Гул в коридоре оглушает, как только выходишь из аудитории, пытаясь удержать в руках гору распечаток рефератов и не уронить при этом мобильный, лежащий на самом верху этой бумажной пирамиды. Признаться честно, она немного отвыкла от этой вечно гудящей, динамичной и молодежной среды университета. За день устаешь кивать студентам, которые здороваются с тобой мимоходом, торопясь занять какое-нибудь удобное местечко и перекусить перед лекциями. А еще в горле стало чаще пересыхать от постоянных, многочасовых лекций. А ещё эта отвратительная зацепка на колготках, которая грозила перерасти в фатальную стрелку.
Ге подпирает папки подбородком, уклоняется в последний момент от пробегающей мимо парочки, слышит запоздалые извинения от них же, прежде чем они скрываются из виду. До ушей долетают обрывки фраз, которые похожи по содержанию одна на другую. Сегодня  31 октября, а значит для большинства – Хэллоуин, Ночь всех святых, а значит в университете к вечеру снова будет праздник, что-то вроде вечеринки. Она видела постеры по всему кампусу, достаточно устрашающе оформленные и обещающие «много Кровавой Мэри» и конкурс на самый оригинальный костюм. И пусть на следующий день у всех будет полнейший туман в голове, пусть на следующий день нужно будет прийти к первой паре – ребята определенно не станут пропускать этот праздник.
— Раз вы все равно не хотите слушать про Объединенную Силлу, то может про историю Хэллоуина послушаете. У племен кельтов, которые проживали на территории Франции и Англии этот день считался последним днем нового года. Кельты называли эту ночь Самайном или Самхэйном. Символом праздника была  всем вам известная тыква. Она не только означала окончание лета и сбора урожая, но и отпугивала злых духов священным огнем, который зажигался внутри нее. А после того как в начале нашей эры римляне завоевали кельтскую территорию всё смешалось с латинскими праздниками. 13 мая 609 (по другим источникам — 610) года в Риме папа Бонифаций IV освятил в честь Богородицы и всех мучеников бывший языческий храм Пантеон. Этот день стал отмечаться как праздник Всех святых. Первоначально праздник носил название All Hallows Even, или All Hallows Eve (Месса Всех Святых); позже его стали называть Hallowe'en, и, в конце концов, — Halloween. Стоит отметить, что католическая церковь долгое время боролась с языческими истоками праздника, но получилось как-то не очень. Мы до сих пор «задабриваем злых духов», откупаясь от последних сладостями, зажигаем огни в тыквах и прочее. Так что хорошо отдохните сегодня, но не переборщите. Завтра рабочий день и у нас первая пара.
Да, для половины планеты сегодня  Хэллоуин, но не для тебя.
Для тебя сегодня день куда более особенный.
Куда более волшебный и куда менее пугающий.

Закатывает рукава желтой водолазки под горло \так люблю свитера, в которые можно прятать лицо, зарываться носом и глаза прикрывать\, когда пьет кофе в преподавательской вместе с Тэ Хи, выкроившей время и заскочившей в университет «исключительно по доброте душевной». Хе Гё для вида закатила глаза, хотя частично даже готова с этим согласиться – в последнее время расписание подруги может соперничать с расписанием какого-нибудь популярного айдола или актера – все забито под завязку. Все эти ее антикварные аукционы, встречи с коллекционерами, открытие новой выставки в музее. Даже по новостям пару раз промелькнула в репортаже все про тот же музей. Тэ, пожалуй, не жалела о том, что со временем окончательно оставила занятия археологией и какую-то научную деятельность. Профессор Чхве, когда видел ее постоянно качал головой, журил, но неизменно интересовался новой вещью, её исторической ценностью и т.д. Что взять с таких, как они. Гё тоже зависала над какой-нибудь керамической вазой, восхищаясь, словно маленький ребенок.
— Как тебе жизнь в университете? Рада возвращению на работу?
— Как сказать… - Гё отпивает немного кофе из чашки, оглядывает стол, на котором все никак руки не дойдут прибраться. Бесконечные листочки, тетради, карандаши и ручки, а еще цветные стикеры-напоминалки, которыми даже частично обклеила системный блок компьютера. — Думаю, за это время я немного отвыкла от этого всего, - обводит руками помещение преподавательской, — но все придет. И вообще, какой нормальный человек станет скучать по работе.
Тэ усмехается, закидывает ногу на ногу. Все ещё любит эти цветочные мотивы в одежде и эти короткие юбки. А Гё – все так же любит головные разных цветов, форм и размеров. Шляпы соломенные и фетровые, береты вязаные. Платья, бесконечные платья. И все так же не любит слишком высокие каблуки. Тэ бы сейчас закатила глаза и протянула, что «просто ты не пыталась научиться на них ходить». А ещё Гё до сих пор хранит ту джинсовку, которая уже выцвела, значки на которой изрядно истерлись. Все любовь к старым вещам. К воспоминаниям. Каждое из которых прекраснее другого.
— А как же раскопки, экспедиции? Ты же без них жить не могла.
Хе Гё пожимает плечами неоднозначно, сжимает в руках кружку чуть сильнее, качает головой. Где-нибудь года четыре назад она бы сказала, что и не может жить без очередного путешествия в далекую страну, не может жить без того, чтобы не найти очередное захоронение, очередной черепок старинной вазы. Но вот только это было бы раньше, не теперь. Просто жизнь итак, и без того полная. Просто жизнь итак прекрасна. Просто она любит и любима. Официально – три года. А не официально – вечность.
— Вспоминая 2013-ый, я бы тоже на твоем месте не особенно по всему этому скучала, впрочем. – задумчиво тянет Тэ Хи.
— А что не так с 2013-ым? Как по мне отличный был год. Мы избежали конца света в 2012, прожили целый год.  А еще я вышла замуж. Мне кажется все сложилось более чем удачно.
— Да-да, а ещё вам есть что вспомнить и что рассказать. Вроде «знаешь дочка как нам было весело за два месяца до свадьбы мы успели: а) получить ложное сообщение о смерти; б) попасть в плен; в) заразиться редкой формой лихорадки; и наконец г) сыграть свадьбу как ни в чем ни бывало. Все еще не понимаю, кстати, какой извращенец дату выбирал.
— Ты знаешь какой. Зато оригинально.
— Если так хотела оригинальности почему было не выйти замуж в Рождество, например? Или наряды жениха и невесты это из разряда костюмов нечисти?
— Ждать до Рождества слишком долго, было много дел и у нас были самые оригинальные костюмы на  Хэллоуин. Прошло три года, а ты каждый раз возмущаешься.
Да, 2013-ый был странным \а если честно ужасно тяжелым, некоторые вещи до сих заставляют покрываться мурашками\. Но его окончание было прекрасным. Да, до сих пор, пусть и редко случаются приступы мигрени и после того, как поднимается по лестнице чувствует, что сердце стало быстрее колотиться, потому что никто не отменял осложнения. Да, все было. Но, Гё, своего рода, парадокс. В том, что забывает плохое гораздо быстрее, нежели хорошее, нарушая различного рода законы местных пессимистов. Просто в итоге, несмотря ни на что, просто в итоге вопреки всему – она более чем счастлива.
— Хорошо, последний вопрос. Ты в этом собираешься праздновать? – и снова этот критический взгляд, который окидывает желтую водолазку цвета одуванчика и эту клетчатую юбку до колен. — Ладно, забудем про одежду, предположим, что в университет ты вряд ли могла прийти в другом виде. А с волосами что? Я понимаю, если бы у тебя была стрижка – тут особенно нечего выдумать. А так…
— А мне нравится и так.
— Никогда меня не слушаешь.
— Знаешь, вспоминая твой апрельский чемодан, с которым мы прилетели на Вануату, я начинаю сомневаться в твоем чувстве моды.
—  Там были отличные вещи как сейчас помню. И вообще как можно быть такой злопамятной. Я все думаю иногда как Джун тебя терпит?
— А он меня любит. А я люблю его. Все просто. – улыбается обворожительно, стукает своей чашкой с кофе о чашку Тэ Хи.
— Раздражаете оба.
— Ты уж прости.

— гё.
— что?
— распусти волосы хотя бы. тебе ведь так больше идет.

Конец месяца, когда руки начинают мерзнуть, а деревья уже давно укрыты в багрянец. Пей чёрное горькое вино дождей, вдыхай золотую пыльцу последней листвы, хватай широко открытыми глазами растрёпанное небо, впускай в себя преддверие новой зимы, я угощаю. Осень для каждого своя.  Для кого-то она – волшебная рыжая лисица, кружащая голову хороводом листопадов, открывающая в прозаической душе слова поэзии, а для кого-то печальная сероглазая незнакомка, прикрывшая бледные влажные губы веером обнажённых ветвей, — она не в мутных лужах, не в промокших ботинках, не в каплях воды на окнах и лицах, не в криках улетающих птиц, нет… Осень — в душе человека. И именно человеку решать – какая осень будет в его душе. Каким подарком она станет - легкой улыбкой или тоскливым взглядом в окно — зависит только от тебя. Раньше я грустила осенью. А теперь для меня осень – это бесчисленное множество маленьких, но безумно ярких воспоминаний. Моя осень – счастье. Моя осень – это ты.
31 октября? Я помню, что за день до этого была спокойна как слон, а в день свадьбы на меня напал неконтролируемый приступ какой-то паники, постоянно казалось, что со мной что-то не так, а Тэ Хи в итоге пообещала, что еще немного и ударит меня. Я помню, что фата плохо держалась на голове, приходилось постоянно её поддерживать одной рукой, чтобы она не упала не дай бог. Помню громкие щелчки фотоаппарата, когда все фотографировались со мной в комнате невесты, а на половине фотографий я слишком неудачно закрывала глаза \вспышка была яркая слишком\. Помню, что новые туфли отца оказались больше на размер и пришлось воспользоваться бумажными салфетками. Я помню, что у отца ладонь в белой перчатке подрагивала слегка, когда он сжимал в ней мою руку и я, если честно, захотела расплакаться из-за своего старика. Я помню, что несмотря на то, что записала свою свадебную клятву на листок в итоге говорила совсем не то, что там было написано.
Что такое 31 октября? Ну, это почти очевидно.
Это ты. Человек, которого я люблю больше всего на свете.
Моя осень, лето, весна и даже зима.

