— зачем ты туда пошла?
— просто так. хотела убедиться, что отпустила.

Ремешок босоножек неприятно натирает ногу. Она стоит у дверей, не решаясь зайти в дверь с табличкой «комната невесты». Наверное, нужно было быть совсем идиоткой, чтобы прийти сюда, наверное, нужно совсем отчаяться, чтобы прийти на свадьбу к бывшему парню. Хе Гё выдыхает, выпрямляя плечи. Она не сделала ничего плохого, но почему тогда такое ужасное чувство собственной неправоты?
«Мне жаль её. Казалось, что у них всё серьезно» - каждый раз после расставания слышит подобное, как только выходит из аудитории. Каждый раз, когда возвращается – разговоры затихают и все смотрят на неё с какой-то затаенной жалостью, а ей хочется крикнуть, что: «Со мной всё в порядке! Я ни о чем не жалею!». Но каждый раз она просто молча проходит мимо, мило улыбается и глупо шутит. Каждый считает своим долгом высказать свои слова поддержки и утешения, каждый норовит лишний раз напомнить о том, что Гё бросили ради хорошенькой дочери ректора. Что может остановить человека, который совсем скоро может занять место декана на факультете? Годы отношений? Обещаний? Всё, что могла дать ему Хе Гё – себя. У неё не было дорогой и большой квартиры и она никак не могла помочь ему подняться высоко до небес, но могла бы стать этим небом, если бы только он её попросил. Проблема в том, что ты слишком просто и легко отдаешь кому-то своё сердце. Кому-то, кому оно совсем не нужно. Ей постоянно кажется, что вот оно «один раз и на всю жизнь», но каждый раз этот человек оказывается совсем не тем и не про неё.
// ты пересек_ала океаны для людей, которые не стали бы и перепрыгивать маленькую лужу для тебя.//
— гё…
Сильнее сжимаешь побелевшими пальцами кружку с венским кофе, судорожно вздыхая и позволяя себе улыбнуться, позволяя себе посмотреть в глаза, как будто это одно из их обычных свиданий.
— можешь ничего не говорить. давай…ничего не говорить. я итак всё понимаю. не обязательно произносить это вслух. я не хочу жалеть о наших отношениях. и не хочу, чтобы ты о них жалел. Это ведь вполне нормально. Разлюбить. Мы ведь все люди. Так что это нормально.
Он не смотрит на неё, склоняя голову, теребит в руках салфетку. Она видит, что он нервничает и наверняка хочет побыстрее отсюда уйти.
— ты об этом пожалеешь когда-нибудь. знаешь ведь? – она сама не знает, почему продолжает улыбаться. Наверное, ему было бы проще, если бы она закатила громкую сцену. Но она не хочет плакать, по крайней не при нём. Она не может плакать при нём. Гё продолжает убеждать себя, что все к лучшему. Что если людям суждено расстаться, то они расстаются. Люди, которые в вас не нуждаются – не ваши люди. — она не будет любить тебя как я. так что я в выигрыше здесь. верно. я в выигрыше! Я  буду свободной и счастливой женщиной! И IQ у неё ниже чем у меня! Ты действительно будешь жалеть об этом. – почти что смеется, а внутри все скручивается в тугой узел, а внутри все разрывается на атомы и молекулы, а внутри все разбивается с громким звуком. — когда мы с тобой поссорились я думала, что это не навсегда. я и подумать не могла, что всё это будет предлогом. я хотела, чтобы ты боролся за меня, я хотела услышать, что ты хочешь быть только со мной, а если не со мной, то ни с кем больше, я хотела, чтобы тот прежний ты сказал всему миру, что он рожден, чтобы быть со мной! я когда-нибудь просила у тебя больше?
— гё, я виноват. прости.
— всё нормально. не извиняйся. я счастлива. я счастлива, что это не я выхожу за тебя замуж, не я буду выбирать кольцо и свадебное платье. я счастлива, что не мой отец будет провожать не меня к алтарю. я счастлива, что не я поеду в венецию. не я буду готовить тебе на завтраки тосты с клубничным джемом и заваривать чай с мелиссой и мятой. не я буду матерью твоих детей. и не я буду тобой, кто состарится с тобой в один день. я счастлива, что это буду не я. так что не извиняйся. и тоже будь счастлив. ты просто обязан быть счастливым.
За ним закроется дверь кофейни на пересечении двух шумных улиц. Мелодично звякнет колокольчик. Она останется сидеть на своем месте одна, после того, как он ещё раз неловко извинится, заплатит по счетам (совсем, правда не тем) и уйдет прочь, на встречу новой жизни. Её кофе давно остыл, а к шоколадному маффину она так и не притронулась. Он пройдет мимо окна, у которого она сидит. Потом она медленно поднимется со своего места, за ней также тихо скрипнет дверь.
Старый проспект,
Старый город,
Но все еще юная /сломленная/ она.
И молодой апрель, окутывающий улицы и парки в нежно-розовый или снежно-белый. Будто в Пусан пришла такая теплая, мягкая и романтичная весна. Ремешок сумки натягивается, она достаёт старенький плеер, купленный ещё в Штатах, она даже не уверена, что такие ещё производят.
в наушниках его любимая песня, которую так яро советовал ей когда-то
/помнишь?/ - хочу я крикнуть тебе, но тебя нет.
Ужасно неловко сталкиваться с ним в университете, а ведь нужно по-хорошему поздороваться, что ли – не чужие же друг другу люди. Замечает случайно, как он однажды бережно сжимает белую чайную розу в ладонях.
/а мне ты всегда дарил ромашки, помнишь? и игрался с моими волнистыми волосами. и покупал шоколадное мороженое, наблюдая за тем, как мои губы обретают такой же оттенок/ - то что мне хочется прокричать, бросить тебе в лицо и почувствовать пустоту. в голове, сердце, на своем месте.
Но она просто проходит мимо, оставаясь незамеченной. Оно и к лучшему. Ведь та, другая, так любит розы. Это не для тебя. Ты теперь не его дело.
// я все еще помню тот день, когда ты перестал видеть звезды в моих глазах и нашел созвездия в чужих//
Она держится, храбрится, как может, но в итоге просто сбегает в очередную экспедицию, от которой отказалась сокурсница. Потому что становится попросту невыносимо. Но, вернувшись всё сначала по той же схеме. Но вернувшись получает, как и большинство сотрудников университета. Наверное, доставили по ошибке. По ошибке.
И снова всё сначала.
«Мне жаль её. Наверное, она не придет, как думаете?»
«Ну, я бы на её месте не пришла. Такое унижение!»
«А я бы пришла и высказала всё, что думаю по этому поводу!»
Иногда ей кажется, что у людей просто нет других тем для разговора. Хе Гё разглядывает красивый конверт, от которого пахнет жасмином \наверное её любимый парфюм\. Почему бы ей и не пойти? Туда пойдут все. Стоит пойти туда, чтобы закончить все эти разговоры за спиной и для самой себя всё четко и ясно прояснить. Джун бы, наверное, сказал бы не ходить. Нерешительно берет в руки телефон, но так и не решается позвонить по заветному номеру под кнопкой «1» быстрого набора. Вспоминает, как доказывала, что наконец-то влюбилась в «того самого единственного». Джун, наверное, скажет не ходить. Но ей, почему-то кажется, что она должна.
Джун, ты не обязан каждый раз видеть мои слезы. Я сама от себя устала, но что поделаешь, если только с тобой я могу плакать?
Среди полнейшего беспредела,в который превратилась её жизнь в последнее время, всегда оставался человек, который был её человеком на все 100 процентов. Её лучший друг.
— смотрите платье на свадьбу?
— да.
— будете подружкой невесты?
— я скорее со стороны жениха.
Платье сидит превосходно, но было бы просто прекрасно никогда вообще его не надевать. Стоя у этой чертовой двери тебе кажется, что люди в который раз смотрят именно на тебя как-то осуждающе.
«Зачем она пришла?»
«Испортить свадьбу?»
Ещё один глубокий вздох, сжать букет в шуршащей обертке сильнее, притвориться, что ничего не слышала, сохраняя остатки гордости, открывая дверь.
Она моложе, удачливее очевидно и это платье ей идет.
— пришла поздравить меня, онни? – недоверчиво.
— а зачем ещё приходят на свадьбы?

