отстаёт от них довольно, плетётся где-то сзади, теряется в толпе и шуме, потому что недалеко, на арене Мендоза разыгралось какое-то фееричное шоу. Было в этом нечто из национального колорита, вперемешку с современными танцами и музыкой. Неоновые вывески, яркие подсветки, мигающие, немного раздражающе, гирлянды и разноцветные прожектора. Рико не упускает возможности, пользуется своей, полностью нечестной победой и своевольно уводит Хегё от Джейн в сторону. Наверное, пытался заговорить с ней на всех, ему известных языках, пока Джунки отчаянно выискивал взглядом знакомые лица. Мягко льётся свет, пурпурный, зелёный, синий и фиолетовый, иногда белый, ослепляющий. Биты подпрыгивают к высшим точкам и людям, видимо, просто нравится танцевать. Для них — настоящая отдушина. Для тех, кто не видел больших городов, их ночных огней и привычной жизни. Протиснуться весьма непросто, остаётся толкаться, щурится от ярких проблесков и выискивать среди размытых, движущихся пятен — её, одну-единственную, Гё. Замечает, находит, замирает среди пляшущего народа и губы растягиваются в нежной улыбке. Почему? Просто, улыбается, просто радуется, что нашёл. Ведь найдёт, всегда найдёт, даже среди миллиона незнакомцев, найдёт. Теперь сердце пускается в пляс под бьющую по слуху, музыку. Осталось четыре шага и хватает за руку, пока Рико отвлекается на что-то. Уводит, не оборачиваясь, ловко обходя фигуры, точно размытые в движении. Выводит из одной, непонятной массы толпы, и даже дышать легче, свободнее. Набирает полную грудь свежего воздуха, в котором играет океан и остатки тропиков, где побывали этим днём. Улыбается, поднимая голову к небу, а оно украшено множеством звёзд.
– Я, конечно, всё понимаю, ты слишком красивая, но это же . . .  это же нагло и подло. У меня . . . до сих пор . . . я еле челюстью двигаю, честно. И как долго вы танцевали? Надо же. Как я мог проиграть? Чёрт! – эмоциональный всплеск, бескрайнее возмущение и снова, покрасневшие глаза от потери всякого терпения, злости и ревности невероятной.   
– Хорошо, я спокоен, Гё. Только за лимоном схожу, ему наверняка пить захочется после такой пляски. Нет, лучше купить жареных насекомых, что думаешь? – перебирает варианты запинаясь, задыхаясь, пожалуй, от наплыва самых ужасных эмоций.  – Да пошёл он! Моё время слишком ценно, – ставит точку в своём разговоре с самим собой, шмыгнув носом от поднявшегося, прохладного ветра. 
– Вам не нравится танцевать? Почему?   
– Я не спал прошлой ночью, поэтому.   
– Как грустно. Мне хотелось оставить хорошие впечатления . . .   
– Всё чудесно, Джейн. За исключением насекомых и лимонного сока в роме. 
– Примите мои извинения, пожалуйста. Давай напишу наш адрес, отдохните, а мы вернёмся чуть позже. Такие концерты у нас устраивают редко, наверное, для вас это что-то обыденное.   
– Наверное . . .  Мы можем снять номер в отеле, не стоит. 
– Нет! Не стоит расстраивать меня. Просто возьмите такси и покажите адрес водителю.

По словам Джейн, супермаркет Робинсон, кстати говоря, расположенный тоже неподалёку, единственное место где можно купить йогурты и сметану. Джун предлагает зайти, чтобы купить продукты к ужину. Берёт её руку в свою, сжимает крепко, постепенно успокаивается, оседает, когда шум позади, приглушённый, не такой надоедливый и бьющий по слуху. А прогуливаться вдоль длинной набережной, быть рядом и вспоминать о кольце на пальце — невероятно здорово. Быть вместе — невероятно здорово. 
http://funkyimg.com/i/2ypg5.png– Я могу звать тебя женушкой? Не говори, что рано! Почему нет? Женушка. Я очень счастлив. Просто потому что ты есть, ты рядом, ты такая красивая, – смеётся тихо, смотрит на неё снова влюблённо.  – Моя ревность оправдана, потому что другие готовы на что угодно, лишь бы потанцевать с тобой. Но что поделаешь . . . Сон Хегё целиком и полностью моя, я не собираюсь делиться, – протягивает звуки, закидывает руку на плечо, снова по привычке, прижимая её к себе. Так идти не очень удобно, но за то очень т е п л о. В супермаркете собирает ингредиенты для задуманного ужина, каким-то образом попадает в отдел детского питания, вероятно, теряясь в непривычном расположении всего. Засматривается на щекастых малышей, улыбки которых ловили для этикеток. Потому что ещё в студенческие годы точно знал, что у него будет жена и дети. Точно двое. Улыбка невзначай трогает губы, а потом очнётся и глянет на Гё, будто застала врасплох.  – Дети — это очень мило. 
Но ты только сегодня предложение сделал, Джун. 

– А вот и наш пятизвёздочный отель. 
Как только такси приближается ко двору без какого-либо ограждения, вспыхивают уличные фонари. Дом, выкрашенный в белый, с бардовой черепицей, очень аккуратный для этого города, ухоженный сад из высоких и низких пальм, орхидей жёлтых и глубоко-розовых. Дорожка из щебёнки, а вдоль неё небольшие, цветочные кустики. Дверь открывает та самая женщина с рынка, добродушная и приветливая. Джун кое-как объясняет, что произошло, показывает заметку в телефоне, напечатанную Джейн на их родном языке. Продавщица мельком глянула на кольцо и выделила им одну комнату, на что он пожимает плечами.   
– Нам не привыкать? – вы с тринадцати лет могли заснуть вместе где угодно, даже на лавочке в парке, или под деревом, потому что летом везде тепло. Открывать прилавок нужно рано, и просыпаться в пять утра, поэтому доброжелательная женщина, имени которой они не успели узнать, скрылась в своей спальне, объяснив предварительно, что и как на маленькой кухоньке. – Ты устала, точно устала. Можешь посмотреть, как я буду готовить. Это же ничем не хуже мужчины в форме, – обаятельно-игриво улыбается, сокращая расстояние между лицами на мгновение.  – Знаешь о чём я подумал? Тебе хочется всегда проигрывать. И, выполнять твои желания, – взглядом коснётся губ, но отстранится довольно быстро.  – Я люблю тебя.

После ужина принимают душ по очереди, только она всё равно пахнет океаном и необычным, филиппинским солнцем. Засыпать будут вместе, ведь это естественно, совершенно, привычно. Обнимает её, ощущая полностью то самое х о р о ш о. В полумрак заплывают звёзды из окна, перед которым железная решётка. А кольцо снова остро сверкает мелкими бриллиантами, и они рассыпаются будто по стенам, отбрасывая цветастые отблески.   
– Внутри . . .  – немного сипло, уже засыпая. – надпись внутри кольца, на латинском так суждено. Чихуна заело, ему очень понравилась эта фраза. Я думаю, ты действительно моя судьба. Иначе кто же ты ещё, – утопает в мягком, медленно плывущем сне, только Гё не выпускает из объятий, ведь она именно дарит эти сны. Словно ловец снов, не только гонит кошмары, ещё и привлекает приятные, прекрасные сновидения. Хорошо с тобой засыпать.

Хорошо быть с тобой.
Спасибо, Гё.
Спасибо что сказала да.

http://funkyimg.com/i/2ypg7.png Ему нравится невесомо рисовать невидимые узоры на её щеке, или подушечкой пальца проводить плавные, идеальные очертания лица, воображая себя великим художником. Нравится смотреть на неё, спящую, дышать тихо-тихо, наклонившись ближе. Только не нравится вырывать из сладкого сна, потому что в нём Гё волшебно улыбается.   
– Пора просыпаться, милая. Твой кофе готов, – садится на край кровати с небольшим, стареньким подносом на коленях. Ранним утром он наткнулся на сонную, измученную Джейн и узнал, что вернулись они к трём часам ночи, но перед уходом нужно обязательно разбудить и попрощаться, ради своего же блага, если её дословно цитировать.   
– И, пора домой, мои, впрочем, и твои выходные заканчиваются. Но у нас впереди ещё целый полёт, в котором мы будем вместе, мы и больше никого.

Погода: лётная.
Настроение: влюбленное. 
У нас впереди целый полёт, только мы и больше никого, 
по бескрайнему небу жизни.

0

7

Bon Jovi –Make A Memory
http://funkyimg.com/i/2yvrt.gif

Саран вроде бы уже давно доела, но все еще не ушла из столовой.
— Домашнее задание?
— Успею.
— А форму снять?
Саран повесит темно-синий школьный пиджак на спинку стула, подгибая под себя ноги \совсем как я с этой привычкой сидеть «не правильно»\, останется в одной рубашке белой, расслабляя галстук. Тряхнет волосами темными, до плеч \а раньше стриглась по чем зря, потому что с длинными волосами на тхэквондо не удобно\, откинется на спинку, задумчиво разглядывая коротко подстриженные ногти \играть на гитаре с длинными ногтями попросту невозможно\. У нее все такое же круглое личико, как и в детстве, губы бантиком. Саран совсем не высокая, но дает фору не то что одноклассницам, но и одноклассникам \судя по вызовам к директору\.
Ге вытрет руки о кухонное полотенце, встряхнет кистями рук, только соберется спросить, что такое случилось, но телефон на столе завибрирует оглушительно.
— Да, я слушаю…
— Декан Сон, насчет графика…
Она не может держать телефон выключенным, потому что точно знает — выключит и обязательно кому-нибудь понадобится. Тогда, когда профессор Чхве ушел на пенсию, с громкими проводами и сказал, что если и кого-то видит на своем месте, то именно ее \любимая ученица все таки\ она была рада. Но что тогда, что сейчас иногда хочется послать работу куда-нибудь в сторону египетских пирамид как минимум. Заканчивает звонок, набирает воды из кулера на кухне в стакан.
— Мартышка, что-то случилось, мм?
—А ей в любви признались, мам! – Тео, зашедший в столовую без каких либо предупреждений, выдувая огромный пузырь из жевательной мятной резинки \в последнее время он постоянно что-то жует, пора перестать давать так много карманных – вечно хомячит\. — Я хотел поиграть в приставку с Джон Хеном. Я уже все сделал! Даже дополнительное задание! Mom, pleeease!
Ге закашливается судорожно, выплескивая воду из стакана на первую фразу, Саран подрывается с места с очевидным намерением справедливой расправы, но Тео, привыкший к сестринским выпадам умудряется таки увернуться.
— Я тебя когда-нибудь прибью, Сон Тео!
Хе Ге сидит какое-то время молча, вздыхая, наблюдая за беготней 16-ти летнего подростка за 12-ти летним школьником по столовой. Тео кричит что-то на английском, Ге морщится, желая узнать, когда именно он успел выучить такие выражения, а Саран еще немного и действительно его догонит, а когда это случится – не вырвешься, хватка железная.
«Вот поэтому, все мальчишки тебя шугаются!»
«Я тебя не спросила!»
— Так все, Тео, иди к своему другу и если я еще раз услышу такие слова, мы подумаем о летних каникулах в Америке более серьезно. Саран, сядь, давай поговорим!
Дочь сдувает раздраженно волосы со лба, тряхнет отросшими волосами, посмотрит на брата взглядом, который ничего хорошего не сулит, а тот не удержится и покажет язык, прежде чем вылететь за дверь, пока Саран снова в наступление не ринулась.
— Серьезно… - бурчит себе под нос, бухаясь снова на стол, голову роняя на твердую поверхность, стукаясь несколько раз.
Чем старше становятся твои дети, тем, если честно, сложнее. Казалось раньше – вот подрастут немного и непременно станет легче, но это оказалось педагогической ошибкой. С возрастом стало еще труднее. И все же… она все еще любит свою жизнь.
Ге сядет рядом с продолжающей рефлексировать дочерью. Подождет, пока Саран таки предаст телу вертикальное положение, прислушиваясь к удаляющимся шагам младшего брата. Они не всегда ведут себя как кошка с собакой, раньше даже умудрялись засыпать вместе с одной кровати. Но Саран легко вспыхивает, а Тео вечно работает как катализатор и самое лучшее горючее.
— Милая, он же младше. А ты продолжаешь обращать внимание на его выходки.
— Он первый начинает! И еще он трепло!
— Давай заменим слово «трепло» на слово «разговорчивый», хорошо?
— Ты сама так называла профессора Чона…
Ге усмехнется. Саран с
детства была внимательным любознательным ребенком, порой через чур. Вот так тяжело быть родителем — всегда нужно следить за своим языком. Особенно родителем Сон Саран.
— Окей, мама была не права. — поднимешь примирительно руки вверх. — Положу тысячу вон в копилку бранных слов, хорошо. Но неужели ты бы не рассказала, что кто-то признался тебе в любви, мм?
У них действительно была такая банка стеклянная, стояла на холодильнике и когда кто-то умудрялся «высказаться» возвращал в банку «кредит» в виде тысячи вон. В основном банка пустовала, но иногда кто-то все же не сдерживался, а в банке появлялись первые синие купюры «тысяч».
Она бы все равно заметила – дочь редко пользуется блеском для губ. Красит ногти. И носит юбки по выходным вместо джинс и шорт. Она же мать. Она бы все равно заметила, но Ге предпочитает, когда дети признаются во всем сами.
— И потом, я бы все равно узнала и не от Тео. Когда ты не болтаешь без умолку, как заправский диктор новостей — это уже странно. Ты даже волосы перестала подстригать.
— Папа сказал, что мечтает, чтобы я волосы отрастила. Вот я и отрастила.
Да, Джун, знаешь ведь сам – она «папина дочка». Все дочки в этом мире немного «папины». Я вспоминаю себя, вспоминаю дедушку Саран и своего отца, в руках которого чувствовала, что на все способна. Мы остаемся детьми, пока живы наши родители… И только тогда, когда их нет рядом понимаешь какой необъятной вселенной они были в твоей жизни. Именно поэтому всегда хотелось быть «хорошим родителем». У нас получилось? Может быть. Пусть Саран и вляпывается в истории со своим обостренным чувством справедливости, но ведь желать добиваться правды – не так уж и плохо. Пусть Тео большая вредина, но зато хороший друг и люди тянутся к нему. Но зато они всегда приходят со своими проблемами к нам. Идеально? Люблю это слово.
— Мам… — мнется. — а как ты отреагировала?
— На признание?
Саран неопределенно мгмкает.
Как я отреагировала? В первый раз сбежала попросту, а сердце готово было остановиться, готово было остановиться лишь от трепета, а осознание всего пришло не сразу. Не сразу пришло это чертово осознание, что начиная с 16-ти \видимо это какой-то благодатный возраст для первой любви, а?\ я тебя люблю. Мне за 40, а я люблю тебя все также, люблю морщинки вокруг глаз, когда ты улыбаешься и все также люблю подшучивать временами \разве что больше не прыгаю со скал вниз – можешь считать я образумилась\.
— Мне кажется, мы много раз рассказывали вам эту историю, а вы постоянно говорили, что знаете наизусть ее.
В первый раз я сбежала.
Во второй раз, когда увидела кольцо на пальце, когда посмотрела в твои глаза, когда услышала вопрос тот самый, в той самой пещере – расплакалась. Никогда не умела реагировать как-то «обычно», как-то по канонам.
— Как ты бы поступила я имею ввиду. – поправляется. — Историю про пещеры и дожди мы много раз слышали, seriously. И попробуй еще найди такого. Есть что-то чего он не мог?
— Естественно. Волосы в хвост собрать например.
Фыркает.
— Ну... А он симпатичный?
— Я серьезно между прочим! – надувается, словно воздушный шарик, а Ге не может ею не умиляться даже вот такой. И не может не считать все еще ребенком. Не замечаешь, когда они успевают взрослеть.
— Знаешь, мартышка… Твоя мама 15 лет бегала от твоего папы. Тебе он нравится? Это самое главное. Если нравится… почему нет.
— А ты как поняла? Что папа тебе нравится.
Как я поняла это в 16? Да просто проснулась однажды и поняла. И не смогла отказаться, не смогла забыть до конца, потому что на самом деле ни на секунду не переставала тебя любить. Ге прокрутит в руках кольцо, серебряное, которое вместо медальона на одежде. Кольцо на помолвку.
— Просто…
Кинуть взгляд на холодильник, наверху которого стоит банка с бумажными журавликами разноцветными. Теми самыми, с «тысячью причин». Где-то на кухне в посудном шкафчике буду стоять те
самые кружки. Кружки "3-х летней годовщины" \нас тогда не заботило, что отмечают только круглые даты\. Где-то в столе, в ее рабочем кабинете будет лежать блокнот кожаный красный. Тот самый, где написаны 500 желаний неровной дрожащей рукой. Некоторые из них вычеркнуты, некоторые были слишком невыполнимы. Блокнот с 2013-ого. В углу за шкафом спрятан проектор звездного неба \звезд в городе все еще не хватает временами\. В шкафу визит джинсовка, пятна от краски на ней так до конца и не отстирались. Рядом висит сарафан. Желтый сарафан.
Так было суждено.