Гё разглядывает свое отражение в луже на остановке автобуса, беспрестанно поглядывая на часы. Когда работаешь со студентами обязательно встретишь того, что в самый последний момент ловит тебя в коридоре и буквально умоляет что-нибудь у него принять. И по всем правилам, Хе Гё бы сказать, что время вышло и разбирайтесь со своими плохими оценками сами – это все ваши проблемы, а ей совсем не больше всех надо. И вообще – сегодня трехлетняя годовщина моей свадьбы. Отстаньте. Но вот только это же Сон Хе Гё. Тот самый преподаватель, который не отказывает и не говорит «нет», терпеливо выслушивая и в итоге соглашаясь задержаться еще на некоторое время. А теперь, когда уже порядком стемнело, ждет свой зеленый автобус, узнает, что на t-money нет денег \а все потому что теперь мне надо в телефон еще и напоминание о пополнении карты вбивать\. И хотя вроде смогла влезть в автобус одной из первых толпа следом зажимает слишком плотно, наваливается. Еще и водитель лихачит так, что приходится просто мертвой хваткой вцепиться в поручень. Какой-то парень неудачно покачнувшись хватается вместо сидения за её сумку на ремне и несчастный отрывается с легким щелчком \благо быстро заметила и подхватила сумку\.
Гё никак не может отдышаться, когда оказывается наконец на нужной остановке, обещая себе вообще больше никогда не подходить к общественному транспорту. Чувствует, как на макушку падает несколько прозрачных холодных капель.
Хорошо, что хотя бы один из вас смотрит прогноз погоды и напоминает тебе на прощание:
«Возьми зонтик, обещали дождь».   
     

Набирает код на автомате, пытаясь параллельно закрыть зонтик, который почему-то отказывался это делать, а когда наконец оказывается в квартире, разворачиваясь спиной, чтобы протиснуть в дверной проем и себя и зонтик, получается, впрочем скверно. И когда разворачивается обратно, чтобы, очевидно попросить помочь, \потому что делать все это одной рукой, а другой держать сумку без ремешка – трудно\, останавливается как вкопанная, вместе со своим зонтиком. Разве что сумка таки упала на пол.
— Когда мы разговаривали о праздновании дома я думала - это будет что-то вроде "посидим выпьем вина на кухне и пойдем спать". Так что если я расплачусь и у меня потечет тушь - это будет на твоей совести.
Всё её эмоциональность. И когда очень осторожно проходишь дальше по коридору вашей квартиры, оставив проклятый зонтик на лестничной площадке, оглядываясь, будто бы попадая в другой мир \но все равно свой, потому что мой мир всегда был там - где есть ты\, наполненный мягким светом свечей и разноцветными бликами воздушных фонариков, твои глаза и вправду увлажняются непрошеной влагой. И дело не в какой-то усталости, накопившейся за день. Просто ты бесконечно и безумно благодарна.
Шаг. Это твой любимый запах. Обычно в больших торговых центрах ты подолгу зависаешь в отделах с ароматическими свечами и мылом ручного изготовления.
Второй. Ты всегда любила отчего-то маленькие островки, где цивилизация была бы лишь отголоском и людей было по минимуму. А еще те холодные страны, утопающие в озерах, горах и кедрах с соснами. И ты вроде бы все еще в Пусане, а практически утопаешь в своем любимом запахе.
Третий.
В конце моего пути
                     всегда
                                                   ты

Смотрит несколько секунд в глаза, улыбается, а потом обнимает осторожно, привставая на цыпочки слегка, чувствуя под ладонями его рубашку \мне нужно было время чтобы научиться нормально их гладить\.
— Иногда я завидую сама себе, ты знал? Иногда мне кажется, что у тебя совсем нет недостатков. Думаю, мне очень повезло. Боже, спасибо. Спасибо. И ты знаешь. Ты знаешь, что я люблю тебя. Я знаю, что знаешь, но все равно. Спасибо. И ещё... - отходит наконец, выпуская из объятий, снова всматривается в знакомые любимые черты. —... мне кажется я сломала зонтик.
Честно, не знаю как я тогда выглядела, наверное не слишком празднично, но я распустила волосы. Я как-то даже в зеркало не посмотрела - слишком увлеченная цветами в вазе, восхищаясь тихонько. Наверное, три года назад в том свадебном платье, которое теперь сложено в большую коробку и спрятано куда-то на верхнюю полку в шкафу, я выглядела куда лучше, чем после рабочего дня и поездки в переполненном автобусе. Нам в тот вечер, в наш День свадьбы очень повезло и не повезло одновременно. Не повезло, что моим родителям пришлось срочно уехать к родственникам в другой город. Повезло, что Саран с детства спит как убитая, пусть в другое время суток носится по квартире, словно электро-веник. И даже когда целуешь её в лоб, осторожно берешь на руки она только сопит чуть громче, лепечет что-то во сне. Прямо как я, которая часто во сне бормочет что-то невразумительное.
Саран. 사랑. Люблю тебя.
Как по мне - все было идеально.

Джуна всегда было весело подкалывать, еще с самого детства. Может быть он всего лишь подыгрывал, поддавался, когда она в очередной раз громко восклицала: "Попался, попался ведь!". Оставаясь лучшими друзьями невозможно не подкалывать друг друга время от времени уже чисто по какой-то привычке. И когда Гё долго и сосредоточенно копается в тарелке, молча \нет-нет-нет, поверь мне, все очень вкусно, как всегда, да даже если бы было не вкусно я бы все равно все съела\, следит за реакцией, а потом улыбается широко, легко стукая по плечу.     
— Я думаю я бы смогла стать актрисой, что думаешь? Кстати, я думаю, если тебя вдруг уволят мы можем открыть свой ресторан. Это прибыльный бизнес. Хотя лучше оставайся летчиком. Иначе как же все мои мечты и фантазии о мужчинах в форме.
Прошло всего три года. Прошло целых три года. На деле, конечно, прошло 19 лет. Но и этого вроде бы мало, потому что порой кажется, что еще вчера она училась кататься на самокате и произносить слово "гиппопотам" с правильным акцентом.
Облокачивается на ладонь, слегка склоняя голову, прикрывая глаза. Это был тяжелый день относительно, но она все равно счастлива. Быть счастливым очень просто на самом деле. Да и день еще не закончился.
— Прошло три года, а мне кажется ещё вчера Тэ возмущалась по поводу того, что на на нашей ее карточке за столиком былая написана "какая-то дичь". И ещё вчера мы сбежали в "самое счастливое государство на планете". Ещё вчера я поехала в экспедицию в Африку... - умолкает, но продолжает достаточно быстро, потому что все нормально.. Ничего страшного. —...мы смогли обнаружить захоронении племени, а я смогла найти тебя. А еще, - улыбается широко, — как все гадали, кто родится мальчик или девочка. Мне кажется родители спорили и волновались больше чем мы. Правда ведь? - смеется тихонько.
Да, Саран обычно спит как убитая, но рисковать иногда все же не стоит. Вот тебе и родительская романтика.

Это был вечер из разряда сказки. Мое любимое вино, мои любимые запахи, мой любимый человек. Но если так подумать. Моя жизнь вообще была сказкой. В моей жизни по большей части мне безумно везло. В моей жизни я счастлива. Из-за тебя, благодаря тебе, с тобой. Всегда.
— Думаю Тэ была права и мне стоило переодеться. Это даже лучше, чем поход в ресторан и я серьезно. - пока вертит в руке бокал вина. Ещё один. — Не смотри на меня так - я уже не так быстро пьянею как раньше. И ты, между прочим, должен сожалеть об этом, разве нет? - лукаво стреляет глазами, потягивая вино, осторожно. — За нас? Мы прожили три прекрасных года. Мы можем гордиться собой. - мелодичный звон бокалов.
Говорят три года - самый кризисный момент у любой семейной пары.
А я даже как-то не заметила.
Мы ругались когда-нибудь серьезно? Разве что по мелочам.
Все только начинается.

ночи тихи и прохладны, лунный свет заливал пол и кремовые простыни. теплые кружки чая перед тем, как закрыть глаза, и, возможно, книга перед тем, как выключить свет. превосходные утра, наполненные нектарно-персиковыми оттенками. на завтрак французский тост. и затем, продолжается день, а я никогда не перестаю любить тебя.

— Что, запрешь меня в высокой башне, которую будет охранять дракон? – усмехается, выгибая вопросительно брови, подпирая щеку рукой. — А что скажут остальные о такой жене, которая ни разу не пришла тебя встретить? Рушишь мой имидж.
Нет, Джун в этом все равно не было бы никакого смысла. Все наши мечты давно связаны друг с другом. Все мои фантазии связаны с тобой. Но, как твой лучший друг, я не могу упустить не малейшей возможности, немного подразнить тебя. И, потом, какой женщине не понравится, если её ревнуют \я имею ввиду в пределах разумного\? В конце концов, как любит повторять Тэ – это говорит о том, что ещё не все потеряно.
Иногда Гё спрашивала, усаживаясь на ковер в гостиной, обхватывая подушку, прижимая последнюю к груди: «Если ты такой ревнивый, как ты сдерживался, когда я встречалась с парнями? Как они вообще в живых остались?». Хе Гё хихикает, прикрывая рот кулачком.
Очень просто, как оказалось оставаться теми самыми лучшими друзьями, параллельно воспитывая ребенка и не снимая с безымянного пальца обручальных колец. Очень просто быть лучшими друзьями и мужем и женой.