Она храбрилась, но так и не смогла заставить себя остаться на церемонию. Не смогла заставить себя смотреть на обмен клятвами и кольцами. Не смогла смотреть на то, как целуют_не её. Зато теперь все будут думать, что ей действительно все равно и её жизнь действительно прекрасна и без него.
Босоножки всё также натирают ногу, а улицы все также засыпаны розоватыми лепестками, которые путаются в темных волосах, а Хе Гё забывает их смахивать, спотыкается, задевает кого-то плечом, падает, чудом умудряясь не разбить себе коленку. И вместо того, чтобы просто подняться, начинаешь плакать и так горько, как будто только что весь мир на плечи устал, пугаешь случайных прохожих, пугаешь саму себя.
Мне хорошо
Хорошо и без_тебя.
Наручные часы \так и не привыкла пользоваться телефонными\ показывают 23:45. Пятнадцать минут до нового дня. Пятнадцать минут на то, чтобы просто понять, что все действительно закончилось. Он – женатый человек. Она – молодой преподаватель, которая не отвечает на телефонные звонки, и которую, кажется потеряли. Потерял.
Сидит на лавочке, снимая ненавистные туфли, чувствуя босыми ногами холодную и шершавую поверхность асфальта.
Даже если все исчезнет, даже если никого не останется.
Её вечный июнь останется с ней.
Даже если я закончу последней неудачницей с тридцатью кошками ты останешься со мной?
Пожалуй, с одной стороны сейчас именно ты, тот самый человек, которого хочется видеть больше всего на свете. Пожалуй, сейчас ты именно тот человек, от которого хочется сбежать в первую очередь. Потому что стыдно. Потому что так устала грузить своими проблемами, потому что, кажется, не даю жить своей собственной жизнью.
Берег. Ей нужен спасительный берег. Берег, к которому она всегда возвращается в конечном итоге, к которому всегда хочется возвращаться. К человеку, с которым мысли совпадают. С её лучшим другом. С её Джуном. 
— пришёл?
И ещё немного и она снова разрыдается.
Потому что только с ним она может плакать.
Потому что только от него скрывать нечего.
Потому что они просто_лучшие друзья.
Это хорошо?
— я рада, что ты меня нашёл.
Если я исчезну
будешь ли ты искать меня?

Ты же тогда не знала синяя птица моя
если звезда упала значит она   твоя...
Я проиграла. Как бы не старалась выиграть со мной всё равно что-то не так. В одном случае не хватает внешности, в другом – связей. И я устала проигрывать. Может быть я просто недостаточно амбициозна и прилагаю недостаточно усилий? Что нужно сделать для того, чтобы тебя любили в ответ? В детстве мне всегда легко и просто удавалось находить разные «сокровища». На деле хлам, но кто знает – может быть в будущем этот хлам станет общественным достоянием. Но если подумать и вспомнить другим детям с детства странным казалось моё увлечение. Если подумать меня никогда не дослушивали до конца. Если подумать моей второй мечтой было понимание.
Я хотела быть любимой.
Я проиграла.
Есть миф о красной нити. Если не ошибаюсь, то он относится к китайской мифологии. Он гласит о том, что люди, которые предназначены друг другу судьбой связаны этой самой красной нитью. Для этой нити не являются преградой обстоятельства, время или расстояния. По прошествии времени, эта нить начинает сокращаться, до тех пор пока двое не встретятся. И те, кому предназначено быть вместе, оказываются все ближе и ближе друг к другу, до тех пор, пока не окажутся вместе, и человек бессилен бороться со своей судьбой. В процессе жизни нить может запутываться и оттягивать встречу с человеком, предназначенным тебе самой судьбой. Управляет нитью старик Юэрао. И честное слово хотела бы я встретиться с этим старикашкой и высказать ему все, что думаю по поводу его игр с моей жизнью! У него ведь явные проблемы со зрением – связывает меня с разными придурками! 
Пожалуй, думать в таком ключе мне сейчас проще. Обвинить во всех своих неудачах мифического старика казалось наилучшим выходом, чтобы не расплакаться. Господи, Джун, сколько ты выслушал моих слез? Серьезно.