glen hansard and marketa irglova – falling slowly
http://funkyimg.com/i/2yvuY.gif

http://funkyimg.com/i/2yvep.gifГе хватается за борта лодчонки, покачивающейся с боку на бок, но равновесие теперь отчего-то удерживать все сложнее и сложнее, а в волны все подкатывают, все подталкивают еще немного и правда — упадешь в воду и на этот раз переодеваться тебе совершенно не во что. Сарафан, подхватываемый легкими порывами ветерка южного, пахнущего тропиками и лазурью, кажется сейчас слишком длинным, стесняющим движения и совершенно не помогающий д е р ж а т ь с я. Покачнется еще раз, прежде чем в лодку забраться, ухватится за предплечье Джуна, выравниваясь и ругая себя за свою неуклюжесть. Но ухватываться за его руку так привычно, так н о р м а л ь н о и так п р и я т н о, что как-то быстро забывает обо всем, старается пособиться с волосами, которые теперь остались свободно лежать по плечам \резинку я потеряла все в тех же бирюзовых волнах, а может быть где-то в полете, когда казалось, что крылья за спиной выросли?\. На губах все еще вина привкус, к которому тянула руки \что поделать, если я люблю вино, что поделать, если я люблю тебя?\. Для нее, если честно, нет ничего лучше такого отдыха, когда можно быть смешной, опускать ноги в теплую тихоокеанскую воду, быть растрепанной, носить сарафаны с кроссовками и не думать ни о чем, не вникать, чувствовать себя в своей тарелке. Не переделывать себя для кого-то, а быть самой собой — невероятно здорово. Было так хорошо, забраться на нос катера, подставить лицо встречному ветру уже куда более сильному, нежели на берегу и ловить все тот же ветер ладонью, слышать где-то отделенные щелчки фотоаппарата \меня можно фотографировать сколько угодно — я люблю фотографии\. Так хорошо, что можно снова закричать, подражая персонажу Ди Каприо: «I am the king of the world!».
Коронованная тобой.
И мне это нравится.
И рассказывать о сталагмитах и сталактитах, светить фонариком в случайных упитанных летучих мышей, которые мирно дремали вниз головой где-то высоко, под самыми каменными сводами. И чем дальше, тем темнее вроде бы становится, но она продолжает болтать без умолку о чем-то свое, показывает рукой на какой-то очередной нарост и рассказывает, что раньше в таких пещерах могли прятаться целые племена, что в одной из такой пещер археологи нашли там какую-то архиважную находку \о ценности которой могу говорить только я\. Не боится. Во-первых, никогда не боялась таких вещей — выяснили, знаем. Во-вторых, он же рядом. Рядом, можно протянуть руку, вложить в ладонь, переплетая пальцы и вообще ничего в этом мире. Чувствовать себя защищенной, защищенной более чем. Тэ бы сказала, что для приличия можно хотя бы изобразить испуг и тогда романтика обеспечена, а «на тебя паука брось ты его снимешь спокойно и пойдешь дальше — ничего сильному полу не оставляешь». Прости, Джун, я боюсь совершенно других вещей, на самом деле.
Свет желтоватый от лампы падает на лицо, заставляя отрываться от очередного нароста. Где-то в отдалении капает вода монотонно,
эхом отдается по каменным стенам. Мурашки по спине пробегают — здесь слишком удивительно, слишком таинственно, а где тайны там всегда Ге. Мистические отсветы на оранжево-коричневых стенах, не зря же эти пещеры с подземной рекой входят в наследие ЮНЕСКО. Если бы не вода вокруг – непременно захотела бы исследовать, погружаясь в обволакивающую темноту, которая не пугает, а скорее манит. Все темнее и темнее, все труднее различать силуэты, а лампа отбрасывает желтые блики на воду черную. На свет случайные пылинки можно рассмотреть. Здесь удивительная тишина, если замолчать только и кажется будет слышно не только дыхание, но сердечный стук — это королевство тишины, королевство безмолвия, каменных куполов и замков. В какой-то момент Ге замолкает, просто наслаждается, просто влюбляется как обычно во все эти своды, пещеры, камни, пытаясь заглянуть куда-то сквозь стены, а может быть сразу сквозь время.
Замечталась.
Загляделась.
Вино все еще на губах теплится фруктовым расцветом.
И даже как-то не сразу откликается, на негромкое, но настойчивое имя. Свое имя.
—…а? — обернется поспешно, беспечно, порывисто, отвлекаясь от созерцания подземной сказки.
Лодка покачнется немного, когда он на колени встанет, а сердце, глупое и наивное удар пропустит.
Раз.
— Ты чего? – с каким-то странным подозрением в голосе, почти обеспокоенно. — Перевернемся еще, давай так поговорим… что?
Вазу привезла подарочную из музей, после очередной конференции археологической. Вместе с грамотой. Но в маленькой квартирке, в которой итак целый угол выделен на всякие мелкие находки — это сделать тяжеловато. Ге может ломать бытовые приборы или зонтики и каблуки у полусапожек, но никогда — свои хрупкие, древние вещицы. И если обычно легко понимает шутки, то здесь готова была поверить, поверить его выражению лица, которое лампой освещается. — В смысле ты ее разбил? Она же… — рука оторвется от борта лодки, взмахнет в воздухе как-то нелепо.
Два.
Рука в твоей руке. Палец. Вроде бы это безымянный палец. Безымянный.
В глазах отблеск света слабого. И губы перестают улыбаться. Она не хмурится, она запоздало понимает, что это кольцо. То самое, увидеть которое не ожидала, даже несмотря на то, что всегда знала о том, что теперь уже любима, совершенно определенно. И все равно.
Есть кое-что, что не дает покоя.

http://funkyimg.com/i/2yven.gifГе разуется в прихожей, с наслаждением вытянет ноги уставшие, похлопает по лодыжкам – каблуки это все же не ее, пусть повод и обязывал — очередная свадьба, которую нельзя пропустить. Рядом будет лежать букетик невесты — небольшой, аккуратный с белыми розами и цветами гречки. Только розы почти ничем не пахнут, так странно. Цветы ведь должны пахнуть. Ге не собиралась ловить букет, но всем так громко сказали: «Все незамужние девушки», что отказаться было бы как-то странно, остаться в стороне – странно. Она всего лишь вытянула руки. Она всего лишь его поймала. Она конечно же улыбалась, конечно же отшучивалась, но внутри все как-то сжималось неприятно и так безнадежно. Она, конечно же, поздравляла, как и все со свадьбой, а потом очень долго рассматривала этот самый букет. Все выглядели такими искренни-счастливыми, но лишь она одна изображала это самое счастье. Как бы не хотела — тут совершенно не до искренности, знаете ли.
Включится свет в гостиной, Ге поморщится и протянет почти недовольно, бесконечно устало:
— Выключи, мам, выключи!
Хочу остаться в темноте.
Мать поведет носом, почувствует запах алкоголя, нахмурит брови.
— Глупая девчонка. Сколько раз говорила не пить, мм?
Где-то в тоне матери слышится беспокойство, которое она вечно прячет за своей резкостью, граничащей с суровостью. Ге отмахнется, перевернется на другой бок в платье. Не переоделась, не умылась. Просто очень хочется заснуть, чтобы проснуться и перестать чувствовать пустоту в грудной клетке. Просто не хочется делать совершенно ничего. Просто пить
соджу после свадьбы — уже диагноз кажется. Обычно, когда ей плохо она идет в музеи в одиночку, подолгу рассматривает странные непонятные картины, пытаясь добраться до сути, садиться в кинотеатр где-нибудь на первые ряды и смотрит комедии, над которыми рыдает прямо в голос. Все думают — смеется. Так странно, когда плохо — улыбаться. Вечером все музеи закрыты, а в кинотеатрах нет мест и все запружено парочками. А на сегодняшний день романтики с тебя достаточно вполне.
http://funkyimg.com/i/2yveu.gifНа скольких свадьбах удалось побывать за это время и сколько букетов поймать\не поймать? Сколько парней в твоей жизни оказалось\окажется полными идиотами. Да, Джун, ты прав, пожалуй, я их коллекционирую, тогда как остальные надевают белые платья и готовятся к свадьбе. Я расстаюсь бесконечно, тогда когда другие сходятся и сияют счастьем. Я напиваюсь, когда другие планируют свое свадебное путешествие. Я так стараюсь быть счастливой, так стараюсь ради людей, которым это не интересно. И чем больше я стараюсь, тем больше теряю.
— Вот что с тобой не так, скажи мне… - мать цокнет языком, покачает головой, а у Ге внутри что-то переклинит. То ли алкоголь в крови взбунтовался, что разучилась говорить «все хорошо», то ли все настолько хреново откровенно говоря, что сил терпеть нет попросту.
Поднимется с дивана резко, настолько резко, что в глазах потемнеет.
– Вот я о том! Что со мной не так? – не хочет, а голос звенит, голос ломается. Хочет говорить спокойно, а сама на грани срыва. — Думаешь я не хочу быть как все, я устала быть неудачницей, но что я могу поделать? Я стараюсь, мам, я стараюсь, но что поделать, если одним суждено быть счастливыми, а другим не везет по определению?
С детства у меня было две мечты. Первая — стать великим исследователем. Потом мечта стала целью, приобрела более четкие границы. Вторая… я хотела быть счастливой. Я не знала, что это толком значит, но всегда хотела понять. В детстве я играла с белыми тюлевыми занавесками, примеряя их на голову. Я засматривалась на невест в белых платьях. Я коротко стригла волосы, но я любила платья.
Она не нуждалась во многом, хотела всего ничего. Добрых слов, искренности, свежего воздуха, чистой воды, сад, поцелуев, книг для чтения, объятий, в которых можно было бы спрятаться, уютную постель, а еще…
— Разве я многого прошу? Любить и быть любимой в ответ — такое только в кино в итоге бывает и в книгах, так? Так? Серьезно. — раздраженно вытрет слезы, которые впрочем быстро набегут снова тыльной стороной ладони. — Что мне еще нужно сделать, мам?
Я — вечная подружка невесты.
В свое время я так долго и так сильно, как все девушки, наверное, хотела услышать «эти слова», что в какой-то момент перестала ждать, решив, что и без них не умру, что буду продолжать жить и двигаться дальше.
— Может быть, меня просто невозможно полюбить. Может быть, это не для меня, мам.
Молчание в комнате, слышно только тиканье часов настенных, да ее дыхание прерывистое. Мать вздохнет, складка между бровей разгладится. Сядет на диван рядом, обнимет, а ты расплачешься уже совершенно окончательно, а она просто будет хлопать по спине медленно, покачивая.
— Глупая девчонка, честное слово. Что может быть с тобой не так? Ты ведь моя дочь. Пусть кто-нибудь попробует найти лучше.
Скрипнет дверь спальне, кто-то прошоркает по полу босыми ногами, шаги тяжеловатые, но родные. Папа.
Отец кашлянет тяжело \снова курил больше обычного, да?\ сядет с другой стороны и тоже обнимет, а она окажется между двух родных дыханий и кажется разрыдается окончательно.
— Что ты убиваешься? Твой папа, если бы мог, отдал бы тебе весь мир, согласись, папа ведь лучше всех этих идиотов, а? — отец поддержит за подбородок, а она улыбнется сквозь слезы, но улыбнется. — Серьезно, если парни будут так тебя расстраивать я вообще не захочу никого рядом с тобой видеть.
— Чушь не городи, замуж-то она должна выйти.
— Почему чушь? Ге, дочка, посмотри на меня. Все эти парни тебя просто не заслуживали, понимаешь меня? Я
бы в любом случае не отдал свою дочь кому попало, все те парни, которых мне доводилось видеть около тебя, мне все равно не нравились.
Ге промычит что-то в футболку, пропахшую табаком, сушеными кальмарами, которых он ест, когда смотрит бейсбол по телевизору.
— Даже Джун?
Отец потреплет по итак уже безбожно спутанным волосам.
— Особенно Джун. — наигранно ворчит, но продолжает приобнимать за плечо. — Ну… хорошо, ладно, признаю, он ничего. Но это ничего не значит!
Улыбнется, мать толкнет отца в плечо и скажет, что «с таким отцом как ты можно крест на ее личной жизни ставить, честное слово».
«Может быть, ты просто не там смотришь? Темнее всего под лампой. Зачем далеко ходить?...»