— Мне определенно стоит посмотреться в зеркало. Что-то мне подсказывает, что ты лукавишь сейчас. – с наигранным подозрением, прищуриваясь. — И это я не про то, что я самая красивая женщина на планете большую часть времени – не буду спорить. Это я про то, что я вряд ли остаюсь такой после автобусов.
Она не лукавила, когда говорила, что больше не пьянеет после трех выпитых рюмок. Другое дело, что она никогда не налегала на алкоголь после свадьбы. Сейчас, вернувшись в университетскую среду волей-неволей нужно ходить на корпоративы, на которых весь преподавательский состав веселится. Все те же знаменитые «три круга». Среди профессоров достаточно семейных людей – она не одна такая. И иногда получается увильнуть, потягивая апельсиновый сок из высоченного стакана, а иногда все же не получается.
Её любимое вино можно вечно растягивать, не пьянея. Сегодня, если она и чувствует какой-то странный дурман, так это совсем не из-за количества выпитого.
Всё, всегда из-за тебя.   
— Но это была новая рубашка. И еще мы опаздывали, а у меня сдавали нервы! Презумпцию невиновности никто не отменял!
Всё, действительно идеально. Идеально, что три года пролетели совершенно незаметно, идеально, что не изменилось практически ничего. Она готова поверить в то, что повзрослела \такое случается, если ты становишься родителем и тебе в конце концов уже 30-ник\ и набралась какого-то опыта, но по сути мы оба – всё такие же. Все такие же чудаки.
Да, всё идеально. И эта беготня утренняя по квартире, когда как обычно не услышала будильник, который выключается по какому-то невидимому взмаху волшебной палочки, не иначе \или музыка через чур тихая\, пытаясь налить кофе одной рукой, а в другой держа фен. То, как во всей этой её утренней забавной суматохе, он успевает поймать её за руку, притянуть к себе за талию посреди небольшой гостиной, поцеловать легко-легко, прежде чем отпустить заниматься всеми этими утренними хлопотами, которые теперь «очень некстати».
Да, всё идеально. Её неудачные попытки приготовить завтрак, где одной из самых удачных оказалась банальная яичница. Идеально то, что он все равно съедал, несмотря на то, что как только она сама пробовала то, что наготовила в ужасе пыталась отобрать тарелки куда подальше, с испуганными криками вроде: «Нет, не ешь – это отрава, а не еда!».
шум города, полки супермаркетов и сигналы машин. огромные очереди в рестораны быстрого питания, кинотеатры под открытым небом и прослушивание музыки в старом плеере с кассетами. вечерние свидания, медленно перерастающие в ночные, во время которых вы держитесь за руки и лежите на траве, рассматривая лунное небо без единого облачка, зато полное звёзд. брать машину напрокат на пару дней, выезжать за город на пикник и ночевать у костра, поедая зефир под тёплым пледом. носиться по круглосуточному магазину с тележкой, катая друг друга по очереди, получать за это от охранника, который будет выгонять вас из магазина за столкновения с другими посетителями.
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤвсё это - мы.
Да, всё идеально. Когда, сидя на диване достаёт телефон, фотографирует. Он почему-то всегда говорил, что не любит фотографироваться и тем более сниматься на видео, а она так отчаянно любит снимать, а ей всегда нравился его голос, от которого всегда было тепло, что она отмахивается, не желая отдавать телефон обратно и уж тем более стирать фото, обещая, что ко всему прочему выложит фото в сеть \что конечно же неправда, потому что эти фотографии не могут стать общественным достоянием – что мое, то мое\.  В такие моменты у него очень забавная морщинка между бровей появляется, которую прям так и тянет разгладить, что она всегда и делает.  Это очень весело, пытаться не дать отобрать телефон, вскакивая с дивана в один момент, откровенно забавляясь, а в итоге оказываться в его крепких объятиях.
Неожиданно предлагать сходить в местный круглосуточный магазин посреди ночи, а потом долго-долго выбирать какой рамён лучше – с морепродуктами или свининой. Получить недовольный взгляд от продавца, лениво пробивающего шоколадное молоко и этот несчастный рамён – идеально.
Эти просьбы Гё «почитать вслух» \а все потому, что я безумно, неконтролируемо обожаю твой голос, ну и еще я просто люблю читать вслух\ закинуть ноги в домашних коротких шортах на спинку дивана, удобно устроив голову у него на коленях, глядя на его лицо все также зачаровано сниху-вверх и расплываться в улыбке. Он оставит поцелуй на кончике носа, уберет твои непослушные волосы с лица и буду читать ей стихи или прозу – идеально.
И гулять вместе, держать за руки Саран \я за левую, ты за правую\, в том самом парке, в котором когда-то пошел совершенно неожиданный дождь – тоже идеально.
Идеально – засыпать рядом с тобой.
Идеально – гладить твои рубашки.
Идеально – любить тебя, быть рядом с тобой, выполняя свадебные клятвы, которые, никогда на самом деле и не были нужны.
Зачем нам гарантии любви, если она вечна?
Рядом с тобой мне всегда казалось, что все будет в порядке\что все уже в порядке.  Я могу злиться, но как только ты протягиваешь руку - даже такой мир становится лучше.
Это то, во что верю я. Я верю в это, благодаря тебе.
И правда – зачем звонить в будущее, если каждый день настоящего прекрасен до невыразимости. Пусть люди не верят – они к этому склонны. Нет в нашем лексиконе слова «невозможно», потому что мы уже не раз нарушали все мыслимые и немыслимые законы пессимистов.

Её любовь к сладкому граничит на грани одержимости, но в мире же миллионы людей, которые не могут жить без порции шоколадки с кофе в конце концов. Она любит молочный шоколад, более спокойно относясь к горькому. Любит шоколад с фундуком, шоколадные маффины и мороженное с шоколадной крошкой. А Джун слишком много знает. Знает все то, что она любит.
Мы постоянно будем спорить друг с другом кому повезло больше, ведь я вижу в себе слишком много недостатков наперекор с очевидными достоинствами, но мне все ещё кажется, временами, что для одного человека – это даже слишком много. Будь я параноиком, согласилась бы с тем, что слишком подозрительно счастлива. Разве так бывает?
Бывает.
— Готова поверить…- тянет, допивая оставшееся вино, заедая его этим восхитительным шоколадным десертом. И, кажется, словно тоже тает, какая-то приятная истома по всему телу растекается. — И вообще… подарок?
Гё с улыбкой, слегка покачивая головой, наблюдает за тем, как Джун подрывается с места, исчезая в темном пространстве соседней комнаты. Вообще, находиться в полутемной квартире, в которой будто бы отключили электричество, а на самом деле все так и задумано. И, если говорить честно, находиться вдвоем в полутемном пространстве…привлекательно. Тэ хихикает где-то в сторонке.
— Мне кажется, мы никогда и не были взрослыми до конца. По крайней мере я, - мягкое замечание, а все внимание направляется  на, собственно подарок. — Нет, определенно,  нельзя быть таким… и д е а л ь н ы м. Столько подарков и все мне. Нам. Мне всегда казалось странным, что у нас не так много парных вещей. Так что, определенно, я в восторге. Иначе и быть не могло! Учитывая мою любовь к разным керамическим чашкам. Это так мило! – непосредственно, в своей особенной манере. Да, ты то серьезный взрослый человек, который рассуждает со спокойствием и расстановкой о чужих проблемах, о мире и прочем, то все еще, кажется подросток, которому ничего не стоит всплеснуть руками, рассмеяться звонко и быть непосредственным 16-ти летним созданием. И все с той же непосредственностью и увлеченностью рассматривает подарок со всех сторон, склоняется над кружками, вглядываясь в рисунок и улыбаясь открыто. — Мм? – отрываясь от чашек. — Тогда мне остаться стоять так? – бросая лукавый взгляд, находясь близко-близко.
Наши расстояния всегда исчислялись сантиметрами, а иногда и вовсе миллиметрами. А больше и не нужно. Не нужно быть далеко друг от друга.
— Отличное предложение… - потягивается, все ещё расслабленная, разминая шею. — Может мне помочь? Ты ведь итак все это устроил. – слегка хмурясь, обводя глазами гору посуды. — Всё нормально. – пожимает плечами, вздыхая слегка. — Единственная сложность в университете, так это то, что по среди студентов чувствуешь себя чем-то очень древним. Но это всё. Конечно, всё это порядком сложно, но ты ведь знаешь, я люблю преподавать. Когда перестала ездить в экспедиции думала сойду с ума от скуки, но все не так. В том, что я работаю нет ничего особенного – ты ведь тоже работаешь. Не думаю, что мне сложнее. Кто будет их поучать, если не я? – спокойно так, а последнее шутливо, поднимая указательный палец вверх. — В таком случае, я отправляюсь в ванну, потому что мечтала об этом еще когда садилась в автобус. Ну, почти только об этом... - лукаво, подыгрывая, почти что флиртуя. — Да-да, я запру дверь, не переживай. – шутливо ударяет кухонным полотенцем по шее, прежде чем исчезнуть за дверьми ванной комнаты.
Я люблю тебя, Джун.

Она думала, что после ванны её окончательно разморит, она итак чувствовала себя настолько расслабленно, что даже руку было как-то тяжело поднять. Гё вытирает волосы малиновым махровым полотенцем, чувствует запах шампуня на волосах, когда высушивает их феном. Застегивает пуговицы на красной клетчатой домашней рубашке, шорты, заправляет рубашку в последние, а потом подумав немного, оставляет поверх.
Только волосы, отросшие остаются распущенными. Ким Тэ Хи умеет убеждать.
— Да, я думаю с танцами у нас связано множество воспоминаний. Сейчас еще и дождь идет... Ты знаешь, как я тогда испугалась в парке? Вот же, - усмехается, вспоминая свои душевные метания в 2012. — я даже Тэ посреди ночи позвонила. Бывает же такое. А тот танец около костра? Мы переборщили с ветками, но все равно было прекрасно. 
\\Ты знаешь, иногда мне становится стыдно за то время, когда я приносила тебе неприятности, встречаясь с сомнительными парнями. Я теперь знаю, что улыбаясь мне тогда, ты совсем улыбаться не хотел. А я отказывалась это замечать. Я лишь могу догадываться, что тебе пришлось пережить в то время. Так хорошо, что все это закончилось вот так. Что я могу смотреть в твои глаза, улыбаться тебе, танцевать с тобой, прикасаясь лбом ко лбу, чувствуя дыхание.\\ 
Да, романтика с рождением детей становится несколько другой, но не перестает быть романтиком. Говорить шепотом, хохотать тихо-тихо, проверяя периодически как там - твой личный кусочек счастья.
Мы любили раньше засиживаться допоздна, рассказывая друг другу о том, как загораются на небе звезды ночью. Любили держаться за руки, бегать по дорогам и фотографировать каждую маленькую птичку, которая попадалась на пути. Хе Гё хорошо помнит песню, которая постоянно потом стояла на повторе.
Мы услышали ее в старом мотеле, в котором остановились, чтобы переждать дождь, ибо я боялась попасть в аварию в такую погоду. Тогда мы укутались в теплый плед и сидели у окна, наблюдая за огромными каплями за стеклом. Тогда нас было только двое, правда. А сейчас трое - и это не менее прекрасно.
http://funkyimg.com/i/2wAtw.gif Когда ты прикасаешься ко мне, мне кажется я снова превращаюсь в 20-ти летнюю девчонку,  которую впервые поцеловали где-то под козырьком крыше недалеко от подсобки.
Когда ты так близко, мир плавится, а сердце все еще трепещет. Трепещет всегда как в первый раз.
Ты знаешь, я хочу всегда просыпаться с твоим именем на устах и засыпать с желанием увидеть тебя во сне.
Послушай, разве можно так кого-то любить? Утопать, сгорать, возрождаться, ж е л а т ь. Я люблю тебя в бесконечных мелочах, а в такие моменты, когда ты так близко, я теряю контроль совершенно окончательно. Это неизлечимо, особенно учитывая то, что я и не хочу вылечиваться.
Мы все ещё больны, пьяны.
Мы безумно влюблены.
И так будет через пять лет, десять и двадцать.
Так будет всегда.
— Ты прекрасна, Гё, всегда прекрасна.
А она не отвечает, вглядываясь пристально, безотрывно, сокращая расстояние до минимума, практически задерживая дыхание. Миллиметры, близко-близко, славливая дыхание, привставая на цыпочки, как она любила это делать. И медленно-медленно, переводит взгляд на губы, осторожно касается ладонью лица. Прикрывая глаза. Быть близко, для нас, сродни чему-то жизненно-необходимому. Сродни кислороду. Быть. Рядом. С. Тобой. 
Глаза открывается, усмехается лукаво.
— И всё же я пойду проверю как там Саран. - отстраняется, пожимая плечами и исчезая в темном пространстве детской комнаты, очень осторожно прикрывая за собой дверь.
Саран крутится во сне как вертолет - о сне, как у принцессы и речи быть не может. Улыбаешься, подходя к дочери, поправляя сбившееся одеяло, кофточку, что безбожно задралась выше живота. Нет, Саран определенно заснула крепким сном, как обычно. Ещё раз проверяешь все ли хорошо, прежде чем достать с самой верхней полки шкафа заветную банку, которую приходилось прятать сразу от двоих, стараясь создавать максимально мало лишних звуков.
Осторожность никогда не помешает.