— Как написал Брэдбери – самое время для событий — ночь. Так что уже полночь? Удивительно, что я не превратилась в тыкву. – Гё тянет улыбку настолько усталую, что даже пытаться не стоило. — Хотела увидеть фей, они говорят по ночам появляются в парках. Коварные создания, но за их открытие я бы получила премию, уехала бы куда-нибудь в Норвегию, в горы, стала бы таинственной горной отшельницей. И, нет, я не пила на свадьбе, о которой ты уже всё очевидно узнал. – без намека на осуждение, она просто очень-очень устала. — Я рада, что ты всё уже знаешь. Избавляешь меня от необходимости всё рассказывать.
Хе Гё улыбается, рассматривая пеструю обертку батончика с кофе, вертит шоколадку в руках, чувствуя себя героиней какого-то американского ситкома, где после какого-нибудь грустного события обязательно нужно забраться с ногами на диван и съесть ведерко мороженного из Baskin-Robbins.
— Спасибо... - тепло, искренне, насколько это вообще возможно в данной ситуации. И Гё благодарит вовсе не за батончик, а за всё сразу. За то, что они друзья, за то, что нашёл её и не читает нотации, как многие до него. Просто нет сил. Спасибо - слово очень короткое, но очень объемное, если произнести его с нужной интонацией и вложить в него нужный смысл. Спасибо за то, что в её жизни был человек, который понимал весь дополнительный смысл сказанного и не нужно было ничего объяснять.
\\Если бы мы жили в другой вселенной, то, может быть я не встретила бы Тэ Хуна. Интересно, если бы никогда не были такими вот лучшими друзьями - что случилось бы тогда? Кем бы мы были?...\\
— Да не собираюсь я плакать. Правда! - вытаскивает шпильки из волос, запуская руки в волосы и массируя уставшую и трещащую по швам голову. — Почему я должна плакать? Почему я должна грустить? Да, я потеряла того, кто меня не любил. Но, он потерял того, кто любил его больше жизни. Я не хочу плакать.
\\Я придумала себе образ, который любила. А он оказался фантомом. Тогда возникает вопрос - была ли это любовь. Каждый раз когда я думаю, что это моя 사랑 я ошибаюсь. Выходит, что я на самом деле тогда этого и не знала. Или я просто не замечала этого в упор. Нет, серьезно, как я могла этого не замечать?\\
Когда ноги снова чувствуют твердую поверхность под ногами, а ремешок больше не натирает кожу, то тогда в небе раздаются первые громовые раскаты, заставляя вздрогнуть. Нет, она не боится гроз, она просто не ожидала. Этот день собирается побить рекорды по отвратности, и боги явно решили проверить её на стойкость, иначе как это вообще объяснить? И без того темное ночное небо затягивается облаками, четко различимыми на темно-синем полотне  и если бы не белый свет от фонарей вдоль парковой аллеи – мир погрузился бы в темноту. Хе Гё темноты тоже не боится, но перспектива в ней оказаться вряд ли прельщала. Лица касается холодный ветер, налетевший все тем же неожиданным порывом, разрушая последние иллюзии относительно начинающейся бури. Ветер – предвестник скорого ливня срывает с деревьев розовые лепестки, сдувает с темного асфальта их же, кружит их в каком-то причудливом вихре. Стоит быстрее переставлять конечности.
Не замечаешь, как сильнее сжимаешь чужую теплую руку, жмешься ближе, постоянно отбрасывая темно-каштановые волосы с лица. Первые несколько капель падают на макушку, а потом небеса словно прорывает. И ты невольно вскрикиваешь, за какие-то несколько секунд оказываясь мокрой с головы до ног. Ей повезет, если она не свалится с температурой завтра, хотя ей всегда говорили, что у нее отменное здоровье. Если подумать, она никогда не болела в школе. Может и теперь пронесет. Гё жмурится невольно, потому что крупные капли застилают взор и вообще не дают нормально глаз раскрыть. Она просто хватается за Джуна, как за спасательный круг, напоминая себе ту самую потерявшуюся девочку в Америке, которая ни в какую не хотела отпускать рукав рубашки мальчишки старше неё всего на год. И почти вслепую следует за ним, протискиваясь следом в красную будку, наподобие тех, кто показывают в фильмах про Шерлока Холмса – красную телефонную будку, определенно стилизованную под лондонские телефонные автоматы.
Холодно, зябко, аж до дрожи. Осматривается, чувствует как платье неприятно липнет к телу. Кутается в предложенную куртку, не сдерживается и чихает громко, выругиваясь тихонько. Всё идет не так, как хочется. Да что там – всё вообще не так. Как же раздражает.
— Думаю, меня прокляли. – шмыгая носом, но не из-за своей вселенской грусти, а скорее из-за того, что в который раз оделась не по погоде. — Смотри – это может быть заразно.
И не понятно – это она сейчас про свою невезучесть или же про то, что реально успела простыть.
Разворачивается спиной и сквозь мутные стекла телефонной будки смотрит на бушующий за её стенами ливень, который и не думает так просто заканчиваться как все весенние грозы.
— А по прогнозу вроде бы не обещали. Люблю в дождь находиться дома, пить кофе и читать книги. – снова ежишься, отчаянно пытаясь отвлечь себя разговорами о погоде. Докатились. Гё отрывает взгляд от созерцания слега размытого пейзажа парка, снова поворачивается. — Что, ужасно наверное выгляжу? Хорошо что я не вижу себя со стороны. – снова шмыгает носом, смаргивая непрошенную влагу с ресниц и поводя плечами, придерживая куртку, чтобы не упала. Серьезно, не в её правилах или принципах подолгу рефлексировать из-за чего-то. В её правилах – жить дальше, подняв голову. Просто у каждого есть свой срок годности. Гё вот, кажется, окончательно разрядилась. Прикрывает глаза прислоняясь к холодной стене, прислушиваясь к постепенно стихающим звукам дождя. И постепенно дыхание прерывистое выравнивается, как и сердечный ритм.
Глаза открываются медленно, когда к звукам дождя примешиваются первые аккорды песни, которую она, конечно же, узнала сразу же. С первых звуков и мелодичного, чуть с хрипотцой голоса главного вокалиста. В глазах мелькнет удивление, когда Джун откроет осторожно дверцу в их временное «убежище».
— Ты серьезно? – крикнет в открывшееся пространство, в свежий весенний уже не_ливень.
И, наверное, хорошо, что не успевает опомниться, как оказывается следом под этим легким дождем, который падает на щеки, на и без того мокрые волосы. И почему-то \возможно из-за нервов\ хочется засмеяться.  В этот самый момент. Прыскает в ладонь совершенно невольно – сегодня со сдерживанием эмоций беда. Хотя не только сегодня – всегда.   
[float=left][/float]
Мы живем на свете лишь раз. Пусть существуют теории о перерождении душ и о четырех жизнях. Но даже если это правда - нужно каждую из этих жизней проживать так - чтобы ни о чем жалеть. И, когда еще появится шанс потанцевать под дождем. Еще и одежда на тебе подходящая. К черту, почему бы и нет? Все равно ты промокла до нитки, всё равно дождь уже не такой сильный. В общем-то на всё
Всё равно.
— Если попадем в утренний выпуск новостей, как два сумасшедших - ничего не знаю. - берется за его все еще теплую ладонь, делает импровизированный реверанс. — Но давайте потанцуем!
Словно название известного фильма с её любимым Ричардом Гиром в главной роли.
И снова - будто в фильме, только это уже смахивает не на ситком, а на очень красивую мелодраму. 
И ведь итак понятно, что никого в такую погоду и в такое время суток здесь не будет. Гё танцует не профессионально, денег на запись в танцевальную студию у них никогда не было, а требовать это от родителей было бы верхом наглости. Но здесь, как впрочем и во всё, что касалось их отношений, она полагалась на Джун Ки. В какой-то момент тебе действительно удается забыть о невесте в свадебном платье, об осуждающих взглядах, да обо всём сразу. Ты просто следишь за своими ногами, у тебя все еще дождь в ушах, звук которого перемеживается с любимой песней. Куда-то в спину продолжают светить уличные фонари, а дождь все продолжает идти. Он идет, когда она делает ещё один разворот и умудряется не ошибиться. И сколько мы так протанцевали? Гё смеётся, когда спотыкается таки на своих каблуках высоких, тряхнет мокрыми волосами и снова рассыпется звонким смехом. Весна она все же
опьяняет.
С ним легко. Так легко, что можно вести себя максимально глупо. Что можно смеяться не прикрывая рот ладонью. Что хочется плакать. Её эмоции сегодня пределе. Мокрые волосы прилипают к шее, пальцами убирает челку такую же мокрую. Останавливается наконец, а чувство такое, что задыхается.
Мы всё же как дети.
Ну вот опять.    
[float=right][/float]
Два несмелых шага в твою сторону, прежде чем сцепить руки за спиной, прежде чем стоять вот так, опираясь подбородком о твоё плечо.
— Послушай внимательно, что я тебе скажу. Ты ведь знаешь да? Что я тебя очень люблю. И пусть в данный конкретный момент своей жизни меня нельзя назвать счастливой, но в общем я счастлива. Я просто счастлива, что смогла тебя тогда удержать и заставить отвести меня на Вашингтон-стрит. И когда всё это закончится мы останемся прежними. И всё будет как раньше. Я не говорю, что это случится скоро, но... Спасибо. - и ты не можешь понять улыбнешься ты сейчас, или расплачешься. — Если подумать, то, наверное, я преувеличиваю. Мы с этим придурком друг друга не любили. Но даже если я могу сомневаться в том, что любовь вообще существует, то в дружбе мне сомневаться не приходилось. Из-за тебя. Я даже смеюсь сейчас из-за тебя. И это очень здорово. Снова ощущать себя 16-ти летним подростком. Верно? - отпускаешь из объятий, всматриваешься в знакомые черты лица, ожидая увидеть там что угодно вплоть до обескураженности. Тебе не впервой быть близкой и он, должно быть...привык?
Но только
Что это?
Весна. Пьянит.
\\Думаю, я сама виновата. Я подсознательно приблизилась на недопустимое расстояние, считая его таковым. Я обвиняла высшие силы в своих неудачах, но я понятия не имела, что хитрый старик уже подергал за известные только ему ниточки. Думаю это все равно случилось бы рано или поздно. Думаю, я сама виновата.\\
Жутко тихо и запредельно близко - слоган сегодняшней ночи.
А песня все еще играет на повторе из красной телефонной будки будто бы из Лондона.