Я так хотела, как и все, наверное услышать эти слова.
"Выходи за меня"
"Будь моей женой".
Я просто перестала ждать, а отец был прав. Я не ждала этого даже от тебя.
Темнее всего всегда было под лампой.
Но светлее всего было рядом с тобой.
Кто бы сомневался.

Четыре слова.
Вполне достаточно, чтобы задохнуться, как будто под темными коричневатыми сводами с разводами сюрреалистичными, выкачали весь кислород. Давит на грудную клетку что-то, щиплет глаза, трогает за душу. Душа распахнутая, именно поэтому так легко т р о н у т ь. И совершенно искренне, совершенно точно не ожидала. И благодаря этой тишине, этой окутывающей темноте кажется, что мира попросту нет. Есть он. Есть его голос. Есть это кольцо на безымянном пальце.
«Не я заставлю тебя плакать. Точно не я».
«Мы и правда друзья. С детства. Пусть я и приезжала только летом. Но мы были друзьями. Ты был моим единственным другом и я отчаянно держалась за тебя. Настолько отчаянно, что боялась увидеть за дружбой любовь».
Будущим.
Стать его будущим. Быть его настоящим.
Да, да, тысячу раз да. Хочет сказать это самое «да», но не может отчего-то, язык к небу прилип.
Немота.
«Ты нужен мне – я постоянно говорю об этом. Я говорила об это невзначай, еще давно еще до всего. По телефону, когда нужно было вещи перевезти я говорила: «Ты мне нужен, приезжай». Ты нужен мне по жизни. Я расплачусь, наверняка».
Я. Люблю. Тебя.
— Даже если скажу, что ужасно готовлю, но ты же знаешь. Даже если скажу, что могу каждый день рассказывать про раскопки и древние штуки, а еще анекдоты рассказывать, которые вообще ни разу не смешные и все исторические? Ну, ты в принципе и это знаешь. Если скажу, что по утрам поднимаюсь еле-еле, а по ночам не могу заснуть? Но ты и это, наверное, знаешь. Вот же, ты все знаешь, я не смогу тебя отговорить… Ты все знаешь, как все знаю и я…. — сдержаться тут трудно, голос затихает, теряется в каменных пещерных сводах. Голос дрогнет. — Я все это скажу, а ты не передумаешь. Ты все это знаешь, но ты все равно… Ты все еще хочешь, чтобы я… — пауза, голос звенит, глохнет, внутри все топится то ли нежностью, то ли каким-то другим безграничным чувством, название которому она не может подобрать. Даже «любовь» не подходит, ничего не подходит. —… сказала «да»? Ты думаешь, я могу сказать тебе «нет»? Я ведь… — поведет плечами, всхлипнет. Честное слово я не знаю почему плачу и так хорошо, что мое лицо ничего не освещает. Всю свою жизнь быть может я ждала вот этих слов, сказанных с должным чувством. Почти также как искреннего, а не вынужденного и заученного: «Я тебя люблю». И только у тебя получалось произносить их так, что я не просто верила. Я таяла неизменно. Это магия какая-то. А теперь, когда дождалась топит окончательно, эмоции захлестывают, словно шлюпку легкую. И не сдержаться. Я задаю вопросы, на которые заранее знаю ответы, я задаю вопросы не для того, чтобы оттянуть свой ответ, который такой очевидный. —… не умею тебе отказывать. — улыбнется, а слезы стекают бесконечно. Теплые. Счастливые значит.
— И как мне ответить? Да, yes, si, hai? Не спрашивай до бесконечности, это же… очевидный вопрос. И очевидный ответ… — рассмеется сквозь свои слезы, рассмеется в тишину этого мира, которого н е т. Зато есть его взгляд. И боже мой, разве может еще хотя бы кто-нибудь смотреть на меня вот так?
Это кольцо серебряное на пальце вместо ожидаемого холодка металла — г р е е т.
И за что благодарить меня, если я всего лишь сказала одно слово, такое короткое. Из двух букв. Наверное, этого не достаточно, но на большее не хватает. Я до последнего не подозревала. Не знала, что счастье может т о п и т ь.
И сквозь этот поцелуй, в котором так много всего перемешано: вино виноградное, слезы соленые и счастье, вкус которого слишком солнце определить, чувствует, что сейчас уж точно крылья за спиной вырастут.
Побег от себя похож на побег от неба. Можно возвести стены, загородится потолком, но оно как было над твоей головой, так там и останется. Точно так же в играх с собственной душой, можно вырастить любые иллюзии, разбить все зеркала, но твое лицо все равно останется прежним.
Она убегала от себя \читай от тебя\, но это ведь невозможно.
«Да», потому что без Джунки нет Хегё и это совершенно равноценно.
«Да», потому что ты мой лучший друг, ты моя первая любовь, ты просто мое п е р в о е.
«Да», потому что я люблю тебя больше себя и всегда буду беспокоиться о тебе.
«Да», потому что с тобой всегда было\есть\будет светло и тепло, чтобы не пришлось пережить, достаточно знать, что ты е с т ь и улыбаешься во сне.
«Да», потому что я ломаю вещи, вроде зонтиков, а ты чинишь.
«Да», потому что ты и есть мой рай.
Даже в аду.
Проблема в том \как я буду повторять чуть позже чаще\, что я люблю тебя настолько, что без тебя жизнь превращается в ад в любом случае.
Говорят безымянный палец единственный, в котором есть вена, ведущая прямо в сердце.
От сердца к сердцу.
От меня к тебе.

jason mraz — love someone

А ветер все играется то с волосами, то с желтым сарафаном \который позже станет одним из любимых, наподобие той джинсовки\, норовит забросить волосы в лицо, пробегает по ногам. Ге отчаянно надеется, что лицо не совсем красное и не совсем опухшее, куда как хорошо выглядящая невеста, да? Невеста. Не-вес-та. В голову приходят совершенно глупые мысли, в памяти всплывают никому не нужные факты о культе богине Весты в Римской империи. Это всегда так, когда немного\много взволнована. Поражена. Но все равно счастлива, пусть состояние слишком необычно. И волшебно, невероятно. Это ведь действительно происходит. Это ведь действительно происходит с ней. Опускает голову в экран фотоаппарата, поспешно листая снимки. Это не смущение, нет, просто… Просто нет. По какой-то инерции касается его руки на своем плече, сжимает, сердце бьется чуть спокойнее, потому что до этого явные признаки тахикардии, пусть она и не врач и не разбирается.
Теперь рядом с уже знакомым и кажущимся каким-то родным Ноэлем девушка помладше и боже мой, как попросту приятно слышать корейскую речь. Также как и чистую английскую.
— Сегодня-завтра. — беспечно пожимает плечами, прячет фотоаппарат в рюкзак, посматривает на свои ноги в кроссовках.
Знала бы обо всем — выглядела бы презентабельней. А так. А так как всегда Сон Хе Ге. Зато будет что вспомнить.
Ноэль подзывает к себе паренька невысокого \Джун, ты все же повыше будешь\, Ге слишком занята созерцанием своих ног, заката, улыбающегося лица младшей сестры Ноэля и наконец кольцом на пальце. Она на самом деле постоянно бросает на него взгляд и кажется все равно поверить до конца не может. Ге слишком занята, чтобы заметить что-то необычное во взгляде Рико \забавное имя, не знаю почему\. За нее это сделает Джун.

Чем-то напоминает пусанский Хэундэ ночью, но только поскромнее немного. Пусан огромный портовый город, привыкший жить по ночам – удивить городских чем-то таким сложно, совсем другие местные, у которых развлечений не так уж и много. Перед глазами пестрит все, разноцветное такое, она в своем желтом
сарафане сливается с этой радужной и довольной жизнью толпой, посматривает на Джуна и не удерживается от тихого: «Нужно было все же купить ту рубашку, а?». На Гавайях в Америке, говорят, точно такие же. Но там она не была, хотя Штаты стали чем-то очень родным.
Рико говорит на английском еще хуже, чем Ноэль, зато с Джейн можно заболтать легко. Периодически Рико отвлекается от болтовни со своим другом и вклинивается неожиданно в беседу. Голос у него ничего \нет, с твоим не сравнится конечно же, Джун. Конечно же. Нет.\, когда говорит на своем языке. Джейн переводит, закатывая глаза неизменно. И очень хорошо, Джун, что ты этого не слышал.
Хотя быть может. Я бы даже посмотрела.
Рико умудрялся оказываться везде, где оказывалась она и каким-то образом опережал в этом собственно Джун Ки. Тэ бы, наверное, рассмеялась, а потом, если бы не нравился – отшила бы, но Ге не сразу все поняла, а потом просто как-то смирилась, потому что серьезно воспринимать такое – смехотворно.
Я почти уверена, что на английском он шептал что-то странное и что-то, что вряд ли тебя бы устроило. А еще пообещал научить кататься на трайках. Интересно когда. И наверное наедине.
Ге прыснет в кулак, как только обернется и наткнется на взгляд Джуна.
И даже такой твой взгляд я люблю.
Кроссовки хороши для езды на велосипеде и тут пригодились, пусть ноги путаются в сарафане. Ге любит пари, любит соревнования, соврет, если скажет, что не любит выигрывать, но не стала бы расстраиваться проигрышу. Своему проигрышу.
Ге загибает мысленно пальцы. Выпивка, насекомые \уже вижу твое лицо – такого рода экзотика это как-то не твое\ и… поцелуй. Джейн прелестна в своих романтичных желаниях, не сказать, что Ге не неловко, но приятно.
— Немного за штурвалом. — поправляет машинально и смотрит предупреждающе. Что в Корее, что здесь от идей выпить добра ждать не приходилось. Либо пьянела она спустя пару бокалов. Либо спаивали его.
Алкоголь кружит голову, а для нас это опасно.
Мы определенно вернемся домой завтра. А я определенно забыла предупредить обо всем родителей. Так вышло.
— Моё?... Дайте подумать…— тянет, глаза закатывает. — Есть одно. Если не забуду, то я скажу его. Но тет-а-тет, как говорят французы.
Но поцелуи у тебя всегда особенные были. Твои поцелуям я проигрывала совершенно сразу же.
Ге выглядывает из-за плеча Ноэля, когда видит собственно деликатес. В Корее продают шелкопрядах в белых бумажных стаканчиках. Похожи на чипсы с беконом. Или копченую колбасу, но выглядит совершенно не аппетитно. Зато белка много. Протискивается вперед, каким-то образом снова оказываясь рядом с Рико \или это он постоянно около меня оказывался?\, но опять же ничего не замечая.
— Не вкусно? — уточняет, когда в лицо всматривается, после всего. — Выпить? Если немного только. Не представляю, что будет с нашим организмом, если там вино с ромом смешается.
Да плевать мне на Рико, если уж быть честной. Но пока я об этом не скажу.
Но я не знала, что он знает корейский.
Ге шепнет что-то вроде: «Не боишься, если выпью, а потом меня украдет кто-нибудь?», взгляд ответит лучше слов, она усмехнется, пожимая плечами. Плечи уж точно ничего не закрывает. Это ведь сарафан…

http://funkyimg.com/i/2yveo.gifХе Ге отвлекается на музыку танцевальную совершенно. Хе Ге очень любит танцевать – не важно как, просто любит. Столики круглые и слегка пошатывающиеся стулья, бороздящие ножками по асфальту. Неожиданно четкая корейская речь, неожиданное предложение, которое конечно же нравится, но вот только, Джун, разве не ты должен был выиграть. Ладно, я сама просила пить осторожно, а еще это пари…
Ге обеспокоенно смотрит в меняющееся лицо, хочет спросить, что случилось и даже каких-то нескольких секунд хочет отказаться от всего и остаться сидеть рядом. И все равно, что проиграл, но музыка становится громче, желание танцевать становится попросту невыносимым. Запоздало ловит улыбку Рико от уха до уха, начиная что-то подозревать позднее, что «все тут куплено», потому что под локоть
утаскивает Джейн, а потом под локоть подхватывает уже Рико. Вот так и уводят невест, Джун. Хорошо, что невеста я, и увести меня от тебя. Нереально.
Вокруг веселится толпа, заражает своим весельем и ее тоже и на какой-то момент Ге успевает забыться сама, двигаясь в такт этой музыки. Поворот. И не важно, что в кроссовках, которые так не подходят сарафану. Руки вверх поднимая, еще раз прокручиваясь, покачиваясь. И движения непринужденные – это ведь Ге. Еще подростком, когда была тащила танцевать. Дома в наушниках – пританцовывала. Волосы по плечам, сарафан развивается, Рико где-то рядом, руки где-то на талии вдруг. И вдруг не т в о и руки, Джун. Это так необычно теперь уже, что переклинивает в голове что-то. Забылась. Кто-то к себе развернет, а она готова выдохнуть с облегчением, когда оказывается с ним лицом к лицу.
«Джун, ну почему ты так долго?»
И ничего не говорит, просто уводит, а ее тянет рассмеяться в это звездное небо. А она проверяет кольцо на месте или нет. Выдыхает.
— А кто проиграл? – с шутливым возмущением, пытаясь дыхание выровнять сбитое. — Как ты думаешь с кем я хотела танцевать… но ты в порядке? Может все же воды еще выпьешь? Мы не очень долго танцевали, но было бы лучше, если бы он держал свои руки при себе… ой, не стоило это говорить? – когда его взгляд темнеет она прикрывает рот ладонью.

http://funkyimg.com/i/2yveq.gifВ Корее с молочными трудностей не возникало, по крайней мере с йогуртами — в каждом маленьком магазинчике вроде GS25 или же SevenEleven да в конце концов в том же CU на полках стояло столько йогуртов: клубничных, ананасовых и вишневых, а еще просто йогурты без добавок и куда же без шоколадного \за которое могла бы душу продать\ или бананового молока? Здесь с этим делом удивительно тяжко, но Джун решил, что без этого ужин не приготовить, а Хе Ге спорить не будет — она в готовке профан, всегда признавала свое поражение в этом деле и просто ходила хвостом, умудряясь находить нужные продукты раза в два быстрее. Ге смотрит на срок годности сметаны, когда слышит это "женушка", не удерживается, смеется. Все еще необычно, а Джун настойчивый с этим прозвищем новым.
— А мне что делать тогда? Муженьком называть? - ставит сметану на место, берет другую. Эта более свежая. На самом деле это "женушка". Звучит... прелестно? И не верится, что в ее адрес. Только кольцо на пальце напоминает о том, что это не сон. Все же. А если и сон - никто из них не захочет просыпаться.
И слышит это "моя" и тут сердце уже снова пускается в пляс, она прикусит нижнюю губу, разглядывая йогурты. Только руку крепче сожмет. Повернется. И со всей серьезностью, на которую способна была.
— Ну так не делись. Я разрешаю.
Ге не удержится от кокосового молока, которое тут можно купить очень дешево. Следует за ним, идут в обнимку - сразу же видно, что парочка.
— Но тут важно не переборщить и не быть через чур жадным! - она улыбнется, в глаза промелькнет лукавое что-то еле уловимое.
Когда были друзьями это было не так заметно, может быть потому что он очень умело сдерживался, но в течении года успела узнать то, чего раньше не замечала. Джун — ты ревнивый.
Но в какие-то моменты мне и это нравится безумно.
— Зачем мы идем в отдел детского питания? Мне уже очень интересно, что мы будем есть, серьезно. - с любопытством выглядывая из под руки.
Дети?
Д е т и.
Так далеко ты ничего не планировала, но в шутку в детстве как-то спрашивала, желая как любой подросток поговорить о разных "щекотливых вещах".