http://funkyimg.com/i/2wAtv.gif— Я благодарна богу, что Саран всегда так крепко спит. Когда она только родилась, я думала я не высплюсь за всю жизнь,
а в итоге все опять же вышло прекрасно. - садится на диван, облокачиваясь на мягкую спинку, ставит банку рядом с собой, хлопает по поверхности рядом с собой. — Кем бы я была, если бы ничего не подарила? - улыбается. — Я долго думала на самом деле, что могла бы подарить. Я даже пыталась найти что-нибудь в Интернете, но мне ничего не нравилось. Мне всегда казалось, что это должно быть чем-то особенным, так что меня все не устраивало. Это, - кивает на банку достаточно высокую. — бумажные журавлики. Я не умею рисовать или писать стихи, но оригами всегда было чем-то вроде моего конька, так что. Их 1000. Ровно, я пересчитывала. Я начала складывать их еще летом и на это ушло достаточно времени, а потом я подумала, что этого недостаточно. Здесь 1000 журавликов. Здесь 1000 причин почему я люблю тебя. Я могла бы перечислить еще больше, но портить число не хотелось. И самое сложное в этом деле - не дать вам ничего увидеть.
У меня весь стол на работе был бумажками завален. По-детски? - улыбается беспечно так. — Джун, для меня не имеет значения на какой машине я поеду до дома на старой развалюхе или на красном спорткаре. Мне не важно живу я в квартирке в спальном районе или же в особняка с видом на море. Я буду любить тебя в любом случае. Я люблю тебя совсем не за это. За всё и ни за что. Для любви не нужны на самом деле причины. Ты ведь знаешь? - секундная пауза, а потом вспоминает еще об одном. Вскакивает, роется какое-то время в своей сумке, выуживая оттуда наконец заветную коробку. — Я не смогла удержаться. Мы оба любим звездное небо, а в больших городах, даже ночью сложно их увидеть - всегда дымка, всегда мешают дома. Всегда хотелось иметь свое собственное звездное небо. Поэтому, теперь у нас есть, - делает паузу, садится на пол, раскрывает после нескольких усилий наконец коробку. — проектор звездного неба! Сейчас темно, так что, мне кажется идеально! - снова подпирает голову, улыбается, смотрит на него. — Что? Тронут? Я молодец? Хотела произвести такой эффект.

Волосы непослушные после мытья успели немного взлохматиться, отдавая кокосом и перемешиваясь с запахом черничного мыла, геля для душа, пены для ванны \мне посчастливилось найти шоколадную\, навевая какую-то сладкую полудремоту. Лицо расслабляется, выпрямляет ноги, вытягиваясь на диванчике. И вроде бы так хочется прикрыть глаза, балансировать на границе между сном и реальностью, но еще больше хочется наблюдать за выражениями его лица, слушать успокаивающий, бархатисто-мягкий голос и плавать на этих волнах океана полнейшего счастья. Так спокойно, умиротворенно, прекрасно. И только где-то сверху слышится неясное шебуршание, напоминающее о том, что над ними\под ними и вокруг них – еще люди, еще жизни. Мы не одни. И иногда это, все же минус.
«Ты же посадишь зрение», хочется сказать ей, наблюдая за тем, как щелкает фонариком, как водит пальцем по страницам «Смертельной ловушки» Стаута, но все же молчит, улыбаясь краешками губ и вслушиваясь в повествование. Блаженное чувство. От чтения с фонариком пахнет детством, когда забираешься под одеяло с головой, воспроизводя какой-то импровизированный шалаш, постоянно прислушиваешься – не зайдут ли в комнату родители, не отберут ли драгоценную историю о приключениях, пиратах и таинственных островах \еще я читала энциклопедии, да я странная\. И она пытается шутливо ущипнуть за бок, когда свет фонарика с белесых книжных страниц \обожаю запах книг\ падает ей на лоб, слепит глаза. Вытягиваешь руку, пытаясь отмахнуться и тихо, сдавленно хихикая. Почему всем так уж обязательно становиться взрослыми и быть ими постоянно? Мы вечно будем дурачиться, называя друг друга различными прозвищами, что всплывают в памяти и пахнут все тем же детством, панкейками и Нью-Йорком. Америкой пахло и от книги, слушать про Штаты всегда нравилось, как нравилось читать детективы и не важно английские они или американские. И когда останавливается, взмахивает ресницами, бросает вопросительный взгляд и тянет улыбку рассеянную, фокусируя взгляд на его лице.
Очередной смешок застревает в горле, но улыбка с лица не сходит. Ещё чуть ближе. Ещё. Чуть-чуть…
Прыскает негромко, когда слышит над головой шебуршание, жалобное протяжное мяуканье и чей-то скрежетащий окрик.
— Как думаешь, какая это кошка по счету? Наверное это снова мистер Майлз. Я имела несчастье столкнуться с этим серым увальнем, когда спускалась выбрасывать мусор. Госпожа Чан очень любит своих…подопечных. – и снова смешок, прежде чем подняться с дивана и потянуться, разминая шею. — Мм, может сделать что-то с шумоизоляцией?...- предлагает задумчиво. — Но переезд тоже неплохая идея. По крайней мере, когда появится такая возможность…что?
Слишком долго рассуждала вслух, но конец последней фразы уловила. Брови удивленно взлетают вверх, секундное молчание, а потом, хватаясь за небольшую подушку с наволочкой, что вышила мама, ударяет несильно, усмехается и качает головой.
http://funkyimg.com/i/2wQxS.gif
— Не смешно! Я рассуждала чисто гипотетически, в теории, а ты никогда не любил теорию. Я говорила «если бы». У тебя ведь до сих пор проблемы с условным наклонением? Нужно с тобой позаниматься. – голосом преподавателя, который когда-то сидел вместе с ним в библиотеках публичных, помогал с корейским и параллельно занимался курсовой. — Давай смотреть фильм. Уже середина ночи.
Иногда ты кажешься себе разрушительницей романтики, но при этом не можешь жить без неё, обожая все эти банальные романтичные штучки всеми фибрами своей сентиментальной души.
И когда приближается к её лицу неожиданно быстро, не отклоняется, снова давит смешок и пропускает очередной удар сердечный. Правильно, посмотрим какой-нибудь старый фильм, уйдем на покой…уйдем ли?
Да, Джун вижу. В глазах, в сердце. Вижу и знаю. Это у нас обоюдное. Мы с тобой. Неделимые.

Гё подтягивает коленки к подбородку, сжимается, натягивая плед как можно выше, прячет руки под мягкую теплоту, переплетает свои пальцы с его, поводит плечами, обращая все свое внимание на экран. В старых фильмах есть какая-то своя магия, какая-то своя романтика. И Одри Хепберн в «Римских каникулах» всегда вызывала восхищение неподдельное, как впрочем и в других своих фильмах. Худенькая такая, будто сошедшая со страниц сказки про Дьюмовочку. В свое время все мечтали быть хотя бы немного на неё похожими, делали точно такую же прическу, напевали  «Moon river», потому что «Завтрак у Тиффани» это что-то вроде классики. Ге редко кому-то подражала, справедливо считая, что такой все равно не будет и таком случае лучше уж вообще не меняться. Принцесса из меня, если честно, никудышная.
Это все же грустный фильм и слишком эмоциональная Ге, вечно несогласная с любыми грустными финалами в фильмах, позволяет себе пускать слезу неизменно, потому что нельзя так. И пусть и смотрела много раз и знает, что конец будет один, конец будет не_вместе, считая все это несправедливым стечением обстоятельств, все равно успевает украдкой смахнуть с глаз одинокую слезу, совсем непрошенную. Она постоянно плачет над «Хатико» или «Титаником», хотя уже пора бы отпускать ироничные комментарии, потому что смотрела раз 100. Просто иногда. Нужно смотреть то, что трогает душу. Неизменно.
Хе Ге временами слишком увлекается, слишком уходит в предмет изучения\просмотра, забывая обо всем, глядя на экран с каким-то детским, неподдельным интересом, как будто смотрит в первый раз.
Но точно знаешь, что он смотрит на тебя. Не поворачиваешься. Дразнишь? Или просто действительно настолько интересно? И даже не замечает первые несколько секунд, как  руки расцепляются.

\\Ты знаешь, Джун, все дело в том, что кожа на руках у меня сухая – наверное все из-за того, что слишком много копаюсь в песке и земле. Это совсем не руки принцессы, но когда к тебе относятся лучше, чем к принцессе, можно на некоторое время поверить.\\
— Думаю, я спасла страну в прошлой жизни. – улыбаешься, не можешь не улыбаться, когда чувствуешь запах крема для рук. Пахнет ромашкой. Не можешь не улыбаться, когда чувствуешь прикосновения рук к своим, слегка шершавым. И утопая в этой нежности все же разворачиваешься к экрану. Потому что так можно далеко уйти, а завтра вставать. И эта мысль печалит, но работа никогда и никуда не уйдет, всегда будет маячить где-то на горизонте и рушить определенные планы. Но ведь тебе нравится, ты слишком деятельная, чтобы не работать. Так?
— Смотри фильм, там не об этом речь. – не отрывая взгляда от экрана, не поддаваясь, претворяясь, что пропускаешь мимо ушей, хотя на самом деле всегда понимала намеки и полунамеки. А Джун, на самом деле намекает очень прозрачно всегда, практически и не намекает. И она готова поставить свою месячную зарплату, что в итоге все пойдет по прямой: «Нам нужен второй ребенок, я хочу второго ребенка». А ей останется только отбиваться. Если понадобиться то хотя бы подушками. — Не отвлекайся вообще.
За наши 19 лет знакомства, я пожалуй, научилась угадывать желания, когда хочется сказать: «Я знаю - о чем ты думаешь. Пицца? Пицца». Сейчас это была совсем не пицца, она угадывает это по легким, плавным прикосновениям, в которых заключен смысл чего-то другого. И по спине бегает дрожь, закутывается в плед крепче. И пока удается изображать полнейшую безмятежность и даже шутить, фыркать. Но. На самом деле это очень  сложно. Оставаться невозмутимой. Но на самом деле нужно ли это? 
— Посмотрите-ка на него… - Гё прищуривается, подвахтывая подушку поувесистей, привставая, ударяя несколько раз с максимально серьезным выражением лица. — Весь вечер нарывался ведь!
Нет, я права. Мы никогда не станем взрослыми до конца, всегда будет это желание подурачиться. Ноги этого желания растут с незапамятных времен. Издержки лучших друзей.
На лице играют белые вспышки от экрана, от рук теперь пахнет ромашкой, а от волос все также – кокосом.
— У тебя. Просто талант. Айгу…  Талант все сводить к одному. - качает головой, поворачиваясь в его сторону. — Тут между прочим сейчас будет самый драматичный момент фильма. – фыркает, все еще упорно изображая неведение, но когда ты хочешь – ты бываешь настойчивым. А ты знал? — Обсуждали… - смотрит на экран, успевая потерять весь драматичный настрой. — Но сейчас, когда я вернулась на работу, то мне кажется это все же рановато. Да и Саран разве недостаточно? Я не говорю, что я против…Не смотри так на меня, мне надо подумать. Чуть позже. Буду как Скарлетт, которая: «Подумаю об этом завтра». Люблю этот девиз. Не смотри так на меня, серьезно… - поворачиваешься, теряешься, замолкаешь.
Замолкает и телевизор вместе с фильмом, который, будто подыгрывая, подошел к концу, пустив в финал титры. Это магия какая-то, когда мысли и слова в голове застревают. Если умел гипнотизировать – нужно же было предупреждать. И когда расстояние, которое итак всегда мизерное , сокращается, когда серьезнеешь, когда глаза прикрываются, когда шутить уже нет смысла и не хочется, а хочется совсем другого, тогда все рушит писк, оглушающий, разрывающий все, что можно. И накатывает. Гё проглатывает смех, какой-то уже почти нервный.
— Фу, как низко – это не в моих интересах. Эта машина мне тоже дорога, между прочим!
На самом деле разрушать всю романтику не в моих интересах совсем по другой причине, но это почему-то смешно и лукавые всполохи продолжают плясать в глазах. Ну, да, наверное судьба протестует. Ну да, наверное не судьба.
На самом деле судьба просто, как обычно поджидала удобного момента и стечения обстоятельств.
— Куртку возьми! – кричит уже в открытую дверь, оставаясь одна в звездном свете проектора и относительной темноте. Еще раз проверяет Саран, прислушивается из детской к звукам с улицы. — Нет, я никуда не пойду. От меня там толку никакого, а с кучкой пьяных ребят он справится. Кого я обманываю? – надевая кеды, качая головой с полки и не зашнуровывая последние и решая, что если постоять в подъезде, на лестничной площадке, то надевать что-то на себя совершенно необязательно.                 