Да, я сама виновата.
Это странно. Я ведь точно знала, что ты собираешься сделать, имев неосторожность заглянуть куда-то вглубь твоих глаз. И за секунду до  в з р ы в а, что отражался где-то в затылке миллионами искр, я точно знала что произойдет. Точно также смотрел Тэ Хун, когда целовались с ним на мосте. Я это понимала. Так почему… не отвернулась? Не остановила, ведь я точно знаю, что могла бы и ты бы в ту апрельскую ночь не стал бы со мной спорить, не стал бы мне ничего доказывать. Отступил бы, хотя тут я не уверена. Я сама того не понимая, подсознательно, хотела этого. Но признаться себе в этом тогда не смогла. Я впервые испугалась. Безумно. Себя.
Lasse Lindh – Because I
[float=left][/float]
Растерянность – именно это то, что охватило её в последующие секунды. Казалось бы, после стольких лет вместе ей было известно все о его губах: как они улыбаются, говорят и грустят. Но она даже не представляла себе, какое тепло заструится от них по её, когда их губы встретятся. Или как эти руки, секунды назад держащие ее за талию, легко могут обхватить ее снова, но с совершенно другим чувством. Она чувствовала себя девчонкой-первокурсницей, которую впервые в жизни вообще кто-то поцеловал в пустом коридоре на первом этаже, где-то за подсобкой. Хе Гё никогда ни к кому не лезла с поцелуями, и первые её поцелуи бывали по большей части неудачными, она встречала то вялые, то слишком резвые губы, только вот этот поцелуй был не похож абсолютно ни на какой другой. Она искала правильное слово, чтобы описать волну дрожи, пробежавшей по её спине и разбившейся на бесчисленные брызги внизу затылка. Этот поцелуй был воплощением нежности. А именно нежность дарила ей величайшее счастье, потому это качество она ценила превыше всего, ибо оно обещало безупречное равновесие ума и чувств. Это было что-то совершенно особенное и от этого «чего-то» коленки тряслись. Вот если бы ее не держали его руки – она бы упала. Натурально.
И как-то инстинктивно хватаешься руками за плечи, становишься чуть ближе и все становится совсем запредельно и нереально.
Остановите момент. Я останусь.
В этот самый момент, когда ты оглох на какое-то время, когда не слышишь ни утихающего дождя, ни мелодии, играющей по десятому кругу. И, кажется, весь мир вообще куда-то испарился. И, кажется, всё это впервые. И, кажется в первую секунду, когда чувствуешь легкое прикосновение к своим губам отрицаешь происходящее, но при этом позволяя себе за эти несколько секунд уплыть куда-то далеко. Настолько далеко, что даже не сразу очнулась, не сразу поняла, что всё закончилось. И вроде бы совсем не дети, чтобы смущаться. Так что же это за чувство…
Должно что-то разбиться, предположительно то, что она называла мгновение нерушимой дружбой. Но ничего не разбивается, по крайней мере она тогда не почувствовала ничего, что могло бы разбиться.
Голова кружится, а сердце почему-то бьется так быстро, что вот-вот возьмет и выпорхнет из груди подобно птице, которую выпустили из клетки. Никогда такого не было. Никогда не было этого чувства, когда кажется дыхания не хватает от чего-то светлого-светлого, что-то заполняет всю грудную клетку, не дает вздохнуть или выдохнуть, а перед глазами пляшут искры от бенгальских огней, что жгли когда-то на местном пляже еще студентами. Это точно были мы?
А это точно мы?
И вместо выдоха из грудной клетки вырывается икота. Конечно – из мелодрамы в комедию и обратно. Она сама себя не понимает, не понимает и не признает того, что произошло. В голове, если честно, совершеннейшая черная дыра, все мысли испарились куда-то, улетели как вспуганные с веток пташки. 
И, наконец, выдох. Впрочем, сердцебиение такое же быстрое. Быстрое и громкое, что даже страшно становится, что он услышит, потому что это всё безумие.
И пока один разрывается между извинением и признанием, Гё разрывается между сбежать прямо сейчас и…
Что
Со мной
Происходит?
Пожалуй, я действительно заболела, у меня жар определенно. Совсем сошла с ума.
— Я… Должна дать ответ. Сейчас. Давай же! —… пойду домой! – выпаливает первое, что вертится на языке, разворачивается, не давая никаких шансов, настолько порывисто и поспешно, почти бегом, стуча каблуками по мокрому асфальту, рискуя подвернуть лодыжку или сломать ногу.
Хе Гё не боится высоты, призраков, темноты, быстрой езды. Не боится потеряться в джунглях, не боится первой залезать в древние тоннели и пещеры.
А вот сейчас в буквальном смысле убегает, а сердце все еще стучит громко в ушах, а в голове все еще полнейший кавардак. А вот сейчас почему-то страшно. Хоть где-то можно дать слабину в конце концов.
Она прижимает ладонь к груди, чувствует свое сердцебиение сквозь мокрую ткань платья. Все также беспомощно быстро, все также безрассудно громко. Таксист посматривает на нее с каким-то подозрением, раздумывая над тем – не больна ли она или может быть не пьяна. Гё описала бы свое состояние как «больна до опьянения». Трясет головой, прогоняя одну и ту же картинку из головы, но куда там – бесполезно. И если все мысли напрочь выветрились, то последнее воспоминание вообще незабываемо. Хе Гё машинально платит по счетчику, отдавая намного больше, чем там было, на негнущихся ногах поднимается в свою квартирку на третьем этаже типового муравейника, три раза неправильно набирает код на замке, наконец попадает внутрь, включает свет в коридоре и сползает по стеночке вниз, оставаясь сидеть все в том же коридоре с взглядом остановившимся, помутненным каким-то.
— Это… - пальцы прикасаются к губам, которых касались его губы полчаса назад. — Не сон так?
Трясет головой, на которой уже итак не весть что образовалось. Вздыхает тяжело, прежде чем наконец отбросить опостылевшие босоножки куда подальше и упасть на диван животом, уткнувшись лицом в большую подушку. Лежит так неподвижно какое-то время, а потом тихо стонет в эту же подушку. Вот серьезно – сегодня днем она была на свадьбе у бывшего и ужасно переживала по этому поводу. Сегодня ночью её поцеловал лучший друг, которого знаешь больше, чем помнишь своих сознательных годков.
— Я сойду с ума. Я схожу с ума. Нет, нет, нет! Пойду в душ и подумаю об этом на свежую голову. Очнись! Очнись Сон Хе Гё! Ну пожалуйста! – поднимая тело с дивана, запуская руки в волосы, взлохмачивая их, отбрасывая подушку в сторону.
Но даже после того, как холодная вода попадает на лицо, приводя в чувства окончательно, даже когда переодеваешься в удобную домашнюю одежду – перед глазами все одна картина, а ты снова неосознанно к губам прикасаешься пальцами, а потом хлопаешь ладонью себя по лбу, раскачиваясь на все тем же диване вниз и вперед. И даже грусть и депрессия ушли куда-то далеко, как будто никакой свадьбы и слез вообще не было.
— Нет, ну серьезно! Что мне с этим делать? И почему я вообще сбежала? Господи… Я еще и глаза закрыла. Сумасшедшая!
Поглядывает периодически на телефон, потом берет его в руки, поспешно не попадая толком по клавишам набирает номер подруги. Взяли не сразу, а потом было долгое молчание, прежде чем Тэ Хи подала наконец признаки жизни.
— Ты смотрела на часы?...
— У меня срочное дело.
— Я не справочное бюро. Хе Гё уже второй час ночи… Я хочу спать!
— Послушай меня. И не засыпай – это важно! Что если. Предположим. Чисто теоретически…
— Кладу трубку.
— Что если лучший друг поцелует лучшую подругу, но при этом она выглядела наверное очень жалко. – выпаливаешь на выдохе быстро, даже глаза зажмурив.
Секундное молчание, в трубку раздается удивленный присвист.
— Поздравляю?... 
— Я рассуждаю чисто гипотетически! Придержи свою фантазию там!
— Во-первых, я уже говорила что дружбы мужчины и женщины не бывает. Это оправдание для тех кто нравится друг другу, но не встречается из-за того, что один не дотягивает до стандартов другого. Во-вторых, из жалости не целуют в губы. В-третьих, ни одна женщина не будет расстраиваться из-за того, что ее поцеловал мужчина, который умеет это. Как сказал мне однажды один парень.
— Я не уточняла куда...
— Иди спать, Гё. Хотя не стой еще одно…
— Что?
— Тебе понравилось хотя бы?
— Пока!
Нажимает на отбой раздраженно отбрасывая телефон куда подальше. Тэ Хи вообще говорить не стоило. А кому стоит?   
Открывает холодильник, достает оттуда последнюю бутылку соджу, наливает себе в стакан, выпивает залпом, выдыхает. Перед глазами ты. Всегда только ты. Господи, мы же друзья. Мы лучшие друзья. Нет ничего чего бы мы друг о друге не знали. И даже имена всех бывших. В голове это не хотело утрамбовываться, голова гудела, в ней звенело и вернувшиеся мысли не давали покоя потому что теперь их было очень много.   И снова прикладываешь руку к груди и снова предательски бьется сердце. Сердце не хочет затихать, не хочет слышать никаких аргументов против, не хочет ничего слушать и знать, что это безумие.
В ту ночь один разрывался от желания признаться и извиниться. А другая от желания сбежать и
Поцеловать тебя снова. Чтобы то мгновение никогда не заканчивалось.