Ге улыбается, щурится от солнца прямого, нагревающего макушку беспощадно. Мороженое ванильное в руках тает, капает на беленые молочные джинсы с дырками на коленках — обожает эти джинсы, купила их здесь, в Америке. Фирменные джинсы. Первая фирменная вещь в ее жизни. Шелестят над головой деревья, машины проезжающие обдают горячим воздухом. Облизывает пальцы от сладкого мороженого обернется к Джуну.
— Джун, Джуун… — тянет, повторяет имя несколько раз, получается какое-то новое прозвище с этим
ее «джун-джун». — Сколько детей ты хочешь?
Мороженое тоже может убить, он по крайней мере закашлялся, а она продолжает как ни в чем ни бывало.
— Что? Я имею ввиду, что если хочешь много детей, то для этого нужно очень постараться. Чтобы завести столько детей.
Еще одно закашливание судорожное.
— И о чем ты подумал, интересно? Я имела ввиду, что нужно много работать вот и все! И это еще я тут пошлячка, ага.
На вопрос свой же она отвечала вполне однозначно.
Ге отвечала, что двоих. Одному ребенку всегда немного скучно \сужу по себе\ и всегда немного одиноко. И так хорошо, если у тебя и мальчик и девочка, полный комплект, как говориться. Потом мысли о детях ушли на задний план. У нее были раскопки, работа, планирование карьеры и прочее и прочее. Мать любила повторять, что дети вносят коррективы в планы. А когда появится свой - уже ничего не будет настолько важно.
Ге берет под локоть. Уводит. Мягко. Настойчиво.
— Дети это мило. Но как насчет вернуться к отделу со специями?
Но улыбнется.
Дети это и правда мило.

— Ну, а что похоже на какое-нибудь элитное место, нет? По сравнению с тем, что я ожидала - это почти дворец.
Ге пожалуй слишком не привередлива - главное хотя бы какая-то крыша над головой была бы и отлично. А если тепло - всегда можно поспать на открытом воздухе, над океаном же такое невероятное, красивое звездное небо открывается - его не спрячешь за неоновые вывески и гигантские небоскребы. В больших городах звезд не видно - нужно уезжать как можно дальше, куда-нибудь на природу. Может быть тогда вместо тучных, серовато-оранжевых облаков, что над городом кружатся можно будет увидеть настоящее небо. Вот как здесь - поднимаешь голову и читаешь июньские созвездия, которые когда-то так старательно заучивала по атласу, прикусывая язык и убирая непослушную челку со лба.
Оглядывает спальню, усмехнется: "Ну как всегда", прежде чем бросить рюкзак около кровати - лямки начали натирать. Поведет плечами - все еще очень тепло, почти что жарко, хотя из распахнутого окна ветерок все еще задувает, занавески затрагивает. Поздно доходит осознание, что домашнюю одежду не брала - какой бы предусмотрительной не была по жизни - невозможно ведь захватить с собой весь дом. Кто же мог знать. Кто же мог знать, что жизнь возьмет и изменится вот так всего лишь за один день. И ведь если подумать - не в курсе была только она.
Тэ - не смейся. Ге поглядывает на кольцо, пока вытряхивает из рюкзака все еще влажную одежду. Ничего лучше все равно нет - можно будет одеть завтра - как раз высохнуть все успеет.

— Конечно не хуже! Мужчины за готовкой это же вообще предел фантазий, разве нет? Форма полицейских, - пальцы загибает. — моряки, летчики... Ну хорошо, форма летчиков мне нравится больше всего! - авторитетно, встречаясь с глазами напротив, близко-близко. Она не отстраняется, замирает на какое-то время, улыбается мягко. — Даже если мои желания будут безумны до нельзя? А если попрошу полететь на Луну или не знаю... пойти со мной на семинар по археологии? Я ведь могу все напрямую воспринять.
Безумные желания. Если бы я знала насколько я права.
Сейчас июнь. А дальше... дальше нужно было пережить, а я все беспечно шутила про желания, а думала, что из рая выгнать.
Невозможно.
Засыпать с тобой на одной кровати, на одной подушке привычно, ты прав. Не привыкать. И прижиматься носом к ключице тоже, выдыхая, засыпая постепенно.
— Siceratinfatis.... - сквозь сон, наполненный запахом солнца, тропиков и океана. — красиво...
Вроде бы хотела спать, а потом откроешь глаза и будешь всматриваться в его лицо.
Твои глаза темные, — непроглядная глубь, почти чёрные, но именно они — те, кто удерживают звезды на ночном небе, знаешь. Иногда кажутся мне кофейными, а я так люблю кофе. Я вижу звезды только в твоих глазах. Моя вселенная в твоих глазах. И поэтому нельзя забирать у меня эту вселенную, понимаешь?
Н и к о г д а. Разве может человек прожить без звезд? Прожить в темноте, потому что солнце ослепляет, а звезды для меня не холодные, а близкие и теплые. Потому что звезды — это твои глаза. Что я могу без неба?
С тобой даже тишина откровенна, знаешь.
Иногда я не хочу засыпать, просто чтобы смотреть в твои глаза б е с к о н е ч н о.
Кажется, знаю твое лицо наизусть, но все равно мало, недостаточно.
Иногда мне кажется, что быть такой счастливой, счастливой максимально — слишком даже для меня и моей жизни, в которой всегда пыталась видеть что-то хорошее.
Но ведь... Так было суждено.

— И как ты так рано просыпаешься, скажи мне... - сонно улыбаясь, протирая глаза и фокусируясь. Носа касается запах кофе. Любит кофе. Любит кофе по утрам. — Не напоминай мне про работу. Сессия в самом разгаре а у меня так много домашней работы будто я студент и не самый прилежный при этом. Иногда мне интересно, зачем я пошла в аспирантуру вообще. - Ге отпивает из чашки аккуратно, волосы забрасывая за спину, чтобы не мешались. Видеть ее с утра такой - не самая приятная вещь и не самая желанная, но опять же, привычная - бывало и хуже.
Она всегда могла засиживаться допоздна, а потом подниматься в режиме "автомат", выпивая бесконечное количество чашек кофе, бодро проводя остаток дня каким-то образом, будто включая внутренний вечный двигатель, ночами проверять работы, а потом на них же и засыпать. Засыпать где попало - вообще твой конек.
— Кстати, пока я не забыла. Мое желание. Как насчет попробовать сделать мне хвост? Сколько не смотрела на это в дорамах - выглядит романтично.
Попытка конечно не пытка.
Но не все желания выполнимы, Ге.
Но даже несмотря на все попытки его выполнить \я оценила, ты знаешь\ просто приятно чувствовать твои пальцы в моих волосах. Чувствовать твои прикосновения. Невероятно.
Смеется, на мгновение падая обратно на подушки, словно ребенок, словно тебе еще 18-ть.
— Ладненько, хорошо. Желание остается за мной. Тогда... нужно будет сходить кое-куда, когда вернемся. Не хочу идти туда одна. А сейчас... я умоюсь, переоденусь... Все будет! - чмокнешь в щеку, прежде чем спрыгнуть с кровати и закрыться в ванной.
Рубашка оказывается помятой, что в принципе неудивительно - сойдет до дома, а там можно будет разобраться со стиркой и переодеться во что-то другое. Не привыкать, не в первый раз. На самом деле по утрам она зависает в ванной чуть дольше положенного, умудряясь включить себе какую-нибудь музыку поживее, пританцовывая пока чистит зубы, ведет себя как сущий ребенок, увлекаясь настолько, что стука настойчивого в дверь попросту не услышит. И очень запоздало отреагирует, выключая воду и чертыхаясь от его силуэта в дверях.
— Айщ! И сколько ты уже здесь стоишь? Нужно же предупреждать - откуда ты знаешь, в каком я тут виде? Где мое личное пространство вообще? - ты все еще по привычке ведешь себя как лучший друг, выталкивая из ванной и обещая закончить со всем минут за пять.
Чем дольше проводишь друг с другом время - тем больше узнаешь...всяких мелких секретов. Вроде танцев в душе например.

Ге в который раз будет завязывать шнурки на кроссовках, которые стали постоянно развязываться в последнее время. Выпрямится, расправляя плечи.
— Кстати, я не говорила, что Рико дал мне свой номер? - достает бумажку белую из кармана рюкзака на полном серьезе, разворачивает нарочито медленно, собираясь забить новый контакт в телефонную книгу. — Как удобно - будет если что кому позвонить и с кем переговорить по поводу танцев - он обещал научить танцевать... - бумажка из рук вырывается прямо-таки из под носа. — Йа! Это вмешательство в мою личную жизнь между прочим! Это мне дали! Отдай! Я может танцевать хочу научиться! - несколько неудачных попыток забрать, в конце концов на цыпочки вставая, словно ребенок у которого забрали леденец и теперь не желают возвращать. Надувается, предпринимает еще одну попытку - тщетно. — Пользуешься своим ростом или что? - но в итоге бумажка попросту рвется на кусочки мелкие.
Хе Ге выпускает из себя возмущенных вздох, но на самом деле наигранный.
— Я между прочим!... - громко, на выдохе, а потом усмехаясь довольно. —...пошутила. Не брала я его номер. Это был номер интернет-провайдера. Но проверка есть
проверка. Не надо делать такое лицо, сам же торопил. Так пошли быстрее!
Подшучивать над тобой мне не надоест никогда и не важно, что "не смешно". Что поделать.

В самолете она наконец вспомнит о теме родителей. Осознание появится как-то неожиданно слишком, как и то, что все это время была с отключенным телефоном, впервые не подумав заранее предупредить. У нее есть оправдание - она не ожидала. Совершенно не ожидала, пожалуй.
— Вот как думаешь - как они отреагируют? - рассматривая облака проплывающие где-то внизу. — Вряд ли они будут против, так? Что твои, что мои. Главное выбрать правильный момент. Не переживай - папа ведь хорошо к тебе относится. А что твоя мама?
В аэропорту Кимхэ среди уже знакомой родной речи остановится около большого плазменного экрана, на котором сначала показывали футбол, потом кто-то переключил на новости. Ге придержит рюкзак, съехавший с плеча.
— Никогда в Африке спокойно не будет. А у нас туда экспедиция собирается от кафедры. Это должно быть интересно, сможем найти останки древних племен и… точнее смогут. Не знаю – подобное кажется опасным даже мне, так что я отказалась – не смотри на меня так. Я не поеду, честно.
Нет, не честно, потому что я соврала Джун. Кто же мог подумать, что я буду первой, кто напросится в эту экспедицию, но вовсе не с целью раскопок и исследовательской работы для диссертации – нет. Спустя каких-то два месяца мне жизненно-необходимо будет отправиться в раскаленный а д только для того, чтобы использовать призрачные попытки найти т е б я.
А пока она забежит в магазинчик в аэропорту, чтобы купить воды \тошнит\, обнаружит таки банку с шелкопрядами, потрясет перед его лицом.
— Жареных же ты уже пробовал! Теперь можно и за таких взяться. Родной колорит все таки. Нет, не хочешь? Хорошо, ограничусь водой.
На самом деле даже тебя, Ге, которая выросла в Корее на данный момент даже от одного вида этой баночки тошнит еще сильнее.

Ге прикроет за ним дверь, а потом упрется в его же спину.
— Ты чего остановился, проходи будь как… - следит за взглядом и тоже останавливается, но машинально продолжает. —… как дома. Мам, пап, а что вы тут делаете?
Отец напоминает как минимум одну из туч, что набегают на небо в шторм. Мама необычно приветливо улыбается.
— Ты говорила, что у тебя сломался кондиционер, решил починить. А твоя мать принесла еду. Правда, еще вчера. А твой телефон был недоступен. Все это время. Приехали сегодня снова.
И взгляд проскользит по смятой рубашке, поднимется к волосам, сканируя.
Ну определенно стоило переодеться все же!
Отец ждет очевидно как минимум оправданий, но обвинительный приговор вынесет очень скоро. И кажется в любом случае.
Нам требуется адвокат.
Отец сложит руки на груди, брови густые нахмурит. Морщинки соберутся вокруг глаз. Мать толкнет того в бок, чтобы сел, а не нависал какой-то грозной скалой надо всем этим. Ге чувствует себя так, будто получила ужасную оценку в школе или же дома не ночевала… ах да, именно так и было, но разница в том, что ей не пятнадцать и даже не восемнадцать. Отец кашлянет, мать ущипнет за бок, тот таки сядет, но его лицо останется все таким же невыразимо суровым, тогда как мама разве что не светится от счастья. Слишком разит контрастом.
— Пап, не делай такое лицо, а то…
— И где ты ночевала?
— Ради всего святого, дорогой, помолчи… - сквозь улыбку \сквозь зубы если честно\ мама попытается остановить, но есть моменты, когда даже ей он не поддается, хотя она обычно всегда побеждает. Вот сейчас как раз такой момент.
Забавно то, что отца начало это интересовать именно сейчас, будто это самый принципиальный вопрос в его жизни. И пока он смотрит исключительно на нее, медленно переводя взгляд тяжелый с ее лица на Джуна. Максимально медленно.
— Пап, я же не ребенок…
— Я не для этого позволил тебе снимать квартиру отдельно от нас! – резко прерывает, а она замолкает, потому что иногда с отцом лучше не спорить, особенно в этой ситуации.
Вот
теперь момент совершенно не подходящий для признаний вообще в чем-либо, но уж лучше сейчас, чем потом. Лучше поставить все точки сейчас.
У Хе Ге руки на коленях сложены – кольцо не разглядишь, а если бы разглядел, то как бы отреагировал?
— Ладно, не ребенок. Давайте есть. Мне твоя мать фаршированные морские ушки готовит только по праздникам, а тут посмотрите, как расстаралась.
И снова этот взгляд \того и гляди папа зарычишь сейчас\ на Джуна. Они только взялись есть, хотя кусок итак в горло не лез, а теперь остается только закашлять судорожно. Мама засуетится, даст ему воды, а Ге готова провалиться как минимум на минус первый этаж. Иногда отец может быть слишком убедительным, с Джуном почем-то всегда особенно, будто бы изначально знал \а он и знал\, что если кто-то из семьи и заберет, то именно он. А к такому отцу обычно особенно чувствительны.
— Ой не ворчи, вот ешь, ешь сколько влезет! – мать смотрит почти что уничтожающим уже взглядом, а папа не спешит так просто успокаиваться.
У родителей великолепный пусанский акцент. Такой тянущийся, особенный. Не похожий ни на один другой.
— Пап, если тебя успокоит мы в разных комнатах спали! – не выдерживая, кто-то снова закашляется, но дальше обед вроде бы пошел гладко.
Отец ворчит про «ладно-ладно», предлагает даже выпить, хватаясь за зеленую бутылку соджу. Когда отец говорит кому-то налить себе это обычно хороший знак – смягчился, значит.
Предупреждающий взгляд на Джуна. Удачнее, если отец будет думать именно так. Он от того путешествия на Вануату долго отходил.
— Ешьте больше лучше. – проворчит, подкладывая кусочки рыбы в чашку ей и Джуну. На рис. Всегда ей в детстве так делал. Ее старик.
И все шло хорошо, все было даже отлично, родители даже шутить начали вроде бы и момент для самого главного был подобран отлично, если бы не ее взбунтовавшийся желудок, который бунтовал как мог еще по пути домой. Очень не вовремя. Мутит. Боже.
— В разных значит?... – почти гортанно и взгляд исподлобья. Пальцами по столу стучит.
Не знаю, говорила ли я когда-нибудь, но если отец стол опрокинет – игра окончена и в ближайшие недели\месяцы никаких разговоров не будет? — Иди-ка сюда… - встает с места и не понятно к кому направляется и с кем разобраться собирается.
Но вот мухобойку положил бы на место.
Мать удерживает под локоть, Ге подскочит. Даже мутить перестанет.
— Папа, это совсем не то, что ты подумал!
Пауза.
Фраза.
Сквозь весь поднявшийся шум и грохот.
«Мы собираемся пожениться».