я любила так сильно, что небо кроило в щепки,
и оно бесконечно падало мне в глаза.

Дождь стучит по козырьку, а ветер неприятно задувает из-за распахнутой на улицу двери, которую ты так удачно подпираешь своей спиной, чувствуя как ноги и все остальные части тела покрываются чередой мурашек. Пожалуй, стоило хотя бы что-то накинуть, прежде чем стоять на продуваемой осенними потоками воздуха лестничной площадке. Холод пробирается до самых костяшек, забирается за ворот клетчатой домашней рубашки \пусть и с начесом\. Шорты слишком короткие для конца октября\начала ноября. Ей бы наблюдать за всем из-за окна, а не хмуриться и качать головой при каждом глухом ударе. Гё не любит насилие, но еще больше этого не терпит несправедливости, а если от нее можно избавиться только с помощью кулаков – такова судьба.
«Audaces fortuna juvat», как сказал Виргилий.
«Смелым помогает судьба».
Старается держаться подальше от постоянно отскакивающих на нее капель дождя, тяжелого, осеннего. Обхватывает себя за плечи, растирая, заставляя кровь циркулировать хотя бы немного лучше. Наблюдает за потасовкой, на губах появляется усмешка то ли облегчения, то ли гордости, то ли всего и сразу.
Нет, даже сомневаться не стоило в том, что с этими ребятами ты справишься. Это ведь ты. Может быть, и спускаться не стоило, но это ведь я. Наблюдать из окна – слишком не для меня и, да, для меня до сих пор невыносимо наблюдать за тем, как кто-то тебя ударяет. Не важно как сильно \пусть сегодня мы обошлись даже без этого – были лишь какие-то попытки\, не важно кто. Называй это моей паранойей, которая выработалась не из пустого места, не из воздуха. Так было всегда. Может быть я перегибаю полку со своими внутренними страхами, которых не так уж много, но каждый из которых страшнее предыдущего. Но каждый раз, когда перед глазами очередная драка, всплывают совсем другие образы, картины, которые редко-редко, но появляются в памяти в виде ночных кошмаров, вызывающих разве что приступы тахикардии. Так что, меня можно понять.
Я всегда буду беспокоиться о тебе.
Даже если твои противники пара-тройка беспробудно пьяных ребят, которые не разбирают – куда идут, собственно.
У него все хорошо идет, определенно, но Ге не покидает свой собственный наблюдательный пункт, терпеливо выжидает, пока полиция не приедет, не заберет пьяных дебоширов куда подальше от их драгоценной машины и подальше от их дома. Да, определенно стоит сменить не только дом, но и район. Когда появится такая возможность. Вот хочешь не быть меркантильным, хочешь не зацикливаться на чем-то материальном, а жизнь показывает тебе язык. И как бы ты не хотела взрослеть – приходится. Взрослеть.
Очередной порыв ветра загоняет практически обратно, захлопывая дверь. Передергиваешь плечами, шмыгая носом. Пожалуй, с полицией Джун как-нибудь договориться и теперь все точно, определенно точно. Остается при встрече показать большой палец вверх и сказать: «Я даже не сомневалась!» или же «Ваа, мне кажется я влюбилась снова».
В конечности потихоньку возвращается тепло, сердцебиение выравнивается. Всегда что-то обязательно пойдет не так, не по сценарию. На часах стрелка неумолимо движется к двум ночи, а ты так неудачно вспоминаешь о том, как наставляла студентов не просыпать лекции, напоминала о том, что 1 ноября – обычный рабочий день. Что же, она никогда не претендовала на предмет подражания. Будет большей удачей, если завтра на лекции будет хотя бы половина группы и эта половина будет адекватной.
Зевок застревает в горле, когда дверь хлопает.
Все закончилось.
Закончилось  х о р о ш о, но взглядом пробегает по лицу, осматривает,  вроде бы мимолетно, а на деле очень внимательно. Вроде бы ничего. Вроде бы даже синяков нет \хотя просто освещение не очень хорошее\. Выдыхает, но не успевает сказать ни одной из подготовленных заранее фраз.
— О, мой телефон… - вырывается чисто на автомате, когда видишь в руке смартфон с потертым во многих местах чехле оранжевом и такими же потертыми кнопками громкости сбоку.
Телефон, будто в согласие с её словами приветливо мигнул экраном и заодно пришедшим сообщением. И она уже спешит удивиться, кто догадался писать ей так поздно. Не исключено, что какой-нибудь студент, или же это очередной спам. К сожалению \к счастью быть может\ это оказался вовсе не запоздавший студент, страдающий бессонницей и не бесполезные предложения взять кредит или ипотеку под выгодные проценты.
Профессор Ким Хи Чоль, преподаватель истории Европы, который перевелся к ним из Сеульского государственного несколько месяцев назад. Он вроде бы защитил диссертацию, прекрасно знал свой предмет и его лекции порой были интересны даже Ге, которая, когда у нее были слишком большие «дыры» между парами с удовольствием на них сидела, делала какие-то пометки, забираясь на верхние ряды в аудитории огромной, чтобы не привлекать лишнего внимания. Он же не отставал от нее в расспросах о поездках, археологии и «приключениях» \от такой формулировки меня неизменно тянет прыснуть в кулак\, потому что сам дальше острова Чеджу не выезжал. И Хе Ге это ничуть не удивляло, раньше так делали все – родители, знакомые и коллеги в университете. Это же интересно и дает тебе шанс посмотреть на то «а как там, далеко?». Особенно ему нравились истории о средневековых замках, гробницах королей и обнаружении курганов, кольчуг и чаш из под вина. Ге не нравились холодные европейские замки как раз больше всего – постоянно ветер завывает, постоянно холодно и ужасно мрачно. В развалинах – тем более.
Иногда позволяла себе спорить, потому что приятно найти кого-то, кроме профессора Чхве, с кем можно поговорить на продвинутом уровне о том и о сём, высказывая свое мнение о каких-то исторических событиях, мифах и находках.
«Я вам говорю, что это выдумка, так что искать это – попросту безумие».
«Выдумки всегда на чем-то основаны».
Если подытожить – ничего такого, ничего необычного и подозрительного. Настолько ничего, что она как-то упускала из виду, когда отвечала на привычный вопрос: «Как прошел день?» упомянуть об этой болтовне. Это ведь всего лишь разговоры. Она ведь не пересказывает всю ту бессмысленную чепуху, которую они обсуждают с Тэ. И потом, послушать об истории Джун всегда должен был успевать без добавочной приставки профессор Ким.
Ге не успевает толком ничего возразить, как и посмотреть собственно на содержание присланного сообщения.

если он позовет, я просто пойду за ним.
я не буду глупить, задавать "что?", "зачем?", "почему?"
если захочет он, я не буду звонить другим.
если он позовет, я буду верна ему.

Знаешь Тэ, ты говорила, что ревность – это обычно хороший знак, а когда ее нет совсем – это тревожный звоночек. И да, иногда мне даже это нравится, нравится иногда до дрожи в коленках.  Но иногда я задаюсь вопросом – неужели до сих пор, до сих пор Джун, какая-то часть тебя боится, что я уйду. Неважно к кому, но ты действительно думаешь, что я могу себе позволить уйти от тебя? Если так, то мне следовало бы обидеться, потому что это попросту невозможно и я не устану этого доказывать. На самом деле – я никогда не могла уйти от тебя до конца, даже в 2010 и в начале 2011. Всегда. Я уже говорила однажды, ты должен помнить. Всегда, с кем бы я не встречалась и как, кажется счастлива не была, мне не хватало пары процентов до абсолюта. И всегда, неизменно,  я говорила о тебе. Это вырывалось случайно, раздражая окружающих.  Но что я могла  поделать, если это происходило по инерции, а с физикой не поспоришь. Джун, должна ли я тебе сказать, что это ужасно глупо?  Перестань, я ведь уже говорила. Я люблю тебя. Боже, как я люблю тебя.
Люблю, как ты заворачиваешь рукава у рубашек, люблю твои белые рубашки.
И даже ревнующего тебя, всего вымокшего, с потемневшими глазами.
Люблю.
И неужели ты думаешь, что может быть иначе?
Прости, но это уже
Чушь.
Ревнивый дурачок.
Но мой.
Совершенно полностью.