В университете все из рук валится, Тэ Хи щелкает перед лицом пальцами, выводя из прострации. Ге умудряется перепутать исторические периоды на лекции, поставить тройку отличнику перепутав оценки и пролить на себя кофе на обеденном перерыве. Она плохо спала, она очень долго писала. Письмо. Нужно было придумать, что сказать. Заучить речь. 
\\Я забраковала большинство вариантов, потому что каждый раз забывалась и очередной листок отправлялся в мусорную корзину. Я извинялась, обвиняла, шутила и драматизировала, но все было не так. Знаешь почему? Потому что это совсем, совершенно не то, что я хотела тогда сказать. Просто поняла это не сразу\\
Давай встретимся. В кофейне на углу. Где венский кофе продают. Ты знаешь. У меня пары закончатся в 16:00.
Наверное, она поступает...правильно? 
[float=right][/float]
Уютное кафе с почему-то итальянской музыкой, в котором подают потрясающий венский кофе и маффины с шоколадом. Она большой фанат шоколада, что поделать. Каждый раз дергается и оборачивается, когда колокольчик звякает и заходят новые посетители. Сама пришла чуть раньше, кладет руки на коленки, потому что продолжает стучать по паркету.
"Привет?" Нет, глупость, если еще и улыбаться будешь вот так.
"Давно не виделись!" Да сегодня ночью вроде бы виделись... Да черт!
"Morning?" Без комментариев сейчас вечер и с чего ради я перехожу на английский?
Всегда чувствовала тебя спиной.   
— Пришел? - вскидываешь руку приветственно и только теперь окончательно понимаешь, что все действительно перевернулось с ног на голову. Потому что неловко ужасно. Но удивительно - ты вполне естественна. — Я заказала кофе. Люблю их кофе.
Прикусываешь нижнюю губу, повторяя мысленно слова своего письма, которое выучила наизусть.
Ты все
Делаешь
Правильно
— Сегодня абсолютно случайно перепутала оценки студентов. А еще, представь перепутала восстание крестьян в Англии с восстанием крестьян во Франции, а они были в разные века. Еще чуть было не провела пару у экономистов, ошиблась аудиторией!
Ему ли не знать, что ты начинаешь болтать обо всем на свете, сыпать датами, событиями, терминами, историями, когда волнуешься. Когда хочешь поговорить совсем не об этом. Когда хочешь сказать что-то важное, но духу не хватает.
И когда кофе приносят, сжимает чашку руками. Эта кофейня скоро символом станет. Чего-то драматичного.
— Как глупо, серьезно... - не выдерживает, отставляя чашку с кофе, потому что слишком очевидно - не получится вести себя будто ничего не произошло и ничего не было. — Нам надо поговорить, так? Учитывая то, что ночью... не вышло. - секундное молчание, собирается с мыслями окончательно. Глубокий вдох. Ты справишься. — Я знаю, что это я виновата.
И извиняться буду я. Я была на нервах, честно, мне было очень плохо и я всегда использую тебя как жилетку, плачусь тебе,
а вчера было совсем невыносимо. Я знаю, что выглядела как потерянная девочка, которой нужна, просто необходима была защита, утешение в конце-концов. Я знаю что перегнула палку. Мы оба были на эмоциях, так? И я могу это понять. И мы можем жить как раньше, честно! Мы же взрослые люди... Нет, не можем. Никогда не сможем. — Ночь была дождливая, а музыка очень красивая но... Но мы же друзья. Мы лучшие друзья, Джун! Разве есть что-то, чего ты не знаешь обо мне вплоть до цвета моего любимого цвета свитера! Разве есть что-то...Чего я не знаю о тебе? Мы не можем просто взять и все разрушить из-за разыгравшихся эмоций! Мы же можем вернуть все как было. Я тысячу раз говорила тебе, что люблю тебя,
люблю за все и терять. Тебя. Не хочу.

В оригинале моей речи значилось "не хочу терять такого друга как ты". Но в последний момент я отказалась от этого уточнения.
В тот момент, в той кофейне, я не взяла в расчет, что можно оставаться все теми же друзьями, но при этом любить друг друга.
Прости, до меня долго будет доходить.

Kim Jong Wan – The Memory of That Day
Однажды Тэ Хи сказала, что я зря прогуливала пары по психологии и что свои горшки и кости понимаю лучше, чем саму себя. Это правда. Куда проще разобраться к какому веку отнести очередную находку, чем уже, наконец, определиться в том, что происходит в твоем сердце и в голове. Всё это – слишком сложно.
Каждый из нас в тот день думал, что поступает правильно. Я убеждала себя в этом мысленно каждую секунду, но только говорят, что если много себя убеждаешь в правильности поступка, значит ты, скорее всего совершил фатальную ошибку. И никакие убеждения не помогут.
Мне бы научиться было. Слушать своё сердце.
Но я прогуливала пары по психологии.