Почти что отчаянно.
Я не уверена, когда мы научились говорить с тобой, Джун, одновременно.
А дальше… а дальше еще любопытней.

Взгляд отца изменился. Да, смягчился, но стал в два раза более усталым и отрешенным, как будто ему сообщили о том, что кто-то из родственников как минимум умер. Отец замолчал, осел, оказавшись на своем месте, ссутулился весь и больше за все время не произнес вообще ни слова, будто что-то в голове переваривал. И голос как-то изменился, если у него что-то спрашивать. Отвечал не впопад, постоянно переспрашивает.
— Пап, такое чувство, что кто-то умер. Не надо так. Я же никуда не исчезну.
— Да-да, знаю.
А потом покряхтит, вздохнет тяжело, встанет со своего места, достанет зажигалку и пачку сигарет. И уже у выхода.
— А ты чего сидишь? Пойдем поговорим. Без женщин.

Я не знаю о чем вы говорили, я знаю только, что отец потом зашел обратно, от него все еще пахло морем и табаком. Я не знаю сколько времени прошло, мы с мамой успели убрать со стола, мама успела десять раз пожалеть о том, что вообще взяла отца с собой и собрала все слова, которые знала. Я знаю только, что отец заторопил маму домой как-то поспешно, но уже уходя сказал мне, обняв крепко необычно.
— Будь счастлива, дочка. Ты заслужила. Быть счастливой.
За ними закроется дверь, а у меня останется легкая растерянность. Ты должен простить моих родителей.
Мама вот обнимала тебя. Еще немного и сыном назовет. Мама
всегда хотела, чтобы я вышла замуж. И была счастлива. Вот точно.

Ге развернется к Джуну. Вечер уже, родители серьезно задержали, но что поделаешь.
— Спрашивать о чем вы говорили бесполезно, да? – изогнет бровь, облокачиваясь о дверной косяк.
Завтра рабочий день. Завтра. Она уже предвкушает лицо Тэ Хи, которая кстати п о б е д и л а. А значит придется разбираться с ее авантюристским проектом этой гробницы. — Ты сам-то домой не собираешься? Мы все еще в моей квартире вроде бы.
Неожиданно вспоминает, что больше не на Филиппинах, неожиданно вспоминает, что живут в разных квартирах все еще.
— Не думаю, что нам нужно искушать судьбу и моего отца. По крайней мере пока.
Но это «тебе пора» как-то затянулось. Сначала был чай, который заваривался подозрительно долго, но она закрывает на это глаза.
Потом была передача по телевизору документальная \не скажу, что интересная, но ты очень внимательно смотрел на экран\. А еще по KBS серию дорамы показывали – посмотрели и ее. Я даже всплакнула под конец - слишком драматично, а я неизменно плачу на таких моментах, всхлипывая судорожно.
Ты не хотел уходить. Я закрывала глаза и не могла повторить свое «тебе пора». Надо просто собраться с силами. Верно?
— Представляю, что скажет Тэ. Я сама не поняла, как с ней поспорила, а она выиграла. Но я не скажу на что мы спорили… - усмехнется, когда серия таки закончится. — Она кстати была так зла, когда услышала разговор про «Не пей много, даже если Тэхи заставляет». У вас будет веселый разговор.
Ловит взгляд. Усмехается.
— Что? Вам все равно с ней часто пересекаться – смирись.
Все твои друзья, Ге – сложные ребята. Точнее одна отдельно взятая личность.
— И потом, если бы не Тэ… кто знает было бы все так, как есть. Тогда, в апреле 2012-ого, кто думаешь вставил мне голову на место? Мы должны быть ей благодарны. Может найти ей парня? А? Я же гений? – кулак протянет, стукнется, допьет свой чай.
Больше на месть похоже.
— Кстати, не хочешь узнать о том, куда мне нужно с тобой сходить? - когда стрелки часов пододвинутся к одиннадцати. — На свадьбу. Да, когда работаешь в коллективе, где 75% женщины – будь готов к постоянным свадьбам. Но я устала ходить на них в одиночку, знаешь ведь.

http://funkyimg.com/i/2yvtp.gif http://funkyimg.com/i/2yvtq.gif

И у самых дверей, уже совершенно точно провожая, чмокнет таки в губы, почти ребячась. Улыбнется.
— Что, и теперь не уйдешь?
Останавливаются взгляды, останавливается время.
— Ну, какой ты…
Сама не поняла, как хватаюсь за плечо, сама не поняла, как так вышло, что мысли из головы вылетели совершенно. Затылком о косяк опираясь, чувствуя к губам прикосновение, но д р у г о е. Это поцелуй. Я всегда проигрывала твоим поцелуям. Не могу я с тобой п р о щ а т ь с я. Не умею.
Прости, пап.

И моя любовь, нежностью струящаяся по рукам, замирающая на кончиках пальцев в ожидании самого ласкового прикосновения к тому, кого я вижу чудом.
И ты читаешь во мне, в звенящем молчании: я. люблю. тебя. сейчас. Сейчас, здесь не существует иного. И я вчуствываюсь в этот маленький мир, созданный случайным актом одной любви. Как мало порой нам нужно, чтобы навек остаться. Ты рисуешь карту звездного неба на моих губах.
И нам обоим приснится звездное небо, по которому прыгает, смешно тявкая, пушистый щенок. Давай запремся в маленькой комнате. И пусть жизнь проходит мимо, не умея дотянуться до нашего дома. Не важно. Не страшно. Пусть проходит. Сейчас не важно.
Наша жизнь — это единство двух стихов, это созвучие двух песен… Наша жизнь — это мы, бесконечно отраженные друг в друге.

http://funkyimg.com/i/2yvet.gif
родители...
такие родители...
...Но куда мы без них?...

— И что ты ему наговорил? – женщина устало посмотрит на мужа.
— А что я мог? Сказал,
что работа у него опасная, и что должен быть осторожен, потому что Ге, ты сама знаешь, его любит. И поэтому нужно быть осторожным вдвойне. Сама же помнишь Вон Хо. Ему всего-то двадцать пять было. Совсем молодой – окурок полетит на землю, мужчина ногой его раздавит. — Тоже летать любил. И ведь талант был. А конец один. Но что я могу?
— Вот вечно ты так. Прошлое нужно отпускать. Отпускать. Хватит уже. Она не ребенок, дорогой. Сама знает все.
— Да знаю я. – раздосадовано почти, отмахиваясь. — и знаю, что никому другому кроме него не отдал бы. Вот сразу же еще, когда в ресторане увидел понял – дело тут не чисто. И знаю я, что хороший он парень, знаю, но я же отец в конце концов! Сказал ему, что она будет работать, так что многое делать самому придется, а ее загружать – нечего. Спросил насчет его родителей – нужно познакомиться. Вдруг они против – мы простые люди и прочее. Обычный мужской разговор, что ты докапываешься?
— И это явно не все…
— Еще по плечу похлопал. Сказал, чтобы были счастливыми.
— ?...
Мужчина рассмеется под этим внимательным взглядом, говорящим «продолжай».
— Еще предупредил, что в бейсбол играл в студенческие годы. И бита все еще при мне. Слезы ее видеть я не хочу.

— Пап, почему тогда ты меня не остановил. А августе?
— А ты бы послушала?
— Но ты просто не попытался.
— Потому что всегда знал, что ты не будешь моей дочкой, не сможешь быть счастливой, не сможешь нормально жить, пока во всем точно не убедишься. Вот ведь, а я ведь говорил, что не хочу видеть твоих слез... И чем кто слушал?...

0

8

Город в серой массе, город живёт своей обыденной жизнью, вдыхает и выдыхает серый дым. Серое, невзрачное пятно и всполохи — ярко-красные, ярко-оранжевые деревья, листья, которые срывает стылый ветер. Начало второго, стихает, оседает постепенно, позволяя выцветающему парку побыть в тишине перед стужей и зимними метелями. Мальчишка выбегает вперёд и садится на сухую лавочку, скрещивая руки на груди. Дует свои милые губки.   
– Не понимаешь ты ничего, папа. Он говорил разные гадости на мою сестру. Ты не говори никому, но я же люблю Саран, она же моя сестра. Моя гордость была задета.   
– И теперь твоя гордость - синяк под глазом. Мама испугается.   
– Давай не скажем . . .   
– Понимаешь, сынок, такая штука, говорить всегда нужно. Говорить правду. Особенно близким людям.   
– Тогда скажи мне правду. Какая максимальная скорость у боинга семьсот тридцать семь? 
– Восемьсот восемьдесят километров в час.   
– Ого . . . о, это мне? – выхватывает из рук небольшой самолётик.   
– Дай характеристику.   
– Это модель aerion sbj, их делают в Америке. 
– Нравится? 
– Да! Очень круто! 
– Но ты не надейся и не мечтай. Не будем расстраивать бабушку.   
– Почему?   
– Потому что я достаточно её расстроил.
– Ты бы мог заработать очень много денег. Ты бы много чего смог, даже купить себе самолёт, правда?   
– Точно, я бы мог . . . я бы мог не сказать кое-чего вашей маме. Мог не поехать в Германию и не купить то кольцо.   
– Мог бы не сказать, как любишь её?   
– Смышлёный какой. Именно! Я больше всего на свете боялся не сказать ей этого. Поэтому важно успеть, важно успеть сказать что-то тому, кого любишь. Важно сказать, что ты его любишь. У нас с мамой всё хорошо, потому что мы успели. 
Тео опустит голову в задумчивости совсем не детской. Будет молчать минут пять, а потом внезапно растянет губы в искренней улыбке.   
– Хочешь, чтобы сказал сестре? Хорошо.   
– Молодец. Ты надежда нашей семьи! Ты должен заработать много денег и купить нам самолёт. Давай так и сделаем.

http://funkyimg.com/i/2yBm8.gif

– Знаешь в чём секрет? Я хочу принести тебе кофе в постель, это желание работает лучше любого будильника, – склоняет голову к плечу, рассматривая её в объятьях солнечных лучей. 
– Зачем? Тебе это нравится? Ты должна справиться, буду приносить тебе кофе, заказывать завтрак, обед и ужин . . . или готовить. Я позабочусь о тебе, Гё. И мне всё же интересно, как ты умудряешься спать настолько, аккуратно? Почему . . . – тянется к ней, всматривается в лицо, любимое лицо и знакомые до боли черты — всматривается до мелких деталей.  – ты такая красивая? Даже утром, ты сражаешь меня своей красотой. В чём твой секрет? Я тоже так хочу, – отстраняется резко, остаётся при всей серьёзности, но мельком нежно улыбается.   
– Завязать хвост? Не могу обещать, что получится . . . – неуверенно. Пальцы путаются в волосах, касаются кожи невзначай и ему самому н р а в и т с я. Ему нравится прикасаться к ней, нравится ощущать эту тонкую нежность и тепло, этот пьянящий вечно, аромат. Только попытка за попыткой — тщетно. 
– Кажется, легче слетать на луну, правда. Предлагаю угнать ракету и найти к ней инструкцию, если она вообще есть, – смотрит снова влюблённо, улыбка от души, когда слышит смех. Твой смех прекрасен, ты знала? Я безумно люблю твой смех. А ещё время никогда не ждёт, и он подумал, что надо бы поторопить. Зря ты так. Подходит к двери, прислоняется к ней всем телом и ухом — плотно. Качает головой, посмеиваясь и стучи настойчиво. Вздрагивает, когда открывает, потому что открывает немного неожиданно.
– Я . . . я . . . да ладно тебе! Будто я не знаю, чем ты занимаешься в ванной! Ошибаешься, твои секреты раскрываются всё чаще. Тебе нужно личное пространство? Гё! Пять минут. Не больше.

Скрестив руки на груди, утыкается взглядом в потолок, постукивает пальцем, остаётся дождаться, когда завяжет шнурки.   
– Не говорила и правильно сделала . . . что? – хмурится, брови сдвигаются и на лбу возникают складки. Каждое слово точно капля горючего в стремительно разгорающийся костёр. Ты ведь, шуток не понимаешь. Никогда не понимал. Невыносимый как говорят друзья. Вырывает бумажку из рук. А что он ещё мог? Точно не поделиться с кем-то своей невестой. Я жадный, Гё. Даже слишком жадный, если речь о тебе. – Личную жизнь? Твоя личная жизнь — это я. Разве нет? Хочешь научиться танцевать? Давай я тебя научу, – проваливаясь куда-то сквозь, сквозь её голос, заостряя внимание на своих, вспыхнувших чувствах, поднимает руку, встаёт на носки, чтоб уж точно не добралась до той, чёртовой бумажки с чёртовым номером.   
– Кто ещё чем пользуется! За встречу с такой красоткой кто угодно танцам учить будет! Всё, давай просто забудем! – голос подпрыгивает до самых высоких точек, а пальцы ловко, страстно, в порыве, рвут на клочья бумажку. Лишь одно пошутила останавливает, будто ведро ледяной воды на разыгравшееся пламя — мгновенно потухает.   
– Что? Проверка? Серьёзно? – нервно усмехается.  – Да-да, идём, – едва сдерживается, потому что не смешно, потому что лицо отражает всё, перевёрнутое душевное состояние. Ты не понимаешь шуток, но её любишь безумно.  – Только не думай, что это пройдёт бесследно.