Он делает шаг вперед, а она как-то инстинктивно – назад.
http://funkyimg.com/i/2wQxU.gif— Коллега. – односложно, загипнотизировано всматриваясь в темные зрачки чуть расширенные и отчего-то не думая даже попробовать перевести  все в милую шутку, оправдаться или же обидеться и сказать: «Я на допросе?», прочитать лекцию о доверии, а потом пошутить, что «прости-прости, я зануда» и чмокнуть в щеку. Просто отступает. Еще чуть дальше.
— Наверное. – еще один односложный ответ.
Они это не обсуждали, просто была устная договоренность о том, что все материалы для проекта она привезет на следующий день, 1 ноября. Профессор Ким так и не сказал, собственно, откуда их заберет, а так как  Ге если не на паре, то обязательно и непременно среди книг, мифов и карт – библиотека не последнее место. Непонятно только, зачем такие сложности, когда она может передать эту папку хоть на входе в университет. Ах да, у них же пары в разное время. А так удобнее – не нужно бегать и искать по университету. Она могла бы все это объяснить, это заняло бы слишком много времени, к ней бы вернулась зевота. Но что-то внутри подсказывает, что он все равно не стал бы слушать, а она отчего-то не хочет тратить времени на какие-то там объяснения. Только отступаешь на еще один шаг назад и пятки упираются в первую ступеньку лестничного пролета. И смотришь на него как-то сверху вниз, в миг превращаясь в девочку, все еще зачаровано как-то.
Слова теряются, мысли вдруг, неожиданно путаются, застывают. Сглатываешь, а сама тонешь, тонешь неосознанно, но отчего-то даже не хочешь попытаться спастись и выплыть. Потому что тонуть в твоих глазах – это что-то магическое, запредельное. Смаргиваешь, облизываешь в миг пересохшие губы, набирая в грудь побольше воздуха и теряя нить разговора. По спине пробегают мурашки, останавливаются где-то в конце позвоночника и на этот раз дело совсем не в холоде. Все, на что хватает в ситуации резко наступившего б е з у м и я – это произнести фразу, которую даже закончить не сможет.
— Просто отдай мне телефо… 
Это совсем по-другому. Это совсем не похоже на обычные легкие полупоцелуи, почти воздушные, когда едва-едва касаешься губ, а потом несешься по своим делам. И это совсем не так, когда привычно нежно прикасаешься, это совсем не так. 
И как-то неловко, теряясь, покачивается, но упасть не сможет \а ноги так плохо держат\  и даже через достаточно плотную ткань рубашки чувствуешь п р и к о с н о в е н и е, которое обжигает мгновенно, а она, окончательно забывает как нужно дышать правильно. И прижимаешься к нему, как к своему единственному спасению. В этом хмельном, качающемся мире его жадный рот раздвинул ее дрожащие губы, по нервам побежал ток, будя в ней ощущения, которых она раньше не знала и не думала, что способна познать. И прежде чем отдаться во власть закрутившего ее вихря, она поняла, что тоже целует его. И поцелуй, долгий и быстрый одновременно, настойчивый, заставляющий неосознанно хвататься за плечи, приоткрывая губы, заставляя отдаваться полностью и совершенно точно без остатка.
И кажется, будто это ночь последняя, а вокруг вовсе не двери однотипно выстроенных квартир. А вокруг вообще ничего нет, кажется. Только твои глаза, твои руки, твои губы, которые целуют вот так, вот так, заставляя коленки подгибаться, заставляя практически задыхаться, но, боже всевышний, как же сладко и прекрасно задыхаться вот так.   
Промокший до нитки, и волосы у тебя влажные, даже нет мокрые, и пахнет от тебя улицей, смесью дождя, осенних листьев, асфальта. А еще чувствуют твой любимый одеколон, а еще схожу с ума. Было холодно несколько минут назад, но теперь это ерунда. Все кипит, плавится, кровь будоражит не хуже вина, которое так долго растягивала. Это как стихия, наводнение, землетрясение, целый пожар, ураган, который все сносит. И остается только подчиняться, потому что сопротивление совершенно бесполезно. Сопротивление тебе немыслимо. С о в е р ш е н н о.

Твоя Джун, разумеется твоя, а если не твоя, то чья же еще?  И если ты сомневаешься, если ты еще думаешь в этом сомневаться, что же мне остается делать? Только прижиматься крепче, обхватывая за плечи, пропуская глубже, отдаваясь и отдавая, теряя какой-либо баланс и какой-либо контроль. Я люблю тебя неконтролируемо, безостановочно и нужно ли это доказывать? Твоя, Джун, твоя полностью. Я нужна тебе? Так забирай.
Я не стану. Возражать.

Теплое дыхание дрожью по коже. Сгустком, опьяняющим желанием по венам, когда получает короткую передышку, выдыхая рвано, судорожно, глаза открывая медленно и не полностью. Это буря, это безумие и такая его близость сводит с ума бесконечно сильно. Смаргивает. Еще один выдох. Попытка выровняться, отстраниться слегка, такая жалкая, такая слабая и, разумеется, неудачная. Где-то в мозгу мелькнуло слабое «не упасть бы…» и «неудобно идти спиной вперед по лестнице», но разум растворялся и плавился, все взрывается, все г о р и т. Жарко, очень, безумно ж а р к о. Шаг. Ступенька. Шаг. Хватаешься то за перила левой рукой, а правая скользит по плечу влажному от этого вечного дождя холодного. Не о чем думать. От следующего поцелуя разверзаются небеса. Дыхание спирает, потом восстанавливается.
Он сводил ее с ума своими прикосновениями, близостью и умопомрачительным запахом. Еще один шаг и очередная ступенька, а воздух  в легких тоже стал похож на лаву, все скручивается в тугой узел. И только чувствуешь его губы, его прикосновения, его пальцы, которые путаются в отросших безбожно волосах со свадьбы. Это похоже на танец, безумный какой-то слегка, пьянящий до изнеможения, до дрожи прекрасный. И все, на что хватает разум, все, на что хватает повторять бесконечно мысленно одно и то же, словно молитву какую-то.
Не останавливайся. Только не останавливайся.

Не может быть здесь остановок. Мне кажется, я  у м и р а ю, но эта смерть сладкая, мне кажется умирать вот так в твоих руках, теряясь во времени и пространстве – прекрасно. Только держи меня. Крепче. И не останавливайся. Ни при каких обстоятельствах.

http://funkyimg.com/i/2wQxT.gifСквозь шум в ушах слышишь, как щелкает ручка, как открывается дверь и вроде бы это ваша квартира \судя по обоим, которые клеили вместе, я мельком успела рассмотреть – определенно наша\. Осторожность совершенно забыта. А, ты, пожалуй, странная все же. Ге уже 30, она замужем уже три года, но каждый раз, каждый раз превращается в первый, превращается в перешептывания, в полувздохе, в каждом из которых читается одна немая просьба за другой и на каждую из которых он отвечает, отвечает точно. И его губы обхватывают её, оттягивают то верхнюю, то нижнюю, а она лишь крепче сжимает плечо, почти что впивается. 
Кеды, которые так и не зашнуровала долго не хотели сниматься на самом деле. И несмотря на то, что целует требовательно, где-то на периферии ощущает всю ту же нежность, всю ту же ласку. Голова кружится, все смешивается. И ромашка и розы, запах ароматических свечек, вино \не пойму от кого пахнет их больше, но пьянит, пьянит, о п ь я н я е т\, и еще что-то. Такое же терпкое, путается в волосах, застывает на кончиках пальцев. 
И все также темно, и все также горит всеми забытый проектор звездного неба, который не мешало бы выключить из розетки. Все также в о л ш е б н о.     
Кружит, кружит, кружит по комнате, и только секундные передышки, а потом снова очередной взрыв, очередной поцелуй. Глубокий. Влажный поцелуй. И это ей до дрожи нравится. И превращаешься в девчонку, снова. Глаза, что были закрыты, наконец открываются, открываются полностью, ресницы дрожат, а руки все еще на плечах \потому что я упаду я определенно упаду\. Кладет руку на шею, еще один выдох, такой же рваный как и все предыдущие, такой же опаляющий. 
Сама тянусь, сама припадаю. К губам, зовущим, сладким, манящим. Подаюсь вперед, держа твое лицо в руках. И всегда недостает роста, всегда кажусь себе низковатой, всегда это мешает, а ты в ответ только нетерпеливо что-то прорычал мне в губы, крепче прижимая меня к себе и не отрываясь.
Завтра нужно будет рано вставать?
Да всё равно.
Ночь короткая, короткая до неприличия.
И глаза в глаза на расстоянии сантиметра, так легко считываешь. В с ё.
Ладони очень горячие. Никакая ткань домашней рубашки не спасет.

Их крепкие объятия иногда прерывались только для того чтобы осыпать поцелуями руки друг друга, но потом вновь они сливались в объятиях, словно древние ветки деревьев, что со временем врастают друг в друга и их уже ничто не сможет разлучить, никогда.
Разорвать эти объятия это все равно что богохульство. Нереально. Непозволительно.
Твоя рука нежно, медленно, невыносимо медленно скользит вдоль моей спины.
Скручивает и вырывает, я как будто отделилась от тела, бестелесной оболочкой. Рассыпалась на части…
Как же хорошо иногда, когда квартиры достаточно маленькие, поверьте хорошо, когда знаешь расположение всех комнат наизусть. Как же хорошо, когда ребенок спит максимально крепко.
Забывая обо всем. Забывая как дышать и постоянно напоминая себе об этом.
Помня о том, как любить. Бесконечно.
Она вдыхала его запах, такой знакомый, такой любимый. И опять глупая несуразная мысль в голове, как только чувствуешь спиной знакомую мягкую поверхность дивана, потому что ноги уже совершенно ватные, что кондиционер для белья удачный купила. Очень. Удачный…
И рука удерживается за предплечье. Взмах ресниц. И рубашка мнется в руках, задирается слегка.
— Ты ведь знаешь, что если сейчас ничего не сделаешь, то ты большой дурак?

Давай любить друг друга так, будто завтрашний день может не наступить. Я хочу, чтобы прямо сейчас ты узнал. Я буду любить тебя до конца своей жизни. Если завтрашний день растворится как сон, обними меня крепче. Я буду любить тебя, словно это последняя ночь на Земле. А этого все равно не будет достаточно. Сколько бы я ни пыталась сказать тебе, что это любовь.
Ты по прежнему будешь моим?
Ты прикасаешься к моей коже, а я вижу вечность, находясь рядом. У меня дрожат руки, а ночь так быстро летит, а время не хочет нам подыгрывать. Но я хочу сказать тебе. Я буду любить тебя, словно это последняя ночь на Земле.
Не дай мне проснуться.

А давай у нас будет совместное счастье
Простое самое, до конца наших дней?
Когда шепчешь: «Люблю», целуя запястье,
А в ответ: «И я тебя. Только сильней».

1 ноября 8:25

Аудитория заполняется гулом, нестройным, недовольным, унылым и разбитым. Бросаются на скамейки рюкзаки, с какой-то злостью и усталостью, достаются ноутбуки, мигающие загрузочными экранами Windows. Староста, водит под одногруппникам взглядом, откровенно говорящим, что: «Как же вы мне надоели». Совсем не густо, видимо остальные после вчерашнего так и не просохли, а они тут просто все слишком правильные, боящиеся прогулов и оценок ниже среднего.
Взгляд на часы на стене, стрелка которых неумолимо движется к 8:30. Звонок бьет по ушам, заставляет кого-то взвыть от отчаяния, закрыть уши руками, опускаясь головой на стол. Похмелье никого не щадит.
После десяти минут напряженного молчания начинаются первые робкие поползновения, удивленные перешептывания. Когда лимит академического опоздания исчерпан совершенно бровь старосты взмывает вверх, а шум нарастает.
— Мне кажется… - подает с задних рядов голос Тэ Мин, лениво зевая. —…или нас кинули?
Кто-то кивает согласно, кто-то из «выживших» иронично поддакивает, а кто-то пока верит, что притащился в такую рань не зря.
— Может…что-то случилось? – неуверенно замечает Йерим, крутит в руках карандаш, склоняя голову. Снова покрасилась в другой цвет. Четвертый раз за полтора месяца.   
— Например? Вурдалак утащил в канализацию? Хэллоуин же был.
— Не смешно. – передергивая плечами. — Заткнись.
— Я схожу разузнаю. – староста тяжело поднимается со своего места, поправляет очки. п Выбора особенно нет, а иначе срач и бездействие продолжится. А особенно сообразительные товарищи и вовсе свалят.
— Да бросьте, прошло уже 40 минут от пары. Говорю вам, ребят – нас киданули. Вот как ту быть образцовым студентом? Только решил проявить ответственность и появиться в университете, хотел не прогуливать. Но, не одни мы этим грешим…
— Я все же спрошу, может у декана Чхве получится дозвониться. Но мне кажется Тэ Мин прав. В кои то веки.

Дыши со мной.
Только не выдыхай.

1 ноября 2:30

http://funkyimg.com/i/2wWuT.gif Мало, мало м а л о, чертовски, катастрофически и фатально. Несмотря на то, что он так близко, так мучительно близко, все равно недостаточно, никогда не будет достаточно. И выпускаешь из груди то ли полувздох, то ли полустон, который птицей несется куда-то вверх, разбиваясь о потолок, на котором уже не играют звезды, которые остались в гостиной, но появляются другие звезды – сверхновые, а потом все сгорает, потому что сладко-невыносимо, потому что г о р я ч о, потому что сжигающе. И все, что делаешь скорее неосознанно, скорее инстинктивно. Отключая разум, отпуская душу в твои руки, совершенно безбоязненно. Слишком близко не бывает. И хочется дышаться тобой, выпить, зная, что не будет конца, а перед глазами – твои глаза. А перед глазами – вечность.
Вечность, она в твоих глазах, ты знал?
Твоими ладонями пахнет небо, в которое ты каждый день поднимаешься.
И хотя глубокая ночь и хотя не сможет завтра найти ни единой сброшенной вещи – все равно, совершенно все равно.  Его прикосновения такие желанные. Его руки везде и неважно, что между вами итак никакого расстояния все равно хочется ближе, ближе, еще ближе, гораздо ближе. И матрас слегка прогибается и кровать слегка жалобно скрипит, но разве можно это услышать, когда слышишь только дыхание неровное, но, кажется в ритм, дыхание родное, сердце стучит громко, почти оглушающие и не может понять – её, его или у них давно одна душа на двоих? И с одной стороны хочется, безумно хочется торопить, шептать горячо своё «быстрее», а с другой – щелкнуть пальцами и заставить время остановиться, заставить ночь задержаться примерно навсегда, чтобы раствориться в ней окончательно. Это так сладко, так мучительно сладко.
И прохлада легко и осторожно касается обнаженных плеч, целуя ключицы твоими губами и снова покрывается мурашками, мелкими, мгновенно загораясь снова, как только оставляешь поцелуи на оголенной коже. И одежда давит, а ты подаешься чуть вперед, плавишься, кажется, взорвешься, но до взрыва еще далеко, мучительно далеко, но ты с удовольствием немым, если не считать глухого невнятного шепота и тяжелого дыхания его и твоего, что сплетаются в танце понятном только вам двоим. Сознание заполнено, заполнено до отказа, и вселенная крутится вокруг тебя одного.  Каждое прикосновение взрывает это самое сознание, расщепляет тело, душу, разум, мозг на мириады брызг и острых осколков и это приятно, безумно приятно. И хочется спросить только.
Отчего на рубашках так много пуговиц?
Как горячая искра, отлетевшая от пылающих углей – прикосновения, касания. И тоже мало, тоже хочется еще, бесконечно хочется еще. И нас обоих мучает жажда, н е с т е р п и м а я, а избавиться от нее можно только одним из возможных и известных только нам способов. Смакуя по капли, удерживаясь от желания бешеного выпить все до дна, сразу и без остатка. Но все равно жадно, вбирая своими губами его. И выгибаешь шею, подставляя под поцелуи, трепещешь, словно все та же птица, но не пойманная в клетку, а та, которой показали небеса. И рука лежит на плече, на которое всегда могла опереться, пальцы другой осторожно, забывчиво путаются в твоих волосах \вроде бы еще немного влажных, совсем немного\. И губы упругие и горячие прокладывают свои дорожки, рисуют свои рисунки.
Выдох. Вдох. Забываю дышать. Разве так можно?
И губы разомкнуты, пропуская свободно, беспрепятственно, г л у б о к о. Губы, слитые в простом касании, приобрели жар, упругость, рождая страстный поцелуй. И языки сплетаются и пальцы руки переплетаются, а её рука прижимается к белоснежной и мягкой, свежей поверхности постели, всецело отдаваясь ласкам, наслаждению, теряя контроль над сознанием.  Уже не важно, кто кого, целуя,  жадно вбирает в себя губы другого, отдаваясь всей страстью и жаждой этому поцелую.   
А между нами бесконечность, а разве можно летать вот так, вот так высоко-высоко. Лишь до утра. Как много. Как мало. Мало. Мало.
Лаская его широкую сильную спину, стараясь слиться с ним в одно целое, желая  раствориться в его сильном и таком нежном, желанном теле. Прикосновение своей грудью к его телу рождало в ней новое  неизведанное ранее, но такое горячее и страстное чувство, которое заполняло и поглощало, топило.
Потушен свет, закрыты глаза. Все на ощупь. Вслепую. Лишь до утра, только лишь ты и я. Будем дышать вместе, сходя с ума.
Где-то просигналит случайный автомобиль, мигнет печально уличный фонарь, ударит капля дождя по карнизу.
Выдох.
Мира нет.
Кажется, что не выдержишь, что сгоришь, но если вы и сгорите, то — вместе.   
Гореть иначе – не умеете.
Досчитай до восьми \пуговиц ровно 8\, прежде чем последняя расстегнется, прежде чем никаких преград уже не останется. Досчитай до 8, прежде чем обнять, провести рукой по спине, а потом снова упасть на подушки, а волосы темной волной падают на лицо, а твои пальцы убирают непослушную челку со лба. Приоткрывая глаза, приоткрывая завесы. Ночь умеет хранить тайны – это все знают, а мы – лучше кого либо. Открывает глаза полностью и хватается за край его рубашки, потянув на тебя. Он послушно поддаётся вперёд, попутно расстёгивая пуговицы.
Я говорила, что очень люблю твои белые рубашки, так?
И ладонями по плечам, а у тебя кожа чуть темнее, а мою как-то призрачно подсвечивается отблесками от оконного стекла. И даже такой контраст сводит с ума планомерно. 
Ощущать вес его тела на себе невероятно. Я ощущаю его – всего его – прижатого ко мне и вдыхаю запах его крема для бритья, шампуня и уникального аромата… его самого. Самый восхитительный аромат, который я только могу вообразить. Смешивается, будоражит, срывает очередной тихий стон с припухших от поцелуев губ. Глубоко, чувственно, нежно.
Вся её кожа пылает. Расцветает алыми гвоздиками. Вспыхивает бархатными розами. Твои губы – везде, каждый раз вздрагиваешь всем телом, как только чувствуешь дыхание горячее, его. Не знала, что можно сгорать вот так, гореть так долго. Обнаруживая самые желанные места, самые волнующие точки. Дорожкой быстрых поцелуев убегает вниз, заставляя судорожно выдохнуть, закрыть глаза, увидеть вспышку под опущенными веками. И, все кажется каким-то другим, но от этого не теряющим своего магического магнетического воздействия на неё. И вроде бы не узнаешь, но заглядывая на короткие мгновения в глаза, находя их в предрассветных сумерках, узнаешь – это ты, все равно ты. Мой. Джун.

Мой и только мой. В этом мире не так много по-настоящему моего.
Неотделимо, навечно и даже дольше
Я знаю, что в следующих мирах, в следующих жизнях – мы все равно будет принадлежать друг другу. Безраздельно.
Навсегда.

http://funkyimg.com/i/2wWuW.gif Губы с жадностью скользят по ее шее, плечам, груди, ладонью по её животу и обратно и так, кажется до бесконечности, определенно желая свести с ума окончательно, а она итак потеряла последние капли рассудка, а она итак уже не может думать вообще ни о чем. Дыхание все тяжелее и тяжелее с каждой секундой, с каждым движением. И проводит рукой по груди, чувствуя, ощущая физически как бьется сердце. И уверена, что сердца \по крайней мере наши\ бьются исключительно в унисон.  Пальцы порхают по коже бабочками, оставляют отметины-полумесяцы на спине, потому что невозможно держаться, совершенно невозможно. И отдаешься, в который раз доверяя себя его рукам, его губам. В этом танго их тел она ведомая им, как и в жизни, ничего не меняется.
Тянешься. Руками. Губами. Тянешься.
Захватив губами его губы, упиваешься их сладким и таким родным вкусом, и едва балансируешь на грани блаженства и безумства. Его тело отзывается на каждое движение ласковых рук. Она целует его грудь, ключицы, скользит пальцами по животу и снова поднимает их на спину, в беспамятстве водит ладонями по стройной мужской спине. И так тесно прижимаетесь друг к другу, будто желая стать с ним единым целым. Но вы уже давно. Стали. Не отпуская друг друга ни на секунду, словно боясь потерять, разделяя одно дыхание на двоих, будто боясь, что исчезнет. Так крепко. В объятиях друг друга.
И даже если это последняя ночь на земле – все равно хочу любить тебя. Любить поцелуями мокрыми, дыханием частым, прикосновениями тел — любить друг друга, не останавливаясь. Чтобы до дрожи, до исступления, до покусанных губ, до онемения — даже на кончиках пальцев…
И шепот горячий на ухо.
А с губ срывается рвано раз за разом.
Твоё имя.

Тела двигаются в унисон в звенящей тишине спальни, нарушаемой нашими вздохами и её приглушенными стонами. И прикусываешь губу нижнюю до крови, но не замечаешь. Перед глазами разбивается море, перед глазами взрывается вселенная, сверкают фейерверки. Комкая руками простыни, цепляется пальцами за волосы, хватает за плечи. И она тонет в потоке то ли дождя, что стучит за окном, то ли удовольствия, что переполняет всё изнутри.
Её словно изнутри сжигают. Руки сцеплены в замок, вместо жарких стонов — лишь хрипы. Насколько сильно можно сгореть в огне наслаждения?  Воздух дрожит, поддернутый какой-то невидимой пленкой посеребренной.
И ей это нравится. Нравится растворяться в нем полностью.
Вдребезги разбиваясь, разлетаясь на осколки, растворяясь в его сущности, утопая в жаре поцелуев. Чтобы до последней капли, до последнего глотка… Дарить свою любовь, отдаваться до конца и получать столько же и ещё чуточку больше взамен есть высшая точка любых отношений. Бабочки порхают всё быстрее, всё ярче зеленеет трава и всё быстрее бежит ручеёк. Падает в бездонный океан серых волн, захлёбываясь в пучине солёной воды, разрываясь на части, на сотни тысяч маленьких частичек. И мы оба взорвёмся яркими петардами в полутьме окружающей комнаты в белизне призрачной простыней и смятого одеяла.
Луна выглянула – значит, дождь закончился.
А она и не заметила.

Досчитай до 8, прежде чем издать последний протяжный вздох, прикрыть глаза, произнести что-то невразумительное шепотом томным. Досчитай до 8, прежде чем накроет окончательно, прежде чем провести ослабевшей рукой по щеке.
— Твоя… навечно твоя.
А как же
Иначе?

http://funkyimg.com/i/2wWuU.gif На лице застывает безмятежность. Она едва заметно улыбается, утыкаясь носом куда-то в грудь, доверчиво, словно маленький ребенок, дышит шумно, постепенно успокаиваясь, обхватывая руками. И улыбаешься чуть шире, чувствуя, как его рука снова запутывается в окончательно растрепанных волосах \но кого сейчас это должно это волновать?\ . И так уже знакомо нежно, позволяя наконец отпустить, позволяя крови перестать з а к и п а т ь в венах, позволяя вулканам утихомириться.  Сопишь, отчего-то щекотно и успеваешь даже усмехнуться тихонько, все ещё улыбаешься, приоткрываешь глаза и снова позволяешь целовать, осторожнее, мягче, привычнее. Чуть-чуть приподнимаясь, касаясь подбородка, собирая остатки сил, потому что до изнеможения И дарит последний предрассветный поцелуй — в уголок рта. Ладонью по волосам, лбу, щеке — в последний раз наслаждаясь прикосновениями, хватаясь за руку, а потом расслабляя пальцы, забываясь сначала легкой дремотой, сквозь которую еще чувствуешь, улыбаясь уголками губ – медленные и нежные прикосновения, а потом засыпаешь глубоко, засыпаешь, кажется первой. Расставаясь с этой ночью, не вспоминая об утре, не вспоминая ни о чем больше. И во сне холодок пробегает по раскрасневшимся щекам, остужая окончательно, ветерок из приоткрытого окна скользит по плечам, во сне натягиваешь одеяло \быть может до самого подбородка\, во сне что-то тихо бормочешь \уже по привычке\ и подкладываешь руку под голову \хотя есть подушка\. 
А в груди расцветают цветы. Кажется, настоящие. 
Я тоже люблю тебя.
Ведь…
Как я говорила тогда.
Мне так повезло, что я люблю тебя.

Она просыпается не сразу, медлит, не открывает глаза, хотя сон – светлый и теплый, уже прошел, утро прогнало его остатки, но Ге все еще балансирует на волнах какой-то сладкой истомы, растекающейся по всему телу. Солнечный свет скользит по лицу, заставляя слегка хмуриться, слегка морщить нос, будто что-то щекочет, цепляется за пятки и говорит тихонько: «Просыпайся», а ей так хочется сказать: «Мам, ну еще полчаса». Ворочается, подтягивая ноги к груди, переворачиваясь от источника света в другую сторону, но сон сбежал окончательно \но ничего не мешает его вернуть\. Чувствует прикосновение и губы сами собой растягиваются в улыбке, хотя хотела изобразить, что спит. И ведь точно знает – кто это. И сдерживаться от того, чтобы не открыть глаза – сложно. И ты, проигрываешь, как обычно с треском. Раз – чувствуешь все еще балансируя на этой грани пробуждения легкий поцелуй. Два – продолжаешь улыбаться, но прячешься под одеяло с головой \и тебе ли не знать, как женщины не любят, когда их по утрам разглядывают?\ и мычишь оттуда неразборчиво:
— Рисовый омлет подойдет… или панкейки… я еще посплю?...
Три – успела бросить расфокусированный взгляд на наручные часы, которые по какой-то причине остались неснятыми. Мозг, который так долго включался, собирая растерянный разум отказался сразу воспринимать эту информацию, доходило с минуту, а потом вскрикивает \возможно я выругалась но никто этого не слышал\ резко подрывается с постели, придавая телу вертикальное положение, придерживая одеяло. Волосы взлохмаченные, запутанные совершенно, трясет головой, запуская в них руки, взлохмачивает сильнее.   
— Джун, посмотри! Мои часы показывают, что сейчас 11:30. Скажи мне, что они просто сломались!  - мозг заработал, запаниковал, если точнее. — Потому что иначе – это полнейшая катастрофа! Где мой телефон?
Это, наверное странно, но в экстренных и стрессовых ситуациях я забываю обо всем, кроме предмета беспокойства. Тут уже не до смущения, тут уже не до чего. Память неохотно напоминает о событиях ночи, восстанавливая напрочь забытые детали, но не давая нужных ответов на вопросы и не возвращая телефон с контактами, который, наверняка попросту разрывался.
— Почему будильник не прозвонил я же точно его ставила на 6:30… - заматываясь в простыню, подпрыгивая по комнате, напоминая себе то ли гусеницу, то ли куколку. Не бабочку точно. — Во сколько ты проснулся? Не слышал ничего? Айщ… - не знает за что схватиться сначала, роется в шкафу, доставая одежду хотя бы на первое время, чтобы привести себя в относительно божеский вид, а потом явиться в университет с повинной. Нет, можно притвориться больной. Вряд ли кому-то понравиться слушать правду. Наверное, проснулась она не до конца, да и возможно ли проснуться?
И действия какие-то лихорадочные, а ты, что-то очень. Через чур. Спокойный.
Просто мозг медленно включался.
Рука находит одно из бесконечных домашних платьев, прошлепывает в ванную комнату,  попутно разглядывает себя в зеркало, смотрит на губы, которые готовы так красноречиво поведать всему преподавательскому и студенческому составу университета, что она вряд ли была больна.
Ну, если немного.
Платье домашнее, сиреневое, чуть выше колен. Хлопаешь себя по щекам, ополаскивая лицо холодной водой. Полная катастрофа. На голове. И в голове.
— Где Саран? Ты ведь ее покормил? На улице холодно, не хватало подцепить простуду, так что нужно было ее хорошо одеть прежде чем отпускать на улицу. Что кто-то из «наших» заходил с утра пораньше? Когда вернется? – возвращаясь в комнату, попутно вытирая лицо полотенцем.
«Наши» - достаточно размытое понятие, которое не все поймут с первого раза.
«Наши» - лучшие друзья, немного няньки, немного крестные. — Или мои родители, они хотели… И я надеюсь тут было… прибрано? – полотенце падает, а лицо отображает полную гамму различных эмоций.
Ладно. Спокойно.
— Если потороплюсь успею минут за двадцать доехать и меня неплохо было бы подвести… И, боже, надо отдать профессору Киму документы, кстати откуда ты узнал, что это мужчина? Вы же не встречались ни разу… - на ходу, вытаскивая из комода расческу  и проводя по спутанным волосам. — Кстати… - рука останавливается, справившись с особенно сложным местом на макушке. Замирает. Догадка. Просто догадка.— А ты, случаем, не специально ли… меня не разбудил? – взгляд внимательный, сфокусированный сканирует безмятежное и очень честное лицо Джуна и хмурится. Хмурится сильнее. — Джун? – бровь выгибается, еще раз проводит расческой по волосам, прежде чем отложить ее обратно, к зеркалу, сложить руки на груди \не бросить бы ничего сейчас\ http://funkyimg.com/i/2wWuV.gif— Я ведь права? Сон Джун Ки… - растягивая, называя полным именем. — Я даже готова пожертвовать своим потерянным временем, чтобы… Я ведь так и знала! – хватается за подушку, что лежит на стуле перед трюмо, ударяет – по бокам, попадая по голове, да и вообще куда попало, вкладывая определенную силу. — И даже не думай говорить, что это больно, это же… Всего лишь… Подушка! Ты же в курсе, что это не смешно?
Ему, наверное, смешно, а она, в какой бы ярости не была – никогда не может злиться долго и ты это, черт знаешь.
А еще ты все же сильнее меня в некоторые моменты \почти всегда\, в какой-то момент перехватывая руку вместе с подушкой, удерживая за запястье. Спальня – она небольшая. Тут два шага – трюмо. Два шага – кровать, на которой все еще одеяло комом валяется, после моей утренней встряски. А я, так плохо сопротивляюсь, если честно. Просто о т в р а т и т е л ь н о.
Только не говори мне, что всё потому что, я и не хочу никуда. Это же работа… Моя…Работа…
И снова оказаться плотно прижатой к нем, разжимая постепенно кулаки, но стараясь не поддаваться всеми силами слабой души, которая уже. Давно. Сдалась со всеми потрохами.
— Не отпустишь? – последняя попытка хмуриться, выражая крайнее недовольство, глядя глаза в глаза и снова славливая дыхание. Ничего не напоминает? — Пусти. – а запястья прижаты к матрасу, а ты не можешь двинуться, можешь только глазами стрелять. Беспомощно.
— Мне надо на работу!...
Раз – целуешь, не отпуская.
— Это же ты виноват!...
Два – снова целуешь, заставляя разжать кулаки, заставляя терять окончания фраз.
— Я все равно поеду!
Три – еще раз целуешь и сил вообще больше не остается.
Губы тянутся сказать что-то еще из разряда «на работу», но так все может зайти далеко, а сейчас утро. День. Уже четов полдень.
— Это нечестный прием, ты в курсе? – фыркает, когда ее отпускают. А губы улыбаются. Вот так всегда. — И как прикажешь с тобой спорить? – усмехается, поправляет платье.
Бесполезно. Бессмысленно.
Внеплановый выходной говоришь…
Не торопится подниматься с кровати, выдыхает, смотрит в потолок с минуту. Да, завтра определенно придется объясняться. Перед профессором \деканом\ Чхве, перед студентами, которые таки пришли на пару, перед профессором Кимом за утраченные документы. Придется краснеть возможно, придумывая максимально нелепые оправдания и пытаясь выглядеть правдоподобно. Да, придется. Но, видимо завтра.
Расслабляет плечи. 
И снова прячет не долго думая ноги под одеяло, подтягивая к себе подушку. Сердце успокаивается.
— Кто-то обещал мне завтрак в постель.