ты был уверен, а я отступила.
ты был влюблен, а я растеряна.
я послушала голову, а ты сердце
Сливки давно растворились в шоколадной глубине широкой белой чашки с эмблемой кофейни. Где-то вдалеке, будто бы не здесь совсем, поют итальянцы \кажется, что-то о сладкой жизни\,  в кофеварке около баристы варится кофе, посетители кофейни о чем-то переговариваются негромко, мешают чайными ложками свои напитки. А у неё в жизни случился полнейший кавардак, неразбериха. Никто этого не узнает – небо будет все также закутано серыми облаками, влажность все также останется 100%, деревья продолжат сбрасывать постепенно бело-розовые и розовато-сиреневые лепестки на мокрый асфальт, приставать к обуви и путаться в волосах. Да, ничего не изменится, а у неё, кажется всё изменилось. Благодаря профессии Гё была привязана к разного рода древностям. К чему-то старому. Её работой было восстанавливать, собирать по кусочкам, но не строить что-то новое. И она слишком сильно любила все старое и почему-то слишком сильно не хотела перемен.
Пальцы безвольно отпускают гладкую ручку чашки, руки падают на колени, сжимаются в замок, крепко сжимают ткань юбки. Мы решили быть честными друг с другом, но на самом деле честным оказался только один. Гё никогда ничего не боялась, а когда наконец узнала, что это такое – поддалась, не устояла и страх поглотил её полностью. Разум утверждал со всей суровостью, что это невозможно \и позже я перестану использовать это слово в своем лексиконе\, да и вообще она была достаточно упряма и упрямство время от времени не играло ей на пользу.
Гё готова была сказать, что «это пройдет». Пройдет, как простуда, как летний дождь. Пройдет, как будто это так просто. Гё готова была начать доказывать, что всё совсем не так, не может быть так, используя уже избитый ею же аргумент, что «мы же друг друга столько знаем». И правда знают ведь, а самое главное – знают все недостатки. Ей хочется начать доказывать, что то, что лучшему другу кажется нормой в отношениях превращается в сущий кошмар. Хочется сказать, что она ведь действительно немного ненормальная, что, по крайней мере, доказывает хотя бы та же статистика её расставаний. Хочет, но не делает. Просто молчит и крепче сжимает руки на коленях. Потому что теперь точно видит, слышит и чувствует, что не пройдет. Что все правда. Все серьезно. Так поздно поняла.
Для неё таким странным кажется этот факт.
Выдох. Вдох. Сердце глухо стучит, стук отдается где-то в ребрах. Сердце, глупое-глупое сердце.
«Ты мне нравишься».
Нравишься.
Нра-вишь-ся.
Нет, на этот раз она точно не спит и пусть в голове все еще мутновато, но она чувствует себя намного лучше сегодняшней ночи, а значит мозг действительно правильно воспринимает эту информацию. Музыка уже совсем ушла куда-то на второй план, кажется снова оказалась в тишине, в вакууме, где слышны только его голос, да биение сердца.
Нужно уже определиться с тем, как себя вести, вот только спасительной бумажки с заранее записанной на неё речью нет. А значит – нужно импровизировать. Говорить то, что думаешь. То, что будет правильным и логичным. Разум диктовал свои условия игры и в эту же игру ещё и вступил здравый смысл. Вакуум заполнился, сердце стучало слишком глухо, а разум говорил слишком громко.
Она множество раз говорила «я очень тебя люблю», улыбалась, забрасывая руку на плечо, давала подзатыльник. Но теперь эти же слова приобретают совершенно другую окраску.   
— Но… но дело в том, что я о них уже услышала. Было бы очень странно превратиться сейчас в глухонемую, не думаешь? Ты…действительно мой лучший друг. Я рада, я благодарна, но вот только… Если все действительно так, что мне делать? Не делай из меня плохого человека. Человека, который будет заставлять тебя каждый раз закрывать свои чувства на замок, при этом зная о них. Это низко. Не хочу быть таким человеком. Это все сложно…
Ты итак была плохим человеком, но ты ведь правда не знала, не догадывалась. Или же не хотела знать, не хотела замечать, упрямо цепляясь за свою собственную истину, которую считаешь единственную. Остаться в итоге одной – страшно. Начать что-то новое после того, как терпела неудачу раз за разом – страшно. Не удержать новое – страшно. Ты – трусиха. Как многого ты, оказывается, боишься.
— Всё будет в порядке так? Все останется на своих местах так? Всё останется так как есть… - задумчиво-грустно, медленно, почти по слогам. — Мы останемся друзьями, которые смотрят фильмы на одном диване, подкалывают друг друга, обнимают друг друга и не предполагают за этим никакого подтекста, вообще ничего? Мы останемся такими же какими были? Всё будет нормально, если я начну встречаться с кем-то?  Джун – это будет совсем не нормально. Невозможно быть друзьями, которые постоянно ранят друг друга. Это…ужасно. Я каждый раз буду оглядываться и, возможно, сожалеть, каждый раз извиняться и так по кругу. И при этом всё равно буду тебе нравиться?  Я похожа на того, кто готов играть с чужим сердцем? Нет. С моим сердцем достаточно наигрались и я знаю каково это. И, да – дружба с тобой все, что у меня есть из наиболее ценного. И для меня невыносимо будет знать, что я причиняю боль человеку, которого… Люблю
Заминка буквально секундная. За какие-то сутки значения привычных слов приобрели другой оттенок и ты уже не можешь их сказать. Когда ты выучивала свою речь, думала, что представляешь все себе правильно. Что все на эмоциях, что ничего серьезного, что во всем виновата весна и твоя излишняя эмоциональность. —… которого ценю больше, чем кого либо. Все мои воспоминания как бы то ни было связаны с тобой. Ты можешь говорить, что все  нормально, а я буду в каждом мрачном взгляде винить себе и много чего надумывать. Не страшно?
Когда-то она чуть ли не всему свету доказывала, что они «как брат и сестра», а все лукаво усмехались в ответ и говорили, что «ещё не вечер». И от этого еще больше хотелось доказать обратное. Почему так трудно это укладывалось в голове. Это ведь Джун. Да, все тот же Джун, близкий и знакомый до безумия – как ни посмотри. Сколько это уже продолжается? Она не должна об этом задумываться.
В голове это не укладывалось.
А сердце все приняло без возражений, радуясь, что все открылось.
Нас спасет только время.
Гё опускает взгляд на свои руки, на ногти, которые успели впиться в кожу ладоней. Разглядывает испорченный маникюр. Никогда долго это не держалась на её пальцах. Молчит, наблюдая за тем, как он отпивает из её чашки с кофе, хочет улыбнуться, но не улыбается, находясь в какой-то прострации непонятного оттенка. Хмурит брови, пытаясь отключиться от действительности и принять решение. Идей и выходов было немного. Поднимает голову, набирает в легкие побольше воздуха.
— Хорошо, давай попробуем. Давай попробуем просто жить. Как раньше.

Медленно шагает по усыпанным розовым дорожкам \напоминание о ночном ливне\, держит в руках свой плащ, в котором сейчас даже жарко можно сказать. Радуется мимоходом, что на этот раз обувь удобная.
— Говоришь, Чихун снова поссорился со своей девушкой. Сколько можно, серьезно. Но я не удивлюсь, что они помирятся через два дня и всё будет отлично. Поспорим? – поднимая голову к небу, стараясь вести себя как обычно, как всегда. И  с каких пор для этого нужно прикладывать усилия. Джун, как тебе удавалось это. Столько времени. А сколько времени это вообще продолжается? Стоит ли мне снова извиниться? — А, кстати. – останавливается, разворачивается лицом, смотрит внимательно. — Ты сказал, что попал в аварию. Осторожнее же надо быть, серьезно! А еще говорил, что из меня водитель плохой. Сейчас столько аварий со смертельным исходом, если послушать новости. И вообще – лучше ходить пешком. И для экологии полезнее! – усмехается, выдыхает, разворачивает и внутренне хвалит себя за то, что хорошо справляется. И грустнеет, потому что чем дальше в лес, тем больше понимаешь, что теперь тоже будет лишь играть роль лучшей подруги, которая интересуется всем на свете и ни о чем подозревает. Такие вещи, как признания в любви, из головы не могут исчезнуть просто так – потому что ты захотел.
А ты хочешь?
Ты хочешь чтобы этого разговора не было?
— Вы так и не помирились с Уком? Не буду спрашивать причины, но было бы здорово если бы твои друзья оставались рядом с тобой, не думаешь? Уверена, что бы не случилось там, что бы вы не поделили – все разрешимо. Или ты злопамятный? – с усмешкой, замедляя шаг и теперь идя вровень с Джуном. В другой раз взяла бы под руку, шутила бы, спорила бы, дурачилась бы, словно ребенок. А теперь. Теперь, это неуместно да? Не нужно делать ничего такого, что может заставить думать иначе. Ничего не сделаю такого. Не теперь. Не теперь.
Она рассказывает о том, что не может выбрать подарок отцу на День Рождения, что Тэ Хи снова бросила своего очередного парня, потому что он «низкоинтеллектуальный псих» и ещё какую-то не очень важную информацию, в какой-то момент даже удается забыться, удается расслабиться. 
На середине какой-то фразы её прерывает хриплый кашель, мгновенно ударяющий по барабанным перепонкам и заставляющий замолчать, заставляющий тревожно всмотреться в его лицо. Должна была бы и раньше заметить, так?
— Ты заболел? Боже, всё из-за меня и моих ночных прогулок. Ты купил лекарства? Нельзя запускать простуду!  – взволнованно, совершенно забывая о том, что решила не делать ничего предрассудительного. — Температуры нет? Дай проверю.
Осторожно привстаёт на цыпочки, потому что на этот раз каблук намного ниже, намного удобнее, намного устойчивее, но все равно. Прикладывает теплую ладонь, которую до этого держала в кармане джинс переднем, к его лбу. Хмурится.
— Не могу понять… Погоди.
В детстве её отец всегда так делал – если подозревал, что она заболевала \а этого в школьные годы вообще не случалось\ прислонялся своим лбом к ее и точно чувствовал разницу. Хе Гё проворачивала этот же трюк в том случае, если под рукой не было градусника.       
— Точно температура! Тебе бы на… - начинает запальчиво и обрывается на полуслове абсолютно точно з а в о р о ж е н н а я. И перед глазами если не вся жизнь пробежала, то точно события ночные сразу же. Сердце, глупое сердце, мгновенно оживает, считая, что теперь вполне можно выпрыгнуть из грудной клетки.
У меня тоже наверное.
Температура.
Я больна. Безнадежно больна. Теперь.
\\Дай я слабину в тот момент, клянусь, что на секунду забыла о том, в чем была точно уверена в кофейне на углу. Я действительно волновалась, мы вообще всегда волнуемся друг о друге и называем это дружбой и это правда - мы друзья. Мы лучшие друзья. Я люблю тебя\\
Отступает неловко, припадая на правую ногу.
Неловко. Так теперь всегда будет?
Даже когда мы разговариваем о вроде бы обычных вещах, даже когда ты говорил со мной в кофейне об аварии я тогда точно знала, что ты делаешь это для меня. Из-за меня. И теперь так всегда будет. Мы будем говорить об одном и хотеть сказать совсем другое и я должна буду наблюдать это изо дня в своем упрямом желании "жить как раньше". Это жестоко. Я отвратительна. 
\\Тогда мне казалось, что мир перевернулся с ног на голову и я забыла обо всем С какого-то перепуга решила, что "лучшие друзья так не делают", решила следовать канонам которых нет. Я ошибалась. Господи, я ужасно ошибалась. Не в тебе. В себе. Пойми, у меня были трудные времена.\\