Шум в наушниках рассеивается, он снова сосредоточен, пребывает в приятном напряжении, полностью взяв полёт под свой контроль, в свои руки. Полёт увлекает, полёт — часть жизни. Твоя жизнь состоит из двух частей: она и небо. Отвлекается, прислушиваясь к мягко-бархатному голосу. Снова тебе просто нравится слышать и слушать. Тебе нравится её голос. Тебе нравится всё.   
– В любом случае они не могут быть против, потому что знают о наших чувствах. Верно? Но без правильного момента не обойтись. С твоим отцом, и с моей матерью можно справиться. Только мою маму нужно подготовить, я займусь этим. 
Маленький цетус благополучно коснулся земли и полёт был завершён, так же не менее благополучно. Джун встретился с его владельцем, бывшим однокурсником и сослуживцем, родители которого весьма обеспеченные. Крепкое рукопожатие и объятья — благодарность. Этот полёт оказался судьбоносным, оказался важным и, прекрасным воспоминанием на всю, оставшуюся жизнь. 
Останавливается возле экрана, а взгляд внезапно обеспокоенно-серьёзный. Ты уже тогда догадывался о своём новом назначении. Уже тогда почувствовал, как тяжелеет, наливается свинцом, сердце. Только после успешного полёта, окрылённый, думал слишком оптимистично.
– Тебе нехорошо? На самом деле, не очень-то вкусно было. Не смешно как-то. 
Потому что душа тяжелеет.

Родители застают врасплох. Джун застывает в проходе, взгляд до невозможности удивлённый, а потом постепенно пустеет от резкой потерянности. У нас проблемы? А как же правильный момент? Неспешно и шатко стягивает кроссовки, осторожно ставит в сторонке, косо поглядывая на собравшуюся семью. Прыгает глазами с одного на другого, пытаясь дать оценку ситуации со стороны и вычислить исход. Положительный или отрицательный? В один чудесный момент тяжёлый взгляд находит его, именно находит и падает увесистым камнем. Не по себе вдруг, мелкие мурашки по рукам и спине. Когда Гё пытается ответить, а потом замолкает, понимает, что они ближе к поражению. Оправдания не находятся. Он болеет за неё, только отец побеждает. Осторожно смотрит на её руки — кольца не видно. Выдыхает. И чего ты боишься? Как трусливо. Продолжает молчать, падая в собственные мысли, стараясь отразить тяжёлый взгляд, который снова на его лице. Тогда ты не знал, что однажды п о й м ё ш ь этот взгляд. Тогда ты многого не знал. Ты боялся. Боялся, что кто-то отнимет её. Неожиданно смелеет, выпрямляет спину и норовит дать достойный отпор. Ест медленно и маленькими кусками, чтобы невзначай не подавиться. Только как оказалось, убивает не только вода и мороженое, убивает даже самая вкусная еда [безумно любит как готовит госпожа Сон]. После совершенно неожиданных слов 'женушки' закашливается снова, и делать вид будто ничего не происходит сложнее, невозможно под этим взглядом невыносимым. Хорошо, мы немного соврём. Мы немного . . . Губы кривятся в непонятной, неразборчивой улыбке, а потом разольётся нервный смешок. Неровный ручей падает в спокойную гладь реки — подступает временное спокойствие, позволяющее расслабиться и опустить напряжённые плечи. До определённого момента. До того самого. Ей нехорошо. Он дёргается, выпуская палочки из рук и придерживая за плечо.   
– Милая, ты в порядке? Что с тобой? – не сразу замечает как меняется обстановка, не сразу замечает взгляд ещё более тяжёлый. Рука соскальзывает с её плеч, настораживается, поднимается и пятится назад чрезмерно осторожно, на секунду боясь, что дверь исчезнет и, если убегать — через окно. Ты безумец иногда. Вытягивает руки, пытается взглядом сказать спокойно-спокойно, всё хорошо. Да только мухобойка в руке и разборки можно устраивать только с ним, по-мужски. Он определённо не то подумал, а виновным мог быть только Джун. Гё спасает. Гё спасает всегда. Выдох облегчённый. А потом подхватывает и два голоса сливаются в один. Мы собираемся пожениться.
Джун, ты должен был понять . . .   

http://funkyimg.com/i/2yBp8.gif Город под белым куполом — яркий свет режет глаза. Морозный ветер бродит по углам, рыщет будто, раздосадованный потому что его время истекает, истекает последними, безжалостными порывами. Снежные островки днём подтаивают, иногда застывают, иногда дороги скользкие, иногда ходить по ним небезопасно. Ты говоришь об этом каждое утро. Ты настойчиво предлагаешь подвезти, а она вырывает руку и заявляет, что до школы двадцать минут, я сама. Хладнокровный март и чувство, словно сегодня осень, точно не весна. А ведь на календаре тринадцатое марта. Хладнокровный март и крупные капли дождя бьются о стекло окна твоего дома. Руки за спиной, взгляд глубоко-задумчивый, способный рассказать о твоей жизни. С возрастом всё чаще стоишь, наблюдая за несносной погодой, всё чаще пускаешься в ручьи философских рассуждений. О жизни. Зря. Жизнь твоя сложилась замечательно и это не предел, это не конец. Это обыкновенное повышение. 
Обернёшься, слыша, как приближаются осторожные, родные шаги. Их отличишь, их услышишь среди миллиона, среди миллиарда самых разных шагов. Её шаги. Окидывает взглядом, улыбается, теряясь на мгновенье в тишине, за которой только приглушённый шум дождя.   
– Тебе всё ещё идёт тёмно-синий. Выглядишь прекрасно, – руки на плечах, а глаза до сих пор повествуют о той огромной любви, до сих пор смотрит так влюблённо. Как однажды на Филиппинах, как однажды, когда безымянный палец объяло серебряное кольцо. А с возрастом ты более сентиментален, поддаёшься меланхолии, возвращаешься в прошлое с неким трепетом, порой с некой тоской. Иногда. Если идёт дождь и небо белое до остроты. 
– И зачем нам это фото? Подумаешь, повышение, – ворчишь, оправдывая слова дочери ты как старик, пап. Немного озорства в тёмных глазах, а пальцы сжимают её плечи. Шаг вперёд и целуешь в лоб, опустив веки, задерживая минуту. Хотелось задержать на вечность. Тёмно-синее платье чуть темнее твоей парадной формы.  – Нам пора, – шёпотом.   
– Где дети? Они готовы?   
– Я нашёл свой зонтик!   
– И где же?   
– За шкаф . . . упал . . .   
– Я же говорил, а ты не верил. Извинись перед сестрой.
– Саарааан! Выходи.   
– Саран, нам пора. 
Постучишь в дверь её спальни, ответит тишина. Постучишь ещё раз — тишина. На мгновенье беспокойство окутает, ручка опустится и толкнёшь вперёд, откроешь. Без разрешения договорились не врываться друг к другу, а сегодня не вышло. Она смотрит в телефон полностью завороженно, не шевелясь.   
– Саран? 
Вздрагивает и взгляд взлетает, перепуганный, уже не ребёнка, уже подростка. Ты выросла, девочка. Ей скоро семнадцать. Только для тебя вечный ребёнок, только для тебя единственная, любимая дочь.   
– Я . . .   
– Нам пора ехать. Всё в порядке?
Молча кивает, поднимается резко и толкнув невзначай, быстро спускается по лестнице. Прячет глаза и чувство возникает, будто ей неловко. А ты переживаешь в с е г д а. Ты не можешь выпустить из пристального внимания, когда что-то не так.   
– Дождь закончился, и зачем я лазил за шкаф . . . – расстроено скажет Тео, опуская руки. Вероятно, потому, что не успел раскрыть новый зонт — тот сразу же затерялся.

Отдаёшь предпочтение, впрочем, как и все твои сослуживцы, одной фотостудии. До сих пор выглядит как старенькая, точно антиквариат, оформленная в стиле ретро, не хватает только пыли. Нет, внутри всегда чисто и держит студию бывалый военный, поэтому знает, как делать эти фото по случаю повышения. Встречает широкой улыбкой и объятьями, руку Хегё целует со всей скромностью, так по-старому, так непривычно для нынешнего времени. Ты улыбаешься в ответ, пожимаешь плечами на поздравления, немного эмоциональные. Этот человек наблюдает как его мечты сбываются в жизнях других людей. В чужих жизнях. Относишься с пониманием и осторожностью. 
– Прекрасные детки тоже здесь. Настоящие цветочки. У всех синяя одежда, неужели? Вы все поддерживаете папу? 
– Что поделать, форма лётчиков синяя. 
– Нам нравится синий, правда, братишка?   
– Хорошо, садитесь, а дети встаньте сзади, а потом впереди, сделаем несколько снимков. Будет неплохо, если Тео встанет рядом с Хегё и возьмёт за руку, а Саран сзади опустит руки на плечи Джуна. У вас должно быть больше семейных фото. Прекрасная семья полковника Сон.

Яркая вспышка [попробуй не закрыть глаза] освещает мгновенно всю студию, точно молния. Улыбки на лицах. Улыбки в сердцах. Хорошо быть семьёй. А это ещё одно фото в копилку наших воспоминаний, ещё одно фото в семейный альбом. Снимок. А на снимке четыре светлых лица. Когда мы вместе.

– Я горжусь тобой, пап. Обещаю, отращу волосы как у Рапунцель.   
– Обещаешь? Исполнишь мою мечту?   
– Конечно! 
– Тогда садись скорее, холодно. Почему пальто не взяла? Забыла?   
Улыбка сотрётся с личика дочери, быстренько заберётся в салон автомобиля и будет покусывать губу. Надо бы отучить, пытались, не вышло. А ты точно знаешь — это определённый знак. Точно знаешь, в её жизни что-то происходит. Ты должен свыкнуться с мыслью что у неё есть своя, отдельная жизнь. Небольшая. Но с каждым годом она будет взрослеть.

http://funkyimg.com/i/2yBp9.gif Откроешь дверцу, протянешь ей руку, стараясь беззаботно улыбаться. Неуверенно положит свою маленькую ладошку в его и каблучки чёрных туфелек застучат по сырому бетону. Пошатнется, а ты придержишь за плечи, захлёбываясь вопросами, теряясь в непонимании. Возможно, Гё знает. Возможно, тебе просто не говорят. За спиной мягкий, но громкий голос и она вырывается, посмотрит обеспокоенно, с немалым испугом. Посмотрит на мальчишку лет семнадцати. Круглое лицо и тёмные глаза, волосы неожиданно светлые, солнечные. В кроссовках и растянутой кофте, а за спиной рюкзак болтается.   
– Я тебе звонил тебе! Почему не отвечаешь? Почему ты ушла?!
– Как ты . . . нашёл . . . 
– Твоя подруга сказала. 
Тогда никто не смог понять, что происходит. Тогда понимали лишь они. Тогда ты, Джун, вспомнишь себя. Вспомнишь как всё было.   

– Саран, давай поговорим! 
– Давай позже.   
– Саран!
– Я не хочу говорить, пап. Не думала, что подруга способна даже мой адрес выдать. Я слишком расстроена. 
– Ты расстроена из-за подруги? Уверена?   
– Нет! Мне нравится мальчик! Но ты запретишь нам видеться, ты пойдёшь к его родителям, ты сделаешь что угодно . . . чтобы он больше не нашёл меня. Ты же такой, ты же . . . быть дочерью солдата ужасно на самом деле. Иногда я чувствую себя будто в армии, а ты . . . а ты командуешь всеми. Мы не свободны! И как мама тебя терпит?

Ты вспомнишь, ты поймёшь какими бывают дети. Ты осознаешь в с ё. Когда дверь громко захлопнется. Когда узнаешь, что, ужасно быть дочерью такого отца. А когда-то ты не мог понять, когда-то это едва касалось границ понимания.

Его едва коснется чувство вины, совершенно беспричинное. Взгляд куда более невыносимый — отрешённый и погружённый в глубокую задумчивость. Одно только хорошо — сегодня выйдешь отсюда не_побитым. Джун сидит за столом до последнего, надеясь потеряться в беседе с её матерью, но в тот самый, последний момент обращаются к нему. Умолкает и неловко улыбается. Соберись, тряпка. Главное спину держать ровно и смотреть уверенно-убедительно. Главное, понимание проявить.

Её родители собираются уходить, прощаются, а он стоит где-то позади, где-то в полумраке потому что свет ещё не включали. Теперь отрешённый и впавший в глубокую, тёмную яму, а мысли путаются, проплывают чёрными облаками. И в один ясный момент выйдет солнце, выйдет из приглушённого света, чтобы обнять госпожу Сон и поблагодарить за вкусный обед. На самом деле, ничего серьёзного. На самом деле, каждый отец поймёт.

http://funkyimg.com/i/2yBp7.gif На грязно-голубом небе сгущаются тусклые цвета, летний ветер гонит облака, и они огромными китами проплывают над головой, гудят городской суетой, сигналами автомобилей, скрипом шин, громкими голосами соседей и грохотом посуды из открытого окна. Вспыхивают ярко-красные, зелёные и голубые огни, вспыхивают где-то вдали светофоры, жёлтые фары машин, вспыхивает жизнь летнего Пусана. А со стороны берега едва слышен вой кораблей, слышна бьющая по ушам, музыка из клубов около набережной. Вечерние всполохи повсюду, и ты один, один маленький среди этого, можешь наблюдать с крыши дома, можешь вдыхать запах моря и сигаретного дыма. Он молчит некоторое время, а Джун опирается руками о заборчик, переходя взглядом границу и падая вниз. По улице перед домом иногда проходят люди, иногда разворачиваются любопытные сцены, только звукового сопровождения не достаёт. Иногда из распахнутых окон и не закрытых штор выплывают чьи-то секреты. Иногда хочется побыть наедине со всем этим, что тебя совершенно не касается.   
http://funkyimg.com/i/2yBp6.gif – Не бойся, ничего я тебе не сделаю.   
– Я готов поверить.   
– Ты знаешь какова вероятность того, что твой самолёт завтра разобьётся? Или, ты уверен, что не попадёшь завтра в руки врагам, и тебя не будут пытать до смерти? Те, кто летают — знают больше всех, не так ли?   
– И что вы хотите этим сказать?   
– Работа у тебя опасная.   
– Мне пойти в гражданскую авиацию? Там тоже не совсем безопасно. Террористы, сумасшедшие на борту, внезапные бури, непредвиденные ситуации, риск задохнуться или сердечный приступ за штурвалом, а ещё . . . крушения гражданских самолётов.   
– Но не летать ты не можешь, верно? 
– Если вы скажите выбирать между Гё и небом, мне придётся подумать. Пожалуй, у неё будет пятьдесят один процент.   
– Она тебя любит, дурак. Просто будь осторожен, будь осторожен вдвойне. 
Оба замолкают, Джун отворачивается от потока сероватого дыма, всматривается вдаль, а потёмки обступают со всех сторон. Огни зажигаются и в темноте остро светят. Будь осторожен вдвойне. Она тебя любит. Я тоже . . . её люблю. 
– А ещё, она будет работать, поэтому многое придётся делать самому. Накормить то себя сможешь? А носки постирать? Её загружать такой ерундой нечего.   
– Да ладно вам, я пять лет живу один, даже дома всё приходилось делать самому, потому что родители вечно заняты.   
– Кстати, что твои родители? Как они относятся к нашей дочери? Надо бы познакомиться, а если они против? Мы всё таки из простых . . .   
– О чём вы? Я тоже обычный солдат.
– Разве они тебе не помогают? 
– Нет, я отказался от их помощи, потому что могу сам позаботиться о себе и семье в будущем. Я и мои родители - совсем разные, мы точно в разных концах земли.   
– И всё же, что они скажут?   
– Я не могу сказать за них, но мы же не в эпоху Чосон живём, честное слово! Гё понравится маме, я уверен.   
– Хорошо.   
– Что ещё вы хотите прояснить?   
– Ты сделаешь счастливой мою дочь? Не напрягайся так. Сам будь счастлив, и она будет счастлива. Вы оба будьте счастливы, – хлопает по плечу, а Джун замирает в немом удивлении. 
– Только учти, в студенческие годы я хорошо играл в бейсбол . . . 
– У меня тоже неплохо получается.
– Я не об этом, дурачок. Бита всё ещё при мне, хорошая, крепкая. Не хочу видеть слёзы дочери, и даже слышать о них. Понял?   
– Понял, – сквозь счастливую улыбку.

А скоро ты сядешь в кабину самолёта. Скоро слова станут пророческими. С к о р о. Однако тогда ты был беспредельно счастлив. Тогда ты смеялся и шутил. Тогда ты не представлял жизни без родителей, их серьёзных лиц и забавных угроз. На самом деле, каждый отец поймёт.

⌔⌔⌔

Пиджак парадной формы кинешь на кровать, звякнут значки и награды и всё покажется бесполезным. Ты хотел заслужить награду лучший отец. Галстук раздражённо дёрнешь, а она появится так вовремя, протянет руки и осторожно развяжет. Гё, ты стоила всего. Ты стоило тех, наводящих ужас, разговоров с отцом. Ты стоила всех бейсбольных бит. Я никогда, ни о чём не жалел. Теперь она плавно потянет узел, тот соскользнёт и дышать л е г ч е.   
– Мне всё чаще кажется, что, ты одна понимаешь меня во всём мире. Это правильно? Дети вырастут, а ты останешься со мной. Спасибо, любимая.

Дважды нарушишь семейный уговор и зайдёшь в её комнату, так и не переодевшись. Саран всхлипывает, спрятав лицо в мягкой подушке в нежно-голубой цветочек. Сядешь на край кровати и проведёшь ладонью по шелковистым волосам. До сих пор не научился собирать волосы. Будешь сидеть несколько минут, а рука задрожит. Прости, дочка.   
– Не хочешь меня видеть?   
Кивает головой.   
– Мне уйти?
Снова кивает.   
– Но я же люблю тебя. Прости, ты ведь знаешь, собственные оплошности замечать сложнее. Я часто не прав, это правда. Сегодня я был неправ? Ты пойми, каждый папа переживает, потому что всё это довольно серьёзно. Знаешь, твой дедушка с трудом отдал твою маму мне. Честно сказать, я понимаю его, потому что забрал маму. А если бы у меня попытались забрать такую маму . . .   
– Наступил бы конец света.   
– Точно. Мне битой угрожали на самом деле. 
– Так тебе и надо.   
– Совсем не жалко папу?   
– Нет. 
Усмехнёшься.   
– Хорошо, и чего же ты хочешь? 
– Познакомься с ним. Если ты так переживаешь, познакомься с Хёну. 
Поднимается, а мокрые от слёз волос липнут к лицу, глаза покрасневшие — напухшая, забавная. Совсем ещё юная, совсем ещё ребёнок. Твой ребёнок.   
– Я хочу погулять с ним в парке, хочу, чтобы ты знал об этом, хочу сказать тебе, и чтобы ты разрешил. Мы будем просто друзьями.   
– Знаю какой бывает просто дружба . . . не прокатит.   
– Я серьёзно между прочим!   
– Ладно, приведи его ко мне, познакомимся. Можешь пойти и погулять с ним в парке, я буду знать об этом и буду не против.   
– Встретишь меня? 
– С чего бы? Он мужик, должен до дома провести.   
– Но если что-то случится, ты заберёшь меня?   
– Почему ты спрашиваешь?   
– Просто . . . хочу убедиться . . . что всё в порядке, и ты не обиделся. Я лишнего наговорила. Признаваться в своих оплошностях ещё сложнее.   
Вновь умолкнете оба на две минуты, смотря на друг друга. Трогательная улыбка коснётся лица.   
– Девочка моя, я заберу тебя, встречу, обязательно. Я не обижаюсь, на себя разве что, потому что хочу быть тем отцом, которым ты гордишься.   
– Глупенький папа! 
Она заплачет, упадёт в объятья и будет стучать кулачками по груди — твоя парадная рубашка промокнет от слёз, будешь надеяться, радости. Постепенно успокоится, пощипывая пальчиками твою руку — детская привычка, неисправима. А потом будешь наблюдать из окна, как вместе уходят, будешь выглядывать старательно и норовить сорваться с места, пойти следом, дабы убедиться, что всё х о р о ш о. Только Гё остановит, хватая за руку, скажет, что Тео уходит с мальчишками играть в футбол [не знал, что сын заинтересовался этим видом спорта] и у них свободен вечер. Будешь ещё чуток переживать, посматривать в окна и на дверь, но не устоишь в заключении — свободный вечер. Дети будут расти, только романтика родителей останется романтикой родителей. И вечера свободные, вечера для двоих — приятная редкость. Потому ты никогда не пожалел, что наслаждался пьянящей свободой. Не пожалел, что однажды задержался . . .

http://funkyimg.com/i/2yBqy.gif http://funkyimg.com/i/2yBqz.gif
http://funkyimg.com/i/2yBqH.png

– Больше чем бесполезно, совершенно бесполезно, – отрезает серьёзно. Господин Сон заявил, что бита должна уйти с ними в могилу. Так и будет, обещаю вам. Загадочно-коварная улыбка, чувство странное — уходить не хотелось. Он всё пытается её заболтать, а чай остывает. Он всё пытается не отводить глаз от экрана, а руки крепко её обнимают. Представить только себя в своей тёмной квартире, в одиночестве — мелкая дрожь по телу. Я не хотел уходить. Дораму Гё смотрела внимательнее, а Джун внимательно смотрел на неё. Смахивал мелкие капли с щёк и умилительно улыбался.   
– Почему не скажешь? Что там такого? – расслабленно, растягивает слова, взгляд какой-то томный. Ты в психологии тоже так себе разбираешься. Нежность смывается недовольством, чуть хмурит брови, при упоминании подруги.
– Вот как, стоит её поблагодарить? Ты только нас наедине не оставляй, ладно? У меня в подчинении много хороших парней, можем выбрать. Вместе, – вместе ключевое. Расплывётся в довольной улыбке и снова поймёт, почувствует как хорошо быть с тобой.
– Теперь ты никогда не будешь одинока. Я буду всегда рядом. Ты же знаешь что можешь брать меня куда угодно? Только скажи, – целовать её руки он любил, кажется, всегда.
 
Замирает у двери, замирает лицо, разглаженное и чистое. Потому что уходить не хочется, нежелание это делает его полностью безэмоциональным, только внутри что-то коробит, выворачивается наизнанку — не хочется. Наплывает тёмная туча, брови сдвигаются, а она по своей чудной особенности ребячится и чмокает в губы. Не стоило. Опасно. D a n g e r o u s. Остановка сердца и внезапный скачок — бешеный ритм, страстный поцелуй на двоих. Только это не ребячество, это от чувств, от пылающих и сильных, от с е р ь ё з н ы х. Я сдаюсь в твой плен. Сдаюсь навсегда. Утопая в звёздах, утопая в небе, утопая в тебе — контроль потерян, а нежелание берёт над всем верх. Прости, я хочу остаться. Чуть прижимает к косяку, чуть требовательно, чуть порывисто. И горячим дыханием по её лицу, от шутливости и игривости не осталось даже тени. Внезапно строго-серьёзный, внезапно решивший что всё это — не шутка. 
– Я уйду сегодня, но чуть позже, – шёпотом, губами по шее. – Где-то в пять, я не хочу уходить, Гё.
 
Я слишком долго тебя ждал. Я ждал когда ты станешь лишь м о е й. Я слишком жадный, Гё. Ты есть у меня, ты в моих руках, но мне м а л о. Чем дальше, тем больше не достаёт тебя. Тебя мало и хочется больше. Секунда без тебя невыносима. Одиночество в тёмной квартире душит и задавливает. Мир окончательно серый. А мне необходимы твои руки, твои губы и твоя любовь. Сейчас и вечно. Мне необходима ты и небо. Мне нужна ты и звёзды. Время ничтожно, жизнь ничтожна, это всего н и ч е г о, я хочу больше, больше чтобы быть рядом с тобой. Просто позволь быть рядом. Сейчас и вечно. 
 
Серый костюм, белая рубашка, чёрный галстук, три пропущенных от Гё. Тишина топит, подвязывает камень к ноге и кидает на самое дно. Потому что тоскливо и пасмурно, когда её рядом нет. Я дошёл до всех возможных крайностей. Я жить без тебя не могу. Через полчаса нужно забрать, а он смотрит отрешённо на разложенную по кровати, одежду. Жарковато будет в костюме, серый какой-то не радостный, парфюм на дне флакона, две несчастные капли. Почему всё не так, когда тебя нет? Тяжёлый вздыхает и всё-таки, переодевается, а галстук берёт с собой, разглаживает по автомобильному креслу, чтобы не помялся. Врывается с н о в а, в её квартиру, расхаживает по прихожей, будто нервничает слегка. Или сильно. Пора бы привыкнуть к тому, что девушки собираются дольше, и пять минут весьма растяжимое понятие. Завязывает галстук у зеркала в коридоре — криво.   
– Можешь помочь? У меня руки сегодня заплетаются, – и такое бывает, оказывается. Тогда Гё не умела завязывать так превосходно, профессионально как в будущем, но первый раз имел своё волшебное очарование. Джун замирает и затаивает дыхание, расплывается в этом моменте, когда невзначай её руки прикасаются к шее, когда тёплое дыхание совсем рядом, когда хочется минуты растягивать на часы, дни, на вечность.
– Я люблю тебя . . . тебе так идёт это платье, красивое платье. Гё . . .  – и теперь не до свадьбы было, хотелось вновь остаться, только не успевает воспользоваться своим способом, который работает на все сто процентов и ей ли не знать. Когда она вырывается вперёд, открывает дверь, хватает за руку и тянет на себя, ловит в ладони лицо и целует губы, спрятанные в яркую помаду. У помады свой, любопытный, горько-приторный вкус и он распробовал за несколько минут.
– Когда ты будешь убегать, я буду тебя ловить и целовать . . . – не сокращая ничтожного расстояния.  – после той бумажки это делать хочется чаще, странное действие ревности. Только не думай что можно и дальше так подшучивать, – улыбается и касается губ, а помады жалкие остатки. Нам пора бы ехать, не прилично пожалуй, опаздывать на свадьбу. Только Джуна оторвать с л о ж н о, мог бы побить рекорды самых продолжительных поцелуев, мог бы наслаждаться бесконечно. Щёлкает замок и веки поднимаются — сосед открывает дверь и мгновенно заставляет отстраниться, выпрямить спину. Откашливается, легонько подталкивает Гё вперёд, закрывает дверь, опять по-хозяйски. Проводит тыльной стороной ладони по губам, тихо смеётся, потому что тонкий, тёмно-малиновый слой блестит на коже. А она наверняка, усмехается и подшутить готова. Или уже шутит, так по-родному, привычно. 
– Есть платочек? У меня есть, кажется. Ты же взяла с собой помаду? Таким образом можно проверить качество помады, разве нет? Разве она должна так легко стираться? – выдаёт на одном дыхании, немного возмущённо, вырываясь вперёд и быстро спускаясь по лестнице.
– Мне уже жарко в этом пиджаке. И как ещё одеваться на свадьбу? Почему люди устраивают свадьбы летом, если осенью, например, не так жарко, – ты бы знал, что заглядываешь в своё будущее. Садится на водительское место, резко наклоняется в её сторону, чтобы пристегнуть ремень безопасности и взгляд игривый касается накрашенных губ.
– Как же сложно устоять . . . может, ну её, эту свадьбу? Тебе так надо? Ладно, молчу-молчу. Я не виноват что ты сегодня особо прекрасна, слишком соблазнительна. С л и ш к о м.
 