[float=left][/float]
— Видишь, из меня плохой актер. И из нас тот, кто будет портить всё не ты - а я. Я так не могу. Я, только я! Я действительно ужасный человек, но продолжать вот так, как будто бы ничего не зная я не могу. Ты действительно удивительный, а я та, кто ничего не замечал и...Я так не хочу. Когда я говорила, что хочу, чтобы все было как раньше, я ошибалась. Не выйдет. Именно у меня не выйдет. У меня ничего не выйдет потому что я та еще неудачница. Я не умею притворяться. Я думала смогу, а в итоге смотри. Может быть я привыкну, не знаю... Я медленная и мне нужна время. В любом случае... - чувство, будто задыхаюсь. — Иди домой, Джун. У тебя температура и поверь я в последнюю очередь хочу, чтобы ты свалился с осложнением из-за меня. Если станет хуже - иди в больницу. Не запускай. Прошу. Я пойду. Взяла репетиторство снова. - спокойно, ровно, без запинки, после порядком эмоциональной тирады разворачивается.
Никакой уверенности в том, что на этот раз все правильно. Нет, не правильно, я делаю тебе больно каждый раз и это неправильно. И это отвратительно, настолько отвратительно, что хочется развернуться, вернуться, обнять и сказать что сожалеешь. Но нет. Просто идешь прямо, дальше, разглядывая деревья, случайных прохожих и изо всех сил сдерживаясь, чтобы не обернуться.
И даже тут проигрываешь. Достаешь телефон и быстро, почти не глядя печатаешь СМС.
"Если станет хуже звони. Я знаю, что ты не любишь больницы."
Проблема в том, что я не могу определиться. Никак.
На самом деле я знала ответы на свои вопросы. Я знала правильный ответ, но им не воспользовалась.
ты - самое прекрасное, что случилось со мной в жизни.
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤтысячу раз спасибо.
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤтысячу раз прости.

Joy Enriquez – How Can I Not Love You?
Должны быть сильными, и мы должны отпустить
Не можем сказать, что должны знать наши сердца
Ветер подгоняет в спину, доносит до тебя удаляющиеся звуки с перекрестка. Сжимаешь синюю сумку из плотной ткани в руках, сжимаешь так сильно, что костяшки пальцев белеют. Плащ темно-зеленый развивается, шаги каким-то глухим эхом отдаются в сердце, когда поднимаешься по склону вверх, к домам, что светят каким-то призрачным светом от закрытых окон. Хорошо, что живешь в Корее и можно не бояться разгуливать одной по ночам. Останавливаешься в нерешительности, а потом берешь себя в руки.
Ты итак задержалась.

— Мам, что обычно дают при простуде?
— Ты заболела?
— Нет, мам не я.
Не я. Но я думаю, что частично это я виновата, а когда ты в чем-то виноват, то должен все исправить. И, господи боже, я сойду с ума, потому что почему-то в последнее время все понимаю буквально, даже выражение «боюсь ещё помрёт ночью». 
Ещё не совсем поздний вечер, а многие рыночки уже закрыты – куда бы ни ткнулась. Мать качает головой, следя за лихорадочными почти движениями дочери. Гё готовит из рук вон плохо, даром что выросла в семье, где себе на жизнь зарабатывали с помощью кастрюль и поваренной книги. А ведь нельзя пить лекарства на голодный желудок, а ведь кто ещё станет готовить жидкую рисовую кашу и заваривать специальный чай, если «он почти умирает». Нервно стучит пальцами по гладкой поверхности стола, периодически поглядывая на часы, разглядывая прозрачный пакетик с лекарствами, которых может быть следовало купить поменьше, но она все ещё не может понять насколько все плохо. Бумажные упаковки в порошками мнутся в руках, а она пытается вспомнить схему действий и жалеет, что так редко болеет. Целует мать в холодную щеку, забирая термос с кашей, забирая чай, складывая все в захваченную из своей квартиры синюю сумку, не объясняет толком ничего, покидая родительский дом и успевая поймать такси, которое будто только её и поджидало. Называет таксисту адрес.
— И, если можно, побыстрее пожалуйста.

Осторожно, тихо-тихо опускает дверную ручку. Дверь действительно не заперта, а она понятия не имеет, что её ждет за этой открытой дверью, но у неё уже нет времени на какие-то сомнения, потому что совершенно не важно на данный момент вообще всё, что произошло. Ты ведь не шутила и не претворялась, когда говорила, что ценишь его, дорожишь этим. Переживать за него – это нормально. Сходить с ума от беспокойства за него – нормально. Нормально. Не нормально – ничего не делать и топтаться на пороге. Прислушивается, присматривается. Вздрагивает, когда слышит все те же хриплые, бьющие по ушам звуки. С лестничной площадки, из-за щелки в открытой двери в коридор пробивается слабый, такое чувство единственного пятна света во всей квартире. А когда она закрывает за собой дверь тихонько – оказывается в совершеннейшей темноте. Сумка, которую до этого так крепко сжимала в руках, падает на пол с глухим стуком. Ноги мгновенно свинцом наливаются, но все же передвигаются, как-то инстинктивно.
\\У меня были очень холодные руки, а у тебя был очень горячий лоб. Я не знаю – замерзал ты или тебе было ужасно жарко, я не знаю. Я только знаю, что даже в темноте у тебя было очень бледное лицо, на которое призрачной вуалью ложился лунный свет, делая его уже совершенно неестественно бледным. Бледным, как бумажное полотно. Ты спал и пока спал, не замечал всех моих манипуляций. А мне нужно было взять себя руки. И я взяла.\\     
Гё достаёт лекарства, шарит по полкам квартиры в поисках градусника \почему ты так и не померил себе температуру?\, находит электронный термометр, в котором к счастью работает батарейка. Она не врач, а врач сейчас нужен. Гё почти не сомневается, когда достает из сумки термос с горячим чаем, когда раскладывает лекарства на кухне, включая свет. Читает бесконечно-длинные инструкции на упаковках, откладывая то, что следует дать в первую очередь.
Градусник тревожно пищит, а он всё спит, а Хе Гё кажется, будто ему снится что-то плохое, но боится его будить – он, наверное, очень устал.
— Говорила ведь, сходи к врачу… Как ребенок. – глядя на внушающую только разве что ужас цифру выше 38 на электронном термометре. — Мне нужно хотя бы знать – у тебя озноб? Тебе холодно? – тихо-тихо, ещё раз прикладывая руку ко лбу.
И пока снова набираешь матери, пока наливаешь в кружку первую попавшуюся под руки, теплый чай из термоса, слышишь движения,  видишь включенный светильник – сбрасываешь, обещая перезвонить, бросая телефон там же – где-то на кухне.
— Ты в порядке? – такая глупая, шаблонная фраза, но вырывается первой, сипло, каким-то чужим голосом. Чашка с чаем дрожит в руках, как будто это у тебя тут тяжелая форма простуды, как будто это тут больна.
Вы оба больны.
Мы оба больные идиоты.
— Нужно было лечиться. Заставляешь меня переживать. – такое чувство, будто это у тебя лихорадка и поэтому ты городишь какую-то нелепицу. Передергивает плечами, подходя ближе. У него все такое же бледное лицо, будто присыпанное белилами, но только это не от этого. И теперь наконец понимаешь, что его морозит, что он все также сильно кашляет, что его голос тоже почти неузнаваем. А когда он пытается встать, на каком-то импульсе рывком удерживаешь, поддерживаешь. — Не вставай! Ты ведь… болеешь. 
\\Я не знаю, почему не переубедила тебя, не доказала, что я совсем не сон и не фантазия твоего воображения. Что я вполне реальна и осязаема. Может быть я просто понимала, что это всё из-за лихорадки, а может быть мне так было удобнее. А может быть мне было совсем нечего сказать… В любом случае я сыграла роль сновидения практически на пять с плюсом.\\
Гё чувствует, как совершенно непрошенная влага застилает глаза и она поспешно вытирает слезы тыльной стороной ладони, выдыхая судорожно. Сейчас твои эмоции должны отойти на десятый план. Но безумно захотелось заплакать, безумно, как будто смотрит какую-то очень грустную сцену в очередной дораме, над которыми и плачет. Смотрит на него неотрывно, смотрит и молчит, в попытках не уплыть на своих эмоциях куда-то далеко.
Просто твои слова попадают в сердце, просто это невыносимо – какой же ты хороший человек. Просто это ужасно, что ты так мучаешься сейчас, а она может только давать тебе таблетки, контролировать температуру, заставлять пить как можно больше чего-то теплого и поправлять одеяло. Этого же так мало. Этого же недостаточно.
Он говорит «не из-за тебя», а ей все слышится в зеркальном отражении. Не заставляла бы искать себя по паркам ночью – не попал бы под дождь. А так, все вышло до нельзя эгоистично. И так можно пойти очень далеко и дойти до «не прицепись ты к нему пятнадцать лет назад – ничего не было бы вообще». И это уже абсурд.
Это, наверное, простуда. Её пугает этот сильный кашель, её пугает сама возможность какого-то плохого исхода.
Всё, что я хочу сказать тебе – это
— Как я могу не любить тебя?...
— Да, я правда пришла. И я здесь, чтобы тебя спасти. И я никуда не уйду. Я останусь здесь, пока тебе не станет лучше. Потому что я твой друг. Потому что хочу тебе помочь. Я никуда не уйду – обещаю. Я буду улыбаться, если тебе от этого становится лучше, буду держать за руку. Останусь с тобой. Здесь. А ты должен помочь мне. И, для начала выпить вот это. Пожалуйста. 
Говорят, при ознобе как ни парадоксально нельзя пить что-то слишком горячее, нужно проветривать комнату и вообще лучше избавиться от лишнего тепла. Она потеряла счет полотенцам, смоченным в прохладной воде, которые кладет на лоб. И очень осторожно обтирает запястья и шею. Собственная шея болит, коленки затекают, потому что сидит около кровати, периодически проверяя температуру, прислушивается к тяжелому дыханию. Гё боится заснуть сама, да и какой тут может быть сон.
«Тебе нужно много пить. И я обещаю, что станет легче. И это вкусно. А ты мне веришь?»
«Я включу увлажнитель воздуха, надеюсь тут не будет как в пещере… А ты мне веришь?»
«Давай ты снова это выпьешь. А ты мне веришь?»
И так по кругу, в какой-то момент кажется, что все так и будет повторяться, одно за другим. И ужасно жаль, что это все – что может сделать, чтобы помочь, чтобы было не так тяжело. А ещё нужно что-то делать с твоим кашлем. Компрессы помогают?
И выдох облегчения вырывается, когда термометр показывает уже не такую страшную цифру. И устало облокачиваешься спиной о комод, не сводишь взгляда с постели, потому что все ещё страшно. Но дышать теперь легче.
Я надеюсь и тебе тоже

[float=left][/float]— Ты должен беспокоиться о себе. Беспокоиться о себе, тогда мне не нужно будет беспокоиться за тебя. А сейчас... мне нравится быть твоим сновидением, мне нравится, что можно говорить тебе всякую чепуху, а ты не запомнишь, а я трусиха, чтобы сказать это же в глаза. Я не знаю, Джун. Я ничего не знаю. Как по мне - лучше бы это я заболела. Это было бы справедливо. Потому что мне все равно кажется, что по сравнению с тобой я плохой человек. И это не ты доставляешь неприятности - это я, с самого нашего знакомства их доставляю. Что мне делать, Джун?... Что бы там ни было мы не перечеркнем всё то, что пережили, потому что, то что мы пережили - прекрасно.  Не будь таким. Ты должен поправиться! - она говорит-говорит, то что "говориться" и следит за тем как поднимается и опадает его грудная клетка. И голос звучит тепло, в то время как слезы \может я просто устала\ снова появляются на глазах и она шмыгает носом, поднимает глаза к потолку. Не будет она плакать.  — А хочешь расскажу сказку? Ты же знаешь, как я это люблю? Папа часто читал мне одну книжку в детстве. Книжку про лисенка. Не помню всех историй, но я помню самое главное. В этой сказке лисёнок говорит другому лисёнку: "ты помни, пожалуйста, что если тебе тяжело, плохо, грустно, страшно, если ты устал — ты просто протяни лапу. и я протяну тебе свою, где бы ты ни был, даже если там — другие звёзды или все ходят на головах. потому что печаль одного лисёнка, разделенная на двух лисят — это ведь совсем не страшно. а когда тебя держит за лапу другая лапа — какая разница, что там ещё есть в мире?" - поднимается наконец с колен, разгибая спину и присаживаясь на край кровати, безбоязненно берет чужую руку, сжимая в своих ладонях. Всматривается в лицо.
Он спит. Она - не может заснуть. И уже светает.
— Вот такая эта сказка Джун. А ты спи. Пусть тебе снятся хорошие сны. А я здесь. У меня не получается уйти. Не получается.
Проводит ладонью по щеке и улыбается.
— Ты как ребёнок, серьезно. - снова шмыгает носом. — Ты самое прекрасное что случалось со мной в жизни. Спасибо. И прости.
Ты не спала всю ночь и бесшумно исчезаешь из квартиры под утро, дождавшись, когда тебе на замену вернется-таки Чихун. Перед уходом киваешь на рисовую кашу, говоришь, что обязательно нужно заставить "его съесть хотя бы ложку".
— И пусть отлежится дома. У него сильный кашель так что я думаю нужно все же сходить к доктору. Я делала компрессы, не знаю помогли или нет...
А потом звонишь в университет и сообщаешь, что не придешь сегодня, падая на кровать в своей квартире, устало глаза прикрывая и мгновенно проваливаясь в сон без сновидений. Гё даже не переодевается - засыпая прямо так, в плаще, водолазке и джинсах. Ей действительно не снилось ничего и может быть оно и к лучшему.

[float=right][/float]— На сегодня всё, всем спасибо и все свободны! - кивает студентам, прежде чем отпустить их. А они торопятся поскорее сбежать на обед, жужжат радостно, радостной толпой вываливаясь из дверей аудитории, опустевшей мгновенно. Гё собирает свои лекционные материалы с кафедры, роняет ключи, вздыхает горестно, присаживаясь на корточки. Шарит руками по пыльному полу в поисках пропажи, слишком увлеченная процессом, чтобы замечать то, что происходит вокруг, а потом, поднимаясь, больно стукается головой о столешницу и заранее проклинает этот день.
А территория кампуса цветет, расцветает, меняясь такое чувство каждый день. Обеденный перерыв длится около часа, она обычно успевает перекусить чем-то вроде сендвича или кимбапа, прежде чем вернуться к лекциям.
— Ким Ын Сук! Если не сдашь мне реферат до конца неделе - я разозлюсь. Серьезно! - кричит вслед убегающему студенту, прежде чем развернуться. Развернуться и остановиться на склоне. Всё такое воздушное, такое молодое, что неожиданно чувствуешь себя действительно взрослым. Взрослым, по сравнению со всеми этими студентами, со всей этой весной, что сияет всеми оттенками розового. Взрослым и каким-то потерянным.
Когда-то она чувствовала что-то похожее
Как будто
Что-то потеряла
\\Прошла неделя. Ровно неделя. И за эту неделю я тысячу раз писала СМС-ки и стирала. Писала заново и стирала. Оставшись наедине со своими мыслями, парой бутылок соджу и сердцем, которое твердило то, что \как говорил мой разум\ невозможно, я порядком измучалась \а все ведь было так просто, да? И когда увидела тебя около университета, как и в далеком 2008 узнала сразу же. Узнала и улыбнулась. А что я еще могу?\\
— Давно не виделись... Смешно —... тебе лучше, да? И... что-то случилось, да?