Опаздывают на церемонию, минут пятнадцать-двадцать точно и Джун улыбается невинно, пожимает плечами, получает от Гё [не умеешь ты бить больно, милая]. Осторожно проскальзывают сквозь щель, а дверь предательски поскрипывает, привлекая внимание сидящих в последних рядах.   
– Можно я сниму пиджак? Нельзя? Так и знал, – шёпотом и совсем не к месту, потому что все, находящиеся в зале внимательно наблюдали за трогательной сценой. Жених и невеста произносят свои клятвы, кто-то шикает на опоздавших гостей, кто-то глядит завороженно, пока другой безмолвно плачет, или захлёбывается слезами во всю. Он и сам засматривается на столь светлый и красивый момент, трогающий до глубины души, когда занимают свои места за круглым столиком.  Протягивает руку, накрывает её и держит очень крепко. Скоро . . . очень скоро и мы будем на их месте, правда? Кто-то опоздает на нашу свадьбу, как думаешь? Церемония завершается постепенно, во время скромного поцелуя, он почему-то, очень пристально смотрел на Хегё и думал все ли помады такого вкуса. Чрезвычайно занят своей жизнью, своим личным, своей невестой. Наверное, на свадьбах так себя не ведут, но ты прости, прости что смотрел постоянно на тебя. Гости расходятся по залу, оживлённо беседуют, дарят подарки и осыпают молодых поздравлениями — тепло. Среди них Джунки точно никого не знает и ходит за ней, отвешивая вежливые поклоны, пожимая руки, знакомясь с её знакомыми. Подставляет свою руку, смотрит совершенно влюблённо и уверенно кивает. 
– Возьми меня под руку, давай выглядеть парочкой. Сколько ещё можно одной ходить? Ну же, теперь все должны знать, что ты не одна. Мужской пол в особенности, – последнее говорит тише, отворачивается даже, чтобы уменьшить вероятность того, что она услышит. Вовремя звенит незнакомый голос, возникает фигура в чёрном, длинном-длинном и блестящем платье. Плечи открыты, ключицы выпирают, макияж определённо вечерний, очень яркий и броский. 
– Сон Хегё! – восклицает обладательница полного набора для привлечения внимания здешних мужчин. 
– Ты пришла? Омо! Даже друга привела? А вы женаты? . . . –пожалуй, эта женщина совсем отчаялась и не догадалась подумать, что Сон Хегё может однажды явиться не с другом, совсем не с другом. Друг этот недовольно хмурит брови, темнеет будто пасмурный день.
– Дорогая, почему эта женщина меня так называет? Ты её знаешь? Друг? Вы точно ошибаетесь. Я жених, а это моя невеста.
– Омо! Неужели? Серьёзно? Ты выходишь замуж?
– Да, Сон Хегё выходит замуж и я, между прочим, очень горжусь своей невестой. Разве она не прекрасна? – обнимает за плечи, переводит взгляд на Гё и губы тянутся в счастливой улыбке. 
– Поэтому, прекратите распускать слухи о моей женщине, хорошо? Вопрос о её личной жизни закрыт и не подлежит обсуждениям, особенно таким, которые я случайно услышал. Давай выпьем шампанского, что скажешь? – мгновенно преображается из серьёзности в беззаботность, и ведёт её к столику с бокалами. Остаётся довольным, потому что женщина в чёрном краснеет, вероятно от смущения, зависти и злости. Такие знакомства тебя определённо не достойны, Гё. 
– Больше всего меня радует, что я твой настоящий жених, а не друг, решивший подыграть. Иногда не верится, но это правда. Кольцо об этом напоминает, – светло-янтарная жидкость наполняет высокий бокал, он наливает ей и отдаёт, протягивая руку неспешно. Кажется, самый счастливый, самый влюблённый здесь его взгляд. Кажется, только она существует среди скопившихся в зале гостей, только она сияет ярче обручальных колец и миллиона страз на платьях. Стоит подождать минут пять и девушки начнут сбегаться, обнимать Хегё и поздравлять с предстоящей свадьбой. Невероятный эффект. Кто-то скажет что кольцо красивое, кто-то скажет что повезло, кто-то искренне пожелает счастья и сверкнёт взглядом в его сторону, будто предупреждая. Джун проникается удовлетворением и полным довольством, наблюдая со стороны за девичьем щебетанием. А ты знала, что выглядела прекрасно? Ты знала, что ослепительно сияла? Ты знала, что я влюбляюсь в тебя всё больше и больше? Бесконечно. Влюбляюсь в тебя.
 
– Не волнуйся, я капли даже не выпил, все мои бокалы выпила ты, кажется. Так что я могу сесть за руль, правда. Тебя отвезти домой? Послушай, Гё, не думаешь ли ты, что нам нужен один, общий дом? Когда-нибудь я не смогу отвозить тебя домой, потому что не смогу. Потому что расставаться с тобой — это сверх моих сил. Ты мне нужна постоянно, как воздух.
   
Я уже говорил, скажу ещё раз,
ты нужна мне, девочка.
   
 
Казалось, надо было просто дождаться пока выйдет из салона, пока зажжётся свет в её окнах, пока погаснет, и уехать домой. Однако система бесповоротно даёт сбой, конкретный и серьёзный — идёт за ней, заявляет что хочет убедиться, надёжно ли заперта дверь. Мало ли кто бродит здесь ночью. Если бы жили вместе, мне не приходилось бы волноваться за твой замок. Джун сегодня особо романтичен [опасно приглашать его на свадьбы], задерживает закрывающуюся дверь, тянет руки и обвивает тонкую талию в вечернем платье. Время — где-то за одиннадцать снова. Состояние романтичное до крайности. Желание только одно — остаться. И целовать бесконечно, потому что помада на её губах уже не понадобится. 
– Я же говорил, – отстраняясь на пол минуты.  – Расставаться с тобой не по моим силам совсем. Я останусь? Ты же не против? – обрывает попытки ответить или возразить, позволить или вытолкнуть за дверь, обрывает попытки по-мужски. А потом засыпает прямо в костюме, привыкший к слегка удушающему галстуку [спасибо, что развязала на ночь, Гё], обнимает во сне — снова на одной кровати. Должны ли мы признаться родителям? Давай не будем. Ранним утром проснётся, оставит нежные поцелуи на лице, напишет на бумажке-липучке:
спасибо что разрешила остаться. 
не забывай хорошо кушать. 
не забывай пить больше воды в жару.
не забывай что ты моя невеста. 
P.s. I love you ☕
 
Хлопнет дверь, галстук будет болтаться в руке, а рубашка расстёгнута на три пуговицы. Улыбка, возникшая невольно, но счастливая до невозможности. Утро свежее, летнее, солнечное. Он исчезнет на четыре дня потому что работа. Он не знал, что это лишь начало, не знал что чуть позже исчезнет, казалось, на вечность.   
 
Одним утром Джун в очередной раз появляется в её дверях и заявляет, что выбрал самые оптимальные варианты — осталось посмотреть. Пожалуй, мучительнее пытки в его жизни ещё не было. 
 
На первый просмотр квартиры опаздывает, врывается в форме и встречается с перепуганными глазами владельца. За пять-шесть секунд он сообразил что внутри уютно и светло, три комнаты и даже балкончик. Только . . .   
– Вы военный? Тогда нет, я не мог сдать вам квартиру! Солдаты очень неаккуратные, жили у меня такие. Они только и знают как других гонять, маршировать и . . . дома разбрасывать вещи где попало. Я знаю, мой брат служил в сухопутных . . .
– Из-за своей семейной драмы вы всех стрижёте под одну гребёнку?
Стоило промолчать, Джун. Цена за месяц была вполне нормальной, даже без коммунальных.
 
Впрочем, на второй раз тоже опаздывает и не успевает переодеться в обычно-типичного гражданина, заявляясь в форме и чёрных берцах, к которым прилипла грязь [за городом шёл дождь]. И снова владелец — мужчина, выглядел более спокойным и адекватным человеком, если бы не . . . Просторный зал и большие окна, горячу воду отключают уж очень редко, на кухне есть плита, духовой и морозильный шкаф. Если бы не . . . 
– Простите, я не смогу сдать вам квартиру, моя жена . . .
– Простите, при чём тут ваша жена?
Ты не знал, Джун, что жена того мужчины любила парней в форме, а ревность у него максимальная. Ты такой же, правда?   
– Прости, Гё.
 
Он свято верил что третий осмотр квартиры пройдёт благополучно. Успевает переодеться и сияет от какого-то счастья неописуемого, крепко держа её за руку.   
– Так романтично вместе выбирать общий дом, – завороженно, когда заходят в прихожую и, не разуваясь, идут в зал. Разрешили заходить в обуви. Зал просторный, светло-бежевые стены, три комнаты, идеальный порядок, высокие потолки и новая техника. Цена устраивает и хозяйка, женщина в строгом костюме, выглядит вполне нормально. Некоторое время наблюдает за парочкой, пристально смотрит на их руки, замечает кольцо, заглядывает в лица, излучающие радость и безмерную любовь.
– Только есть одно условие. Никаких детей, – строго ровным тоном. Джунки застывает в проходе [спальня очень понравилась], смотрит откровенно недовольно, изгибает бровь, даже не пытается подыграть, пошутить или выкрутиться каким-то образом. Нет. Его будто подменили, будто сам не свой.
– В смысле, никаких детей? Вы считаете, мы можем это контролировать? Мы собираемся пожениться и жить здесь долго, мы очень выгодные клиенты, но . . . что значит, никаких детей? Мы уходим.
Потому что ты мечтал о сыне и дочке. Кто-то вдруг решил поставить крест на твоей мечте. 
Недопустимо. 
– Прости, Гё, я не согласен с этим. Невозможно жить с этой мыслью.
 
На четвёртый раз он был готов встать на колени и молиться, чтобы этот раз стал последним. В отсутствии особого восхищения бродит по комнатам, их оказалось тоже четыре. Забавно. Условия довольно неплохие, можно сделать ремонт если не нравится цвет стен и потолков. Цена и коммунальные — можно справиться, если чуть экономить. Гё говорит с хозяином, а Джун невзначай начинает за ними наблюдать. Будто гром гремит над головой, когда в этой картине замечает одну мелкую, но раздражающую, деталь. Чужой взгляд направлен явно не туда, явно не в глаза, явно ему это не нравится. Внезапно подходит к ним, глаза остро отражают злобу и недовольство, а голос всерьёз грубеет.   
– Мы отказываемся. Мне . . . мне не нравится как обустроена спальня, окна на солнечной стороне, слишком жарко летом! Мы уходим, Гё.
Хватает за руку и выводит почти силой, не объясняя, лишь потом, немного остыв пытается объясниться. 
– Ты не заметила куда он пялился?! Меня это не устраивает, никак. У него точно будут ключи, а если меня не будет дома . . . думаю об этом и бесит страшно. Это неадекватно! Извращенец! 
 
Четвертую неудачу он отмечает бутылкой соджу, бьётся головой о деревянный стол и просит прощения за то, что поднял на неё голос, когда объяснял причину. На фоне популярная кей-поп песня, самая обычная забегаловка, большое окно, за которым без остановки движутся люди — движется жизнь. 
– Прости, ненавижу когда кто-то, точнее мужчины, рассматривают тебя во всех подробностях. В таких ситуациях я не могу держать себя в руках. Но всё же, почему нам так не везёт? – снова лоб встречается с твёрдой столешницей. – Я не могу так жить. Я не могу без тебя жить, Гё.
Буквально.
 
Телефон вибрирует на столе, разрывает глухую тишину, кто-то подходит и принимает вызов. 
– Это не Джун, это Чихун. Что говоришь? Квартира нашлась? Как только он приземлится, я сообщу, обязательно. Твой муженёк мне весь мозг вынес с этими квартирами.
Он только посадил самолёт после тестирующего полёта, хотя эта работа была отведена Чихуну, — появляется друг, качающий головой и цокающий языком. 
– Ты уже убиваться собрался? Раньше времени? Не всё потеряно, дружище! Тебе не придётся отнимать у меня квартиру, а мне не придётся жить на улице или у вас под кроватью . . . ты меня слышишь?
Джун снимает каску, встряхивает головой — волосы взъерошены, лицо в пыли и чёрном, смазочном масле. Кривится точно мальчишка, принимая слова за истинную шутку.   
– Тебе Гё звонила и сказала что какая-то квартира нашлась. Ей нравится и хозяйка хорошая, кажется.
– С этого надо было начинать! – вручает ему каску и перчатки, срывается с места, забывая обо всём напрочь.  – Прикрой меня! Я отлучусь.
– Дурак, лицо умой и переоденься! Я бы такому тоже квартиру не отдал. Даже за миллионы.
 
Движения какие-то неуклюжие и лихорадочные — торопится слишком. Вода в душе совсем холодная, а он не чувствует, полностью поглощённый хорошей новостью. Переодевается в казармах и, проделывает целую спец операцию, выбираясь за пределы части, чтобы, не дай бог, никто не заметил. Машина мелькает синим, размытым пятном в быстром движении. Тормозит очень резко и неловко, спотыкается почти, поднимаясь по лестнице и останавливается возле двери, восстанавливая сбитое дыхание. Заходит [дверь открыта], целует Гё в щёку, кидая шёпотом я соскучился. Женщина лет сорока показывает три комнаты в деталях и подробностях, рассказывая о плюсах и минусах этого жилья. Знаешь, Гё, мне понравилось, сразу почувствовал будто вернулся домой. Окна средних размеров, спальня небольшая, но уютная, ещё одна свободная комната — можно использовать как детскую в случае чего. В случае детей. Кухня и ванная обустроены и готовы полностью к использованию. Район тихий, но отдалённый от центра и остановок, бывает, отключают воду и не вовремя дают тепло, когда наступают холода. За то, недалеко от дома есть горки, на которых зимой ребятня скатывается на санках. Джун улыбается открыто-искренне, даже не замечая этого за собой. Однако что-то дёргает его, подталкивая нарушить воцарившуюся идиллию.   
– А как вы относитесь к военным? – ловит взгляд Гё и пожимает плечами.  – Что? Я должен знать, – тихим-тихим шёпотом, но с нотами возмущения. Женщина добродушно улыбается, раскрывая шторы в гостиной.
– Мой муж ушёл на пенсию в звании полковника. Я знаю что они порядочные и дисциплинированные. Правда, он меня частенько строит, – взгляд лукавый скользнёт на Хегё, а Джунки нахмурится. Я когда-нибудь тебя строил? Правда? Я исправлюсь.
– Хорошо, значит, ваш муж порядочный? Не заглядывается на чужих . . . – снова посмотрит на неё строго, когда дёрнет за рукав рубашки в мелкую клетку. Кажется, хозяйка опешила на секунду, а потом отмахиваясь, рассмеялась.
– Что вы, он редко бывает в женском обществе, держит свой небольшой бизнес и нанимает на работу только мужчин.
– Значит я могу не переживать? А что насчёт детей?
– Дети - это замечательно! У нас четверо между прочим.
– Четверо? Здорово! Видишь, Гё, четверо детей. У таких людей приятно снимать квартиру.
– Приятно встретить такого мужчину, я скажу вам. Нынче большинство стремится к совсем другим целям. Поглядите, вам нравится вид из окна?
– Замечательный вид. Правда, дорогая? Теперь мне не придётся расставаться с тобой каждый вечер . . . – замолкает, потому что в последнее время расставания вдруг перенеслись на утро. – Впрочем, мы теперь никогда не будем расставаться. Мне нравится этот вариант.
– Мне нужно отъехать по делам, а вы осматривайтесь.
 
Когда дверь закроется, он крепко обнимет её, утопая в огромной радости. Всего лишь квартиру нашли. А для него каждая секунда бесценна рядом с ней. Для него время бесценно. Поэтому мы должны быть вместе. Ведь тогда никто не знал, как обернётся их романтическая история, как обернётся их жанр из романтики в драму и трагедию. Тогда, тем ранним вечером они стояли посреди пустой гостиной и обнимались. Тогда он закрывал глаза и целовал её лицо, немного загоревшее под июньским солнцем.

хочу чтобы ты знала — наша с тобой любовь вне времени.

+1


Вы здесь » Star Song Souls » stories of our past » will you marry me?


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно