Утро было неизменно солнечным, очень ленивым и прекрасным; не хотелось оставлять тёплую постель, хотелось только уложить рядом с собой Лили и валяться беззаботно до полудня. Однако их планы на времяпровождение разнились и выполнить его желания могло лишь одно существо, внезапно спустившееся на тонкой паутине, на уровень её глаз. Честно говоря, утро было забавным, солнечным и пришлось подняться-таки с постели. Крис не любитель членистоногих, но и страха перед ними не испытывает, как Лили, например. Ему пришлось очень осторожно ловить это чудо в баночку, резко закрывая крышкой, чтобы паучок не подумал, что у него ещё есть шанс спастись. Реакция у него весьма запоздалая. Это было замечательное утро, и они достали для Тома бесплатный подарок. А потом начался забавный, замечательный день.
Мир через видоискатель, и кто-то сказал бы что это мир в рамках, а он бы поспорил, потому что эти рамки всегда можно расширить; обычный, нормальный турист любовался бы видами собственными глазами, а турист-заядлый-фотограф не может оторваться от камеры. У него три предмета заинтересованности: новая локация, новые снимки и совершенно прекрасная Лили. Похоже, большим интересом пользуется именно прекрасная Лили. Она в кадре нравится ему намного больше, нежели всё остальное, что их окружает. Он, будто прожил здесь всю свою жизнь, окидывает древние, разваливающиеся строения спокойно-обыденным взглядом. А вот её плечи словно впервые в жизни наблюдает и спешит запечатлеть э т о т вид. Они слепят друг друга улыбками и ведут себя именно так, как подобает молодожёнам в медовом месяце. Они совершенно влюблённые молодожёны.
- На все десять, - прозвучит с некой загадочностью; он щурится от яркого солнца, а фотографировать сквозь тёмные стёкла очков не очень-то удобно. На все десять баллов она отличный соблазнитель и он ведётся, подходит ближе, ещё ближе, одной рукой притягивает её к себе за талию, неотрывно смотрит в глаза. Сокращает расстояние между лицами, фотоаппарат свисает на ремне, болтаясь в горячем воздухе.
- Ты будешь выглядеть невероятно, поверь мне, - прошепчет, прежде чем улыбнуться и отпустить. По крайней мере, она может быть уверена, что Крис будет смотреть на неё, беременную, как на самую красивую девушку планеты, и всей вселенной. Ещё некоторое время они петляли между колонн, играли в какие-то только им известные игры, он пытался догнать или поймать её, руками или объективом, делая по десять фотографий в одно мгновение. Они не собирались, кажется, здесь задерживаться, но любопытство и притяжение к приключениям — это мощная сила. Особенно если что-то интересное находит Л и л и. Говорят, нужно иметь чутьё, а как оказалось, нужно быть перфекционистом, и тогда тебя ожидают удивительные находки в мире археологии.
Крис вовсе не строил догадок по поводу «кому принадлежит сей женский, приятный голос», оглядываясь по сторонам спокойно-равнодушно; он сломался или наоборот, многое повидал в своей жизни чтобы сейчас выражать какие-то особые эмоции. Ему хочется сделать ещё пару фотографий и вернуться к с в е т у, но звонко-пронзительный голос слегка разочаровывает, намекая что теперь выбраться отсюда не так просто. Встречаясь с её взглядом, невозмутимо пожимает плечами; разумеется, он слышал, только решил не придавать этому большого значения [странно не придавать, когда с вами действительно кто-то говорит]. Голос снова звучит, наполняет небольшое, замкнутое пространство и он прислушивается. Ничего сверх естественного, просто кто-то любезно предупреждает об опасностях и нежелательных последствиях лишнего шага в сторону. Будто комментарии к видеоигре, а они точно в видеоигре, теперь их цель - пройти уровень. Лили заметно бледнеет, Крис мрачнеет и хмурится, вырывается от отчаянья вздох. Фотографий уже не сделаешь, кто-то намекает что им бы выбраться отсюда, какие фотографии, действительно. Его маленький чудесный гений решает с этим разобраться, следует вопрос, ещё один вопрос и снова кидает на неё взгляд, прыскает в кулак, но слышный смешок сдерживает, прикладывая огромные усилия. Всё дело в том, что он чувствует себя очень живыми, да и вообще с врачами такие штуки не прокатывают; они хорошо отличают жизнь от смерти, а он ещё и не верит в жизнь на небесах, серьёзно. В отличие от Лили, которая, кажется, успела со всем и всеми распрощаться, ему всё начинает казаться забавным и комедийным, вперемешку с ужасным и жутким. Комедийный фильм ужасов. Он уверен, что это человеческий голос и кто-то за ними наблюдает, а теперь уверенность подкрепляется глухим ударом позади. Смотрит на Лили, смотрит на её шевелящиеся губы, оборачиваться не торопится, впрочем, как и бежать отсюда. Бежать было некуда и незачем, потому что за спиной из темноты вырисовывается самый обычный человек. Обернувшись назад, только убеждается в этом, после чего делает осторожные шаги, умудряясь удерживать равновесие. Пройти по узкой полосе, не делая лишних движений и шагов в сторону непросто, но Робинсон справился и теперь внимательно наблюдает как это делает Лили, готовый прийти на помощь в любую секунду. Он готов провалиться в эту яму вместо неё, если что-то пойдёт не так; этакая, жертвенная любовь. Руки протянуты, тянет к себе и ловит в объятья - уровень пройден. Они оба восстанавливают сбитое дыхание; последний вдох-выдох, он, не отпуская Лили поворачивается лицом к незнакомому-духу-человеку-спасителю и с не самым довольным выражением [скорее возмущённым] выгибает бровь.
- Так и кто же вы? Ненавижу, когда меня игнорируют, - нас игнорируют. Уставиться на человека и ждать, пропуская сквозь себя затягивающееся молчание - наводит досаду. Перед ними возникает женщина-азиатка, его бровь выгибается ещё выразительнее, потому что встретить женщину такой внешности в таком месте и таком виде несколько необычно, или неожиданно. А как окажется, все азиатские женщины выглядят т а к, не на свой возраст и слишком невинно. Волосы до плеч, смуглая кожа, большие губы — это его мало интересует, впрочем, как и всё остальное кроме скорейшего побега из этого проклятого [уже сейчас оно становится проклятым] тёмного места. Если Лили перестала бояться, то Крис начинает нервничать из-за того, что кто-то не торопится объяснить, что происходит. Ненависть к неизвестности и оттягиванию времени слишком велика. Вероятно, после месяцев раздумья и времени, которое тянулось резиной, у него на подобное развилась аллергия. Давайте теперь будет конкретными. Итак, она дружелюбно улыбается и наконец-то изволит говорить. Он нервно усмехается, бровь изгибается, взгляд отводит, качая головой. Кажется, его тяжёлый характер порой сбегается с недавно полученным титулом. Ему надо прямо здесь и сейчас всё знать, и ради этого он готов заявить, что «я Его светлость, герцог Кембриджский чёрт возьми»; конечно же, здравый рассудок этого не позволит. Много ли ещё людей в этом мире не смотрят новости до такой степени, чтобы не узнать их лица?
Косится на протянутую руку с недоверием, но всё же протягивает свою и пожимает маленькую, женскую руку, ощутив, как сильно пересохла её кожа. Наверное, у мужей женщин-археологов своя романтика с руками. А он пожимает слишком крепко, не рассчитав силу собственной руки. Зато Лили делает это аккуратно и легко. И, может быть положение не слишком безнадёжное, может быть улыбка незнакомки располагает, может быть...
Песочная струя, рассыпающаяся по плечу, ощутимая пыль в воздухе и шорох, переходящий в глухой грохот — это всё лишь н а ч а л о. Камни и песок беспощадно осыпаются, и если не представляется возможности выбраться отсюда, то остаётся увернуться от увесистого каменного куска, который мог бы хорошенько ударить по голове. А ещё им приходится отдаляться от выхода и убегать вглубь, будто дикий, хищный зверь загоняет в тупик своей ловушки, собираясь в ней и добить. Он пытается протолкнуть её вперёд, старается не отнимать рук от её плеч и каждую секунду каменно-песочного обвала быть рядом, разумеется, с одной целью — быть защитой. И, несмотря на это Лили п а д а е т, с ней падает его сердце; он резко тормозит, склоняется и подхватывает под руку, тянет на себя изо всех сил. Её отчаянно-громкий голос последующие минуты эхом отдаётся в голове. Как бы не начать проклинать чёртово платье, в котором слишком просто з а п у т а т ь с я. Последний рывок, последний раскат грома, завалившийся проход, выпустивший облака пыли в спины. Крис откашливается, прикрывая нижнюю часть лица ладонью; пыль и песок в глазах, во рту, по всему телу и даже под белой футболкой, которая не могла не стать серой.
- Вот же чёрт... - вырывается тихое, когда оборачивается и понимает что единственный выход из проклятого места прочно завален. Положение безнадёжное и безысходное, глазами обычного человека, не археолога. Он не единственный, как оказалось, кто ругается здесь. Раздаётся голос, на этот раз новый, незнакомый и на этот раз вздрагивает, резко и насторожено разворачиваясь. Обладательница незнакомого голоса оборачивается так же порывисто и Крис внезапно сталкивается с этим лицом. Ещё одна ж е н щ и н а. Шаг назад, ещё один, ещё три, настороженно-подозревающий взгляд упорно скользит по лицам. Как только слышится голос Лили, он будто просыпается от щелчка, протягивает ей руку, помогая подняться и замечает ссадину на колене. Промолчит, мысленно отмечая, что её нужно будет обработать при первой же возможности. А будет ли эта возможность? Знаете, это похоже на конец света и кошмарный сон - остаться в конец света в исключительно женском окружении. Он решает остаться в стороне и просто послушать о чём они будут говорить.
- Лили... не думаю, что стоит паниковать, - потому что эти дамочки совершенно спокойны, да ещё умудряются о чём-то по-деловому говорить. Крис привычно категоричен и спокоен, а Лили привычно напугана и уже планирует жизнь в этом проклятом месте; ему захотелось сообщить, что атмосфера не самая романтичная и ему же вряд ли захочется здесь делать что-то, но мысли по этому поводу оставляет при себе. Говорить о столь личных вещах в присутствии двух незнакомых женщин — это не совсем ему по душе. Каким бы Кристофер ни был открытым и честным, личные темы всегда остаются личными. Прокомментировать слова незнакомки тоже хотелось, но он только усмехается и находит в этой особе нечто знакомое.
- Так я и знал, - совершенно спокойно, будто всё было слишком очевидным, отворачивается. Положение далеко не безнадёжное, археологи уверены в себе и своих картах, поводов доверять им достаточно; на самом деле, доверять здесь больше некому, выбирать не приходится. Теперь же одна из незнакомок всё ещё, представляется и Крис выгибает бровь с выражением «да неужели». Когда перед тобой представляется человек, положено ответить взаимностью, назвать своё имя и возможно, род деятельности. Однако они промолчали, просто и скромно кивнули. Ким Тэхи напоминала ему немного сестру, или даже много, особенно после того, как та небрежно махнула рукой. Потом они о чём-то говорят, потом проходит некоторое время и Крис чувствует прикосновение её руки, сжимает крепко. Бояться точно нечего, пока они держатся за руки так крепко. Остальное его действительно мало интересовало, как и «музею ничего не достанется», это ведь не их дело. Он уверен, что в конце концов археологи выведут их на свет божий, а не отправятся на поиски своих сокровищ, иначе быть и не может. Переговоры завершаются, планы оставить здесь или стукнуть камнем по голове откладываются и Крис нагло, именно нагло улыбается. Будто археологи виноваты в их положении, а может, они действительно виноваты? Печально, что пропустил мимо ушей это имя. Д ж у н. Неизвестный ему Джун, образ которого даже не рисовался в голове. Капитан. Никто не может заглядывать в будущее. Ловить её взгляд, слабо-слабо освещённый жалким светом фонарика. Его же глаза выражают безразличие и невозмутимость, перемешанные с безнадёжностью. Проклинать свой рост — это уж слишком, он никогда не хотел быть низкими, и его мечты в далёком прошлом сводились к росту метр девяносто. Не дотянул. Благо.
- Тебе не нравится? По-моему, очень романтично, темно, - он будто издевается, или он всерьёз издевается, параллельно оставаясь серьёзным. Помогает ей, а потом придётся следовать за ними, придётся согнуться в три погибели и немного [много] потерпеть.
- Отлично, они хотят познакомиться с нами.
Крис снова прислушивался к голосу, потому что положено слушать, когда вам что-то рассказывают; впрочем, эти разговоры отвлекали от растекающейся боли по шее и спине, а спустя какое-то время вовсе появилось ощущение, словно мышцы каменеют. Порой послушаешь чужие истории и многое поймёшь даже о своих собственных. Кто-то пережил намного больше, чем ты; кто-то тоже пережил много, прямо как ты, и понимаешь, что ты никогда не одинок, что в другом конце света кто-то тоже переживает свои истории. Об этом он думал, продолжая двигаться вперёд, слушать, подхватывать Лили если она решит опасно наклониться или потянуться куда не надо. И всё же, если тебе рассказывают истории и факты из жизни, стоит ожидать, рассказчики тоже захотят узнать о т е б е. Робинсон слишком простой и, наверное, наивный, готовый открыто разболтать о себе всё и сразу [минуя темы о белье и планировании детей разве что], и благо он осознаёт свою простоту, потому и молчит, а видом «почему я должен что-то говорить» защищается. Кивает, подтверждая слова Лили. Из Лондона. Странно до сих пор говорить, что ты из Лондона. Иногда, машинально почти вырывается «из Нью-Йорка», а потом накрывает осознание серой лондонской тучей и напоминает обо всём. Некоторые истории чем-то похожи, правда? Крис мысленно проклинал и обругивал всеми известными ругательствами разве что самого себя, потому что умудрялся несколько раз стукнуться головой. Истории на этом не закончились. Как можно не верить мужчине если он говорит, что влюбился в тринадцать? Хотя, это правильно. Невозможно влюбиться в тринадцать. Родился в Штатах, вырос в Америке — это всё незаметно испарилось, и не вспомнилось однажды в нужный момент. Крис слишком сосредоточен на своей шее и страхе, что не сможет разогнуться, когда эта адская пытка закончится. Когда в лицо ударил смех, он поднял недовольный взгляд, будто в такой ситуации смеяться всем запрещено. Пятнадцать лет. Робинсон в это не поверил, потому и отреагировал совершенно спокойно; к тому же, наконец-то он выпрямляет спину и слышит тихий хруст, разминается, насколько позволяет пространство. Невыносимо. И пока занимается своей шеей и спиной, история продолжается, весьма занимательная, чужая история. На лице появляется усмешка. Ему, конечно же трудно понять мужчину, который пятнадцать лет терпеливо ждал, правда, непонятно чего он ждал. Сжимая её руку, улыбается. Кристофер Робин никогда бы не стал ждать пятнадцать лет.
Двери раскрываются, солнечный свет врывается и с л е п и т. Шаг вперёд, может быть положено радоваться, что они живы, выбрались и жизни продолжается, но Крис эмоциями совсем не пестрит, удерживая на лице сдержанную улыбку. Пожалуй, ему больше интересна новая местность, а ещё в руке крепко сжимает ремень от фотоаппарата. Удивительно то, как подарок родителей выдержал это приключение. Здесь свежо, запах вовсе не иссушенной саванны, а тропиков и приятной влаги в жаркий день. Слишком занятый рассматриванием раскрывшегося вида, не слышит ни шипений рации, ни начала разговора матери с детьми, вероятно. Стоит сделать несколько кадров - об этом точно подумал. Ребёнок хотел попробовать жуков, Крис на это даже отреагировал слабо усмехаясь. Почему бы и не позволить юному созданию познавать мир во всей красе и попробовать его на вкус? А потом они услышали о папочке, который звонил десять раз и хмурился. Впрочем, папочку можно понять, ведь его жена и дети где-то в Африке, где опасность поджидает тебя под каждым банановым листом и в тропических зарослях, а ещё во всяких р а з в а л и н а х. Этого он тоже никогда не забудет и предусмотрительно будет держаться подальше от подобных мест. Несмотря на любовь к приключениям и активность в жизни, повторять такое нет желания. А теперь эта женщина снова внимательно смотрит на них.
- Отлично, - кивает, вполне охотно соглашаясь на её предложение; ему нравится это короткое и конкретное «cool». У них, кажется, снова безысходное положение.
* * *
Он беспредельно любит её руки, нежные, ласковые, касающиеся волосы и плеч, грудной клетки и лица; её прекрасные руки, которые сейчас касаются плеч, сминают, разогревают, задевают тонкие душевные струны, отвечающие за сокровенные, порой не хитрые желания. Он беспредельно любит брать эти руки в свои, целовать ладони и переплетать пальцы. В сладостной истоме смыкает веки, плавится под её р у к а м и, делаясь податливым и точно плюшевым медведем. Он чувствует себя самым счастливым человеком на земле, потому что Лили никому больше не будет делать массаж, и никто больше не станет её мужем, для которого созданы такие массажи. Это не обычные прикосновения, это ласковые и чувственные прикосновения, плавно перетекающие в задумчивые. На его лица расплывается улыбка, пусть из последних сил, отражающая усталость. Крис согласен оставить в секрете в с ё, особенно то, что Лили может это делать; кажется, кому-то ещё непременно захочется, если узнает. Нет, это его Лили, руки его Лили, губы его Лили. Приятно до мелкой дрожи и сжатых мышц живота.
- Я собираюсь... - она определённо точно сводит с ума, вынуждая озорным огонькам каких-то желаний сливаться в бушующее пламя, сводит с ума своими губами, хорошо ощущаемыми на коже. - запатентовать твои руки. Никогда не повторяй это с кем-то ещё, кроме меня, - твёрдая ультимативность всегда при нём, особенно когда речь идёт о Л и л и.
- Немыслимо так долго ждать. Я даже до свадьбы не дождался, - замолчит на несколько секунд, думая хорошо это или плохо, стоит этим гордиться или лучше молчать. Пожалуй, не стоит выдавать свою никчёмную силу воли. - Речь, конечно, не об этом. Мои долгие раздумья могли обернуться кошмаром, - собрав оставшиеся силы и проявив немного выдержки [после массажа и её поцелуев хотелось чего-то совсем другого] поднимается и находит аптечку. Это даже не обсуждается, это само собой разумеющиеся. Её колено.
- Я бы сошёл с ума, зная, что ты делаешь кому-то другому массаж. Уверен, миссис Сон встречалась с другими парнями и это не укладывается в моей голове, - опускается перед ней на колени, машинально вынимая из коробки всё, что потребуется. - потому что отношения с парнями могут подразумевать что угодно, начиная невинными поцелуями в щёчку и заканчивая бурными ночами в отелях. И вот, мне любопытно, - поднимает на её лицо задумчивый взгляд. - нормальный, влюблённый мужчина может с этим мириться? Его любимая девушка спит с каким-то левым парнем. Может быть, азиаты более консервативны и ему просто повезло, - пожимает плечами, а рассуждать и делать что-то одновременно — это уже привычка. - Я рад, что ты только моя, моя Лили, - нежно улыбнётся, прежде чем коснуться комочком белой ваты, пропитанной антисептиком раны на колене. - Потерпи, милая, это не так уж и больно, не верю, - смеётся, но всё же аккуратно выдувает поток тёплого воздуха, быстро заканчивает с этим, приклеивает пластырь и целует, и кажется, собирается пойти дальше, приподнимаясь и ведя дорожку поцелуев по ноге; и очень вовремя останавливается, не позволяя одному прелестному ребёнку наблюдать сцену рейтинга +18, только для взрослых. Он появился неожиданно, и стоит отметить, реакция Криса довольно оперативная; темноглазый малыш, мгновенно влюбляющий в себя. Кашлянув в сторону и быстро выпрямив спину, Крис собирается его выслушать точно взрослого. Следует предложение поужинать, а потом вместо того, чтобы убежать, ребёнок заходит в палатку и осматривается. Удивительный ребёнок. Обычно дети стесняются незнакомых взрослых, чего не скажешь о маленьком темноволосом мальчике. Первые секунды, поразительно, но смущался Крис, не зная, что делать с этим восторженным взглядом. Они смотрят друг на друга и кажется, оба влюбляются. Эта встреча только подкрепляет желание иметь с ы н а. Ребёнок задирает голову, а он склоняет, невольно улыбаясь во всю ширь лица. Выше п а п ы. Обычно никого лучше, выше родителей у детей не существует, а тут совершенно удивительное заявление.
- О да, они ведь спасают мир, - голос мягкий, брови взмывают, лицо выражает какое-то умиление, на которое способен мужчина, или сам Крис. Для него выражать нечто вроде умиления — это большая редкость и даже диковинность. Не сегодня, вероятно.
Они теряются в обществе друг друга и очень быстро находят общий язык; поладить с Тео оказалось просто, а секрет, пожалуй, прост, или это даже не секрет - их нужно любить, ими нужно интересоваться и без притворства.
Можно угадать с первого раза, что именно доставляет сэру Робинсону дискомфорт и от чего именно руки чешутся избавиться. Студент и его бегающие глаза, не только бегающие, но и скользящие ч у т ь ниже шеи и ключиц. Несмотря на общество двух прекрасных дам, детей, несмотря на аппетитные ароматы, он чувствует раздражение, распаляющиеся с каждой секундой сильнее. Хотелось угрожающе прикрикнуть вроде «ты не мог бы перестать пялиться на мою жену» и не догадываться, какие пошлые мысли вертятся в его тупой голове. Впрочем, сэр Робинсон был готов, но его опережает Ким Тэхи и её тон полностью удовлетворяет. Пожалуй, многих мужчин будут выводить из себя такие взгляды, сканирующие насквозь и х женщин, девушек и жён. А если какому-то мужчине плевать, значит он придурок, иначе быть не может. И только теперь Крис может приступить к еде, но прежде выпивает стакан прохладной воды с кубиками льда, охлаждая разгорячённое раздражение внутри. Окинув Лили взглядом, недолго думая, для полного спокойствия на время ужина протягивает руки и застёгивает-таки пуговицу. Давайте на этот раз забудем о коротких и открытых вещах. Иногда бывают исключения.
Стоило только заметить протянутую ручонку Тео, и Крис снова растроган до глубины души; как приятно осознавать, что малыш постарался для тебя, ведь для него это важно, это его усилия и старания, и если это оценить сейчас, в будущем он постарается ещё лучше. Приятно. Конечно же, первым делом он съест кусок мяса в салате, чтобы ребёнок понял, что его усилия оправданы. При этом между ними снова устанавливается доверительный контакт.
- Ты такой молодец, я люблю детей, которые всё кушают. Мясо — это очень полезно, да? - не очень вовремя вспоминает Лили с планшетом и её находку о полезности мяса и орехов. Сейчас его кормят самой полезной и самой подходящей едой. Правда, от всплывших воспоминаний и мыслей эта еда встаёт в горле комком и без глотка воды не проталкивается.
- Спасибо, малыш, - с забитым ртом и набитыми щеками умудряется улыбаться и лохматить мягкие, детские волосы. Прелестный ребёнок.
- А ты забыла, что мне нужно есть больше мяса, для подвижности... - прошепчет, наклоняясь к её плечу, но как-то громко, кто-то посмотрит очень внимательно, кажется, Саран. Вспоминая что, они всё же не одни за столом, снова тихо кашлянет и вернётся в прежнее положение. Несмотря на попытки быть очень милой, Лили остаётся без внимания малыша, Крис пожимает плечами и совершенно довольный дожёвывает зелёный лист.
- Очень полезно, - активно закивает, а в глазах сияет озорной смешок.
Крис встречает Тео на своих коленях очень радостно и радушно, позволяя ему творить абсолютно всё, что придёт в детскую головушку. Хлопать по своим ладоням, по щекам, гримасничать, перешёптываться - можно в с ё. Впрочем, гримасничать берутся оба, и как оказалось, у обоих неплохо развита мимика лица, это целая театральная постановка получается. Потом Тео, как настоящий мужчина почти залпом выпивает сок, Крис смотрит на него очень уважительно и восхищённо, вытирает рот салфеткой. Теперь наступает время, пока взрослые о чём-то говорят, рассказать и о себе, свои истории; разморенный видимо после еды и тяжёлого, жаркого дня, малыш опускает голову на плечо и ещё долгое время не собирается замолкать. Крис слушал до последнего слова, пока детские веки, обрамлённые тёмными и длинными ресницами, не начали подрагивать и смыкаться.
- Но у нас с тобой ещё большая любовь, - улыбнётся, коснётся большим пальцем уголка губ, смахивая крошечные остатки пищи; рука опускается на колено и поглаживает, скользя чуть выше к бедру. У них очень особенная любовь. - А этот малыш очень славный.
Наверное, Крис тихо завидовал его папе, и продолжал тихо надеяться, что вскоре узнает о появлении своего с ы н а.
Она подходит, он откладывает телефон и все переписки в мессенджерах разом; писали друзья, интересуясь как проходит медовый месяц и вылазят ли они из постели хотя бы иногда, писали коллеги, чаще младшие, чаще не знающие что делать с пациентами и их приходится спасать в онлайн режиме, иначе выговора от состоявшихся докторов не избежать. Писали даже пациенты, которых не устраивала его замена и это, кажется, выходит за все рамки приличия. Совершенно неприлично беспокоить человека в его медовый месяц. В общем-то, уставший, разморенный Крис даже улыбнулся, когда к нему подошла Лили, и его мысли были только о Лили, только о медовом месяце и его предназначении. Фраза звучит именно так, как нужно, и понимается именно так, как он желает понимать. Плечи расслабляются, руки притягивают её к себе б л и ж е, горячие дыхание сквозь ткань, пальцы умело справляются с парой пуговиц и губы касаются обнажённой кожи. Он знал, чего хотел, и не ожидал чего хотела она. Рубашка задирается, пальцы касаются живота, пробегаются по телу невесомо, её ох только распаляет пламя внутри, касания губами становятся ж а р ч е. Его совсем не вовремя и очень жестоко прерывают. Выгибается не одна бровь, а целых две подпрыгивают в недоумении. Определённо ожидания не оправдались, а изнутри вырвался печальный вздох.
- Я не готов к этому, слышишь? Я не готов к ночным сафари, это опасно.
Да, кто бы говорил об опасностях.
Пришлось смириться.
Сидеть и делать вид будто ничего не произошло - сложная задача, особенно когда рассчитывал на то, что всё произойдёт и даже б о л ь ш е. Ведь начиналось всё так хорошо и ещё несколько минут, они бы точно не отправились на это чёртово ночное сафари. От печальных мыслей и разочарования спасает шевелящиеся о д е я л о. Обернувшись, он не торопится что-либо предпринимать, ведь тот, кто шевелится пытается выбраться и показаться. Так и было, через минуту-две появляется детское лицо, очень знакомое, детское лицо.
- Привет, Тео, - радостно встречает возбуждённый детский взгляд, будто собирается отомстить Лили за такое предательство и сорванные планы на ночь. На самом же деле, хотя не будем отменять мести, Крис просто влюблён в этого ребёнка. Умеет ставить ультиматумы, паршивец. Верно, отказать они теперь не могут, только вернуться назад и пожертвовать ночным сафари. Просто наблюдает за малышом, его восторженным взглядом и движениями. Малыш оказался интереснее сафари или что с этим миром не так? Его не волнуют ни новости о похищениях, ни возможные опасности, совсем н и ч е г о. Безответственно.
- Так ты поспорил с ним? Решил во чтобы то ни стало увидеть леопарда? - он не показывает того, что ему н р а в и т с я, а то испортит ещё чужого ребёнка, но, малыш ещё тем гением подрастает. Родители могут гордиться. Тео снова на его коленях, от него пахнет конфетами и ребёнком [дети имеют свой особенный запах], ему завязывают шнурки и на самом деле, они отлично справляются с обязанностями родителей.
Они объяснили ему что здесь необходима крайняя осторожность и максимальное послушание, иначе «тебя слопает какой-нибудь зверь» и Тео, кажется, всё понял, крепко ухватываясь за его ладонь. А через каких-то жалких минут десять малыш заявил, что желает рассмотреть вид сверху, и ему здесь внизу совсем ничего не видно; Крис долго не думал, позволяя вскарабкаться по себе до самой шее и там усесться, свешивая ножки. Оба счастливые.
Его лицо быстро появилось и быстро исчезло, а вот лицо Тео не хотело покидать кадр, и этот ребёнок просто не знает, как иногда надоедают камеры. Ему очень понравился идея прямого репортажа и кажется, он знал об этом больше, чем Крис.
В общем-то чем дальше, тем теснее становились их отношения. Тео не боялся свалиться, лазая по своему другу точно обезьянка, а Крис не боялся уронить невзначай чужого ребёнка. Или, своего ребёнка на час?
- Займись баскетболом, это тебе лучше поможет, чем шпинат.
Вполне серьёзно.
Все останавливаются, ребёнок на плечах замирает и настороженно смотрит по сторонам. Оказывается, они достигли цели ночного сафари [можно возвращаться к более важным делам в палатке, да?], их трофеем можно назвать этого леопарда, изящно соскальзывающего с дерева в море сухой травы. Удивительное зрелище. Восхищённый Тео наклоняется к лицу, крепко сжимает в ручонках футболку и кажется не дышит. Позже ребёнок будет тонуть в море счастья и неизвестно, сможет ли держать эту ночь в секрете. Впрочем, наблюдения за одиноким хищником не затягивались и очень скоро они вернулись к машине.
Крис слишком увлечённо рассматривает мирно спящего ребёнка, стоя спиной к новой, нависшей опасности. Иначе назвать это невозможно. Он наблюдал словно за своей жертвой, внимательно, а потом бесшумно подкрадывался ближе, точно к своей жертве. Большое, величавое, обладающие огромной мощью, оно незаметно и тихо приближается, не позволяя даже траве зашелестеть. Оборачивается нерешительно и медленно, встречаясь с парой сияющих янтарём глаз, внутри всё вздрагивает. Голос Лили меркнет и растворяется за спиной, Крис внимательно смотрит в глаза, невольно застывая на одном месте. В такой ситуации положено спасаться, бежать, хвататься за оружие? Этот человек рушит все шаблоны или банальные правила самосохранения, гипнотизируя львиные глаза. Тот подкрадывается ещё ближе и его выход освещается ярким, белесым светом фар. Спокойно вскинута и хмурая большая голова, едва заметно шевеление хвостом-кисточкой, посветлевшая царственная шкура, облитая светом, пылающие глаза и поистине королевская невозмутимость. Люди заворожены, он будто привык к этому и будто ему нравится, когда смотрят вот т а к. Утробное рычание заставляет незаметно содрогнуться, прикрывая на мгновение глаза; его рык как пустынный лик, её густой и знойный ветер; его рык совершенно особенный, низкий и клокочущий. Не похоже, что он собирается н а п а д а т ь. Напряжение постепенно скатывается с плеч, он тихо выдыхает, а взаимное гипнотизирование длится ещё несколько минут.
Осмысленный взгляд. Львиный, королевский взгляд. Быть может, они оба стали жертвами галлюцинаций, и никто даже следов мощных лап не увидит на утро, но всё это сейчас не важно. Он был, его видели, его понимали.
- Пожалуйста, приятель, - слабо улыбается.
Оборачивается к Лили, но ничего не говорит, просто не хотелось говорить, не разрушая атмосферу какой-то мистики и таинственности. Даже они бывают благодарными. Людям найдётся всегда чему поучиться у з в е р е й. А он возьмёт её за руку и обнимет, всё так же молча.
Прощаться с Тео совсем не хотелось, он оказался больно славным малышом; когда настало время прощаться, он прилип точно пандочка к дереву и отказывался отлипать. Крис же лохматит чёрные, мягко переливающиеся блеском на солнце волосы и понимает, что это расставание будет болезненным для обоих. За столь короткое время они стали лучшими друзьями, обзавелись общим секретом и самое главное, добились взаимопонимания, чего так часто недостаёт взрослым и детям. А теперь пора п р о щ а т ь с я. Наблюдая за женским полом и осторожными рукопожатиями, Крис медленно, но заметно выгибает бровь и слабо усмехается, одним уголком губ. Вероятно, их узнали и стоит отдать должное, они держались стойко и непоколебимо, зная, что рядом королевские особы. Разумеется, невозможно переехать в Англию и не знать, кто её представляет.
- Будьте осторожны миссис Сон, но... мы будем рады узнать о ваших открытиях.
Чем-то они были похожи, оба любили своё дело и оба, кажется, могли п о т е р я т ь.
* * *
Вечерние прогулки на двоих, по берегу океана в самый разгар стремительно тускнеющего заката — это невероятно волшебно. На карте памяти множество кадров со всех ракурсов, на душе приятное ощущение спокойствия и размеренности; жизнь плывёт по течению, и они могут это позволить в свой медовый месяц. Она идёт спиной вперёд, он старается сдержать слишком широкую улыбку и покачивает головой, мол «что за баловство». Кому-то захотелось сегодня побыть слишком взрослым и быть может, не з р я. Он загадочно промолчит, смотря на неё своим особенным, темнеющим взглядом, пройдёт мимо. Остановится.
- Может быть... он будет похож на нас.
Их прекрасный с ы н. Сегодня жизнь решила преподать видимо урок, будущим родителям. Но они и без того осведомлены о жестоких реалиях, к чему такая трагедия?
Скопление людей вызывает какое-то подозрительное волнение и опасения; быть может, надо было развернуть Лили в другую сторону и не позволять зайти настолько д а л е к о. Это был выброшенный на берег маленький кит, который однажды стал бы огромным и захватывающим дух своими песнями и видом. Малыш, отбившийся от семьи. Давно можно было заметить, что их реакции на различные ситуации тоже разнятся. Они смотрят на этого несчастного китёнка совершенно по-разному; наверное, Крис жестоко решает, что такова природа, таков испорченный мир, такова реальность и ему приходилось видеть картины более жуткие, при этом сохраняя трезвость ума и спокойствие. Однако руку Лили сжимает крепко, понимая, что для неё это всё имеет иное значение.
Ему же помогут?
Её же спасут? Она же будет жить?
Почему люди задают такие одинаковые вопросы? Погибающий китёнок перед тобой или умирающий ребёнок, вопросы слишком о д и н а к о в ы. Он болезненно хмурится, ломаясь изнутри под тяжестью воспоминаний; он перестаёт слышать из-за громких голосов и звуков, смешивающихся в голове. Ничего не отвечает. Когда все и всё обречены, отвечать очень сложно, а ему приходилось. Он не хочет отвечать. Не сможет, лишь извиняющиеся смотря на Лили, которая ждала ответа.
Возможно малыш болен.
Возможно понадобится операция.
Долго не протянет.
Долго не проживёт, максимум три месяца.
Этот малыш лежит на песке и постепенно угасает, а шансов на спасение всё меньше; на больничной койке когда-то лежал ребёнок и угасал с улыбкой на бледном лице, и у него вовсе не было шансов на спасение. На самом деле это пытка, кошмарная пытка, и кто-то должен идти на это добровольно, заявляя однажды родителям «я хочу стать врачом, я поступлю в медицинский”. А потом ты смотришь на умирающего ребёнка кита и вспоминаешь своих умерших пациентов, возвращаешься на своё кладбище и извиняешься, потому что не принёс цветов. Каждый думал о своём, для каждого это имело особое значение. Для кого-то это особо больно, потому что мать ребёнка отчаянно ищет его и возможно, тоскует; для кого-то это особо невыносимо, потому что вопрос смерти всегда невыносимый. У него на лице прохладное равнодушие, но внимательность в глазах; он был готов сделать всё, что скажет этот человек, не для себя, не для бедного китёнка, скорее для н е ё. Быть может, ей не придётся сегодня видеть смерть. Он отчаянно желает, чтобы она никогда не видела с м е р т ь. Смерть кита или смерть человека — это всё равно смерть. Плохая идея, позволять ей носить туда-сюда вёдра с водой, поэтому Крис быстро отнимает это занятие и молча подключается к таким же неравнодушным защитникам природы. Этот процесс превращается в бесконечность, от кромки берега до малыша, и так раз за разом, без остановки. А она говорила с ним в своей особенной манере, она оставалась мисс Лили даже сейчас, умоляя китёнка подождать и не сдаваться.
Ты не можешь сдаться... ты не можешь сдаться.
Мы делаем всё возможное, чтобы она не сдавалась.
Крис чувствует себя определённо беспомощным и это чувство очень ярко светит внутри, напоминая о собственной никчёмности, и думать, что ты не неудачник слишком сложно, даже вспоминая её слова, сказанные тем вечером. Ему не хочется видеть её такой, а оказывается, может быть и хуже, просто никто не умеет предсказывать будущее. Они продолжали зачерпывать воду и выливать на малыша, они продолжали делать всё возможное, где-то за спинами раздавались приглушённые всплески и были слышны звуки, зовущие д о м о й.
Становится ясно, что здешние службы работают ужасно безответственно, и это касается не только погибающего китёнка; здесь погибают и голодают дети, люди за несчастную оплату непосильно трудятся, и кому-то совершенно наплевать. В такие моменты осознания хочется тихо порадоваться тому, что ты можешь что-то сделать, ведь можешь. Непозволительно в их положении наблюдать за такими вопиющими беспорядками и нарушениями. Эти люди, чёрт возьми слишком долго добирались сюда, и даже от них пользы оказалось мало.
Сжимая её плечи, он наблюдал за этим, наверное, слишком спокойно и слишком жестоко, бесчеловечно, но на лице в полумраке лунной ночи можно прочесть «мне тоже больно». Время уплывает, облака проплывают, лунный свет режет своей серебряной яркостью, голоса касаются слуха и кажутся очень далёкими, очень глухими. Они пытались его спасти, его мать пыталась звать всё громче, пыталась подплыть всё ближе, опасно ближе. Возвращать Лили на берег приходится, немного приложив силу, иначе она бы простояла в воде всю ночь.
Он опускается рядом и задумчиво смотрит вдаль, чувствует тяжесть на плече, прижимается щекой к волосам, непременно пахнущим океаном.
Не могу пойти домой.
Я никуда не уйду от моей девочки.
Люди в похожих ситуациях настолько похожи, и почему он думает об этом? Он бы хотел не думать, потому что это всего лишь китёнок, это всего лишь типичная ситуация и кто-то ежедневно сталкивается с этим. Зачем разводить трагедию? Однако со своим здравым смыслом и жестоким реализмом он немного опоздал.
Песни китов невероятно грустные, а особенно когда мать зовёт своё дитя домой. Это сковывает, вынуждает ощутить какую-то вину, будто ты не смог помочь вернуться малышу домой и его мать будет тебя обвинять. Одна мать его обвиняла, и это было страшнее песни кита. Это были раздирающие душу рыдания, угрозы и сносящий поток бранных слов. Отчаянный крик матери - они все слышат и все замирают, понимая, что...
Давайте остановимся на этом, пожалуйста.
Он снова ничего не может сделать, только быть рядом, держать за руку и подставлять своё плечо. А кто-то, ещё один любитель реализма видимо, решает вынести приговор не в самый подходящий момент или не в самом подходящем месте. Лили напрочь отказывается принимать эту реальность и протестует как может, из всех своих сил, кажется. Да, это ребёнок, о котором и они думали; да, это несправедливо и жестоко, но пора бы остановиться. Он накрывает её руки и уже не пытается скрыть во взгляде этой обречённости и уверенности что так будет лучше; а будет лучше просто прекратить, остановить страдания умирающего существа. Такого не сделаешь с людьми, и они мучаются, а эти мучения — это порой хуже вида смерти. А животным всё ещё можно помочь, спасая их от боли, которую они могут не чувствовать. Поэтому, сегодня Крис не поддерживал Лили, становясь на сторону бесчувственных пусть, реалистов.
Прошло довольно много времени. Наконец-то люди подходят к самому разумному решению. Стоило сделать это раньше и не мучить в с е х, на самом деле, хочется спать.
Как вы можете быть таким чёрствым? Скажите, что это неправда!
Скажи, что это неправда.
Крис молчит, взглядом говоря, что это п р а в д а. Он здорово натренирован и сейчас ему совсем не трудно сказать это, посмотреть и сказать это. Так ж е с т о к о. Он может только обнимать, обнимать и это всё, всё что остаётся сейчас делать. Давайте закончим со всем побыстрее. Или этот кошмар будет длится вечно? Его личный кошмар грозится стать вечным. Ему очень плохо от того, что самое простое и банальное - поддержать, не может сделать; не может сказать ей, что всё будет в порядке, потому что это неправда. Неправда, чёрт возьми. Утешать себя ложью и принимать её за желаемую правду — это опасно, это вызывает зависимость. Она выпутывается, он опускает руки, отстранёно и холодно наблюдая за этим.
Да, Лили, ты очень похожа на них. Я понимаю тебя, но от этого понимая легче не станет.
Самое время остановиться, пора её остановить, иначе ситуация выйдет из-под контроля, если ещё не вышла. Крис срывается с места, больше не в силах терпеть, хватает за руку, тянет на себя и захватывает в крепкие объятья со спины.
- Лили, пожалуйста... - тихо, надрывно, отчаянно и с мольбой в дрогнувшем голосе. Может быть, она не услышала, может быть Господь решил, что его ещё немного нужно помучить, свести с ума, добивая криками прошлого.
- Нет, Лили, нет.... это уже слишком... - голос громче и настойчивее, объятья крепче.
Я не могу этого сделать. Я больше ничего не могу сделать.
- Лили! Прошу тебя... - прошу тебя, успокойся, не надо так делать, просто не надо.
Укол не помог. Он сдерживает из последних сил. Винтовка — это хорошее решение. Разворачивает настойчиво, сжимая плечи, не позволяя ей сопротивляться.
Время смерти... время смерти... время смерти...
Время смерти — это неизбежно. Мучения обрываются. Малыш умирает. Песня стихает. Океанские волны плещутся. Солнце расцветает яркими лучами.
А вы знаете как это, объявлять время смерти ребёнка?
Она рыдала, а он обнимал как никогда крепко.
Иногда человеку нужно позволить сделать это, разрыдаться и выпустить наружу всю боль, чтобы внутри не оставалось этого комка. Иногда и особенно сейчас он считал, что не стоит её успокаивать, она должна была поплакать.
- Это был мой осознанный выбор. Каждый студент, поступающий в медицинскую школу должен ясно осознавать, что на его глазах будут умирать люди. Все шесть лет он готовится к этому, чтобы потом... - взгляд делается задумчиво-тусклым. - чтобы потом холодно и отстранёно констатировать факт наступления смерти, - и сейчас это звучит холодно-отстранёно. - Я всегда готов к этому, и это не очень приятный факт о врачах, - не очень приятно подобное узнавать и слышать от своего мужа? Но, Лили обхватывает его лицо руками и касается губами лба, а он нежно улыбается, поглаживая ладонями плечи.
- Обещаю, теперь я буду пережить всё только с тобой. Только ты тоже должна подготовиться к этому.
Потому что это может случится в любой миг, когда не ждёшь, когда обманываешься приятным для слуха и сердца «всё хорошо”.
Благотворительный фонд - отличная идея.
* * *
Просыпаться Крис не хочет, потому что ему снится самый разгар какой-то мега важной операции, и он определённо человек, ненормально одержимый своей работой. Кроме того, как заклипировать чёртову аневризму его ничего не беспокоит, даже собственный день рождения, о котором удачно з а б ы л. Знаете, что странно? Странно то, что в операционной кто-то вдруг начинает кричать «код синий», когда пациент уже без сознания и его жизнь активно спасается. Тем не менее, код синий всегда срабатывает и Крис [невозможно назвать его нормальным] подрывается, отрывается от подушки и перепугано оглядывается. Слышится песенка и приятный голос, к кровати приближается о н а и это всё не очень похоже на больницу и ситуацию «код синий».
- Я прибью его, - звучит действительно угрожающе, и он довольно быстро понимает, какой гений подкинул эту идею Лили. Убить его мало, на самом деле, потому что Крис мог выкинуть что угодно на э т о.
Улыбается криво, но вполне счастливо и осматривает тринадцать свечей; ему не пришлось пересчитывать, получилось машинально и он не против тринадцати свечей. Вдыхает поглубже и выдувает тёплый воздух, огоньки дрогнут, прежде чем погаснуть. Конечно же, какой праздник без взбитых сливках на лицах? Толком не успев проснуться и стряхнуть сонливость, он, вполне послушный и неподвижный терпит это сладкое, липкое издевательство. Усы ему действительно не идут и это даже проверено. Однако терпеть т а к о е в одиночку не собирается, пачкает свой палец в воздушных сливках и проводит по щеке с довольным видом. Крис не Крис, если не возьмётся по-детски мстить.
- Сливкам всё равно, чей это день рождения... тебе так идёт, боже, - начинает смеяться, вырисовывая белой, липкой краской что-то непонятное на лице, и каким образом это ей идёт, тоже не понятно. - Куда это ты собралась? Стоять! - весело кричит вслед убегающей Лили, не заставляет себя ждать, резко вскакивает откидывая одеяло. Он безумно любит дурачиться, ловить в объятья и щекотать до истеричного смеха. Ему просто нравится, как большому, взрослому ребёнку. Смех рассыпается по всему дому [а что случилось с Джозефом?], Крис неприлично хохочет, собираясь испачкать Лили кремом с ног до головы. После долгих, сладких поцелуев в губы невозможно не заключить, что торт очень вкусный.
- Очень, - прошепчет, и снова накроет губы, на которых белоснежные кремовые остатки, без шансов и возможности оторваться; очень с л а д к о, очень приятно, мышцы живота сжимаются, хочется б о л ь ш е.
Плотная темнота спадает с глаз, перед ним возникает нечто невероятное и вниманием мгновенно завладевает львёнок, прыгнувший на ногу в самый подходящий момент. Сюрприз определённо удался, потому что первые минуты он молчал, потеряв дар речи. Смотрит на Лили завороженно-восторженно, опускает голову и улыбается широко. Малышу не понадобилось много времени чтобы привыкнуть и его моментально заинтересовали болтающиеся шнурки на кроссовках. С кроссовками можно будет попрощаться, а вот львёнок до нельзя славный и Крис кажется, пропадает. Пока Лили отходит поговорить и сделать пару фотографий, он охотно становится частью небольшого, львиного мира. Найти общий язык со львятами оказалось не сложнее, чем с малышом Тео. Они играются точно большие котята, впрочем, многие куда больше взрослых котов, падают на спины, позволяют почесать животик, правда, рискуешь остаться с покусанной или поцарапанной рукой; они просто очень любят играть и Крис прямо-таки заигрывается с ними, забывая о времени. Любвеобильность в данном случае невероятно взаимна и ему нравится эта львиная оккупация. Малыши не возражают, когда их тискают и обнимают будто мягкие игрушки, напротив, прикрывают глаза и даже издают нечто вроде мурлыканья вперемешку с рычанием.
Фади успел стать его любимчиком за непродолжительное время. Он встречает своевольного львёнка с огромным энтузиазмом и радостью, когда тот опускает лапы на плечи. Они начинают дурачиться и бодаться, Крис стукается лбом о львиный лоб и кажется, обоим эта игра пришлась по душе. А потом Фади начинает пытаться повалить своего друга-человека или что это он творит? Бьёт лапами по лицу, бодается, заставляя пошатываться и терять равновесие. Лили даже запечатлела этот момент; интересно, его лицо не слишком перекошено на фото? В общем-то, всё оставшееся время Крис проводил со своим любимцем Фади и охотно поглаживал его плюшевое, мягкое пузико.
- Мы не скажем ему об этом, - поморщится, руку перехватят львиные лапки и благо малыш не додумался облизать их или погрызть своими крепкими, уже достаточно острыми зубами. У них невероятно любовь, даже запредельная, и прощание с этой крохой будет болезненным. О том, что их можно усыновлять, Робинсон благополучно прослушал и начал вникать в суть разговора только когда девушка рассмеялась.
- Станет королём, а потом изгнанником... - не очень весело ворчит себе под нос, хорошо осведомлённый о судьбах королей всех зверей. - Ты не должен показывать свою слабость, слышишь? Ты же мужчина, и я не хочу однажды прийти на твою могилку... только потому, что ты позволил изгнать себя. Ты слышишь меня?!
Фади плохо слышал, шевелил ушами, но в основном его интересовали плечи и лицо, по которому можно бить лапами. - Никакой серьёзности, Фади, - говорит с упрёком, отворачиваясь будто с обидой, а львёнок пытается вернуть голову в прежнее положение; львёнок удивительно внимательно смотрел в его глаза.
А потом Крис узнал, что они усыновили льва и теперь у него есть все права отчитывать этого непослушного ребёнка.
Лучшего подарка он и представить не мог.
С жирафами, которые отличаются своей «параллельностью» ко всему, у него сложились не прояснённые отношения, как и со страусами. Он мог простить сворованный хлеб, потому что сам не хотел его есть, правда, на зло этому существу мог бы и захотеть, а вот дальнейшие выходки напрочь отказывается прощать. У него здесь планы срываются. Всё лицо влажное, неприятно обслюнявленное и жирафа провожает не самый добрый взгляд; благо поблизости не было какого-нибудь ружья, эти звери с позицией «мне всё фиолетово» начинают слишком раздражать, и вообще, Крис рад что не живёт здесь. Медового месяца достаточно.
- Брось, Лили, тебе придётся смириться с этим, иначе... откуда детям браться? И знаешь, я не умею держать себя в руках.
Он был настроен категорично и серьёзно, не собираясь мириться с этим положением и заявлением мол поцелуев на сегодня достаточно.
- А ты повелась? - неожиданно вырывается с каким-то ужасным ужасом. - Все мужчины так говорят, - отворачивает голову к окну, забрызганному дождевыми каплями. - «Ты такая красивая, ты не красивая, ты очень красивая», - будто пытается передразнить всех мужчин и самого себя, строя разнообразные гримасы. - а вы их головах пошлые мысли, наверное, у меня тоже были пошлые мысли, - покачает головой, снова посмотрит на неё, ловя улыбку и отправляя в сундучок «улыбок Лили»; если его открыть, можно ослепнуть, потому что улыбки Лили невероятно яркие и прекрасно сияющие. - Мама как раз знала об этом, о мыслях мужчин, когда они говорят эту фразу, - усмехается. Однако тогда ничего не произошло, они, как ни странно, сдерживались и не позволяли перейти ч е р т у. А сегодня позволят?
- Тебе это так интересно? - кривится. - Лично мне не очень, даже знать не хочу как это было. Странно представлять родителей на своём месте, - кажется, его взгляд и голос тоже воплощают глубокую задумчивость. Сегодня определённо позволят. Он смотрит на неё предельно серьёзно, слишком хорошо чувствует на своих губах подушечки её пальцев, слишком пристально следит за её глазами. Окутывает томящий туман, отделяя от дождливого мира, от барабанящих капель по крыше и окнам; он и целует на этот раз с серьёзным выражением, неторопливо, растягивая время и стараясь равномерно дышать. Ощущая ладонь на груди, рвётся вперёд, ещё ближе к ней, а сердце позволяет себя почувствовать, начиная выбиваться из грудной клетки, порывисто и неровно; прикосновения к обнажённой коже чрезмерно с ума сводящие, поджигают пламя желаний изнутри. Он весь воспламеняется и пылкий поцелуй нещадно сбивает размеренное дыхание, превращая в тяжёлое и прерывистое. Они вместе начинают гореть, вместе неровно дышат и оба хотят одного, или хотят друг друга прямо здесь и сейчас. Крис усмехается, падает на спину, утягивая в бесконечное падение за собой. Прижимает ещё крепче, целует пылая ещё большей страстью, пальцы путаются в волосах; разжигается ещё хлеще от её ж а р а и горячего тела. Ароматы мёда и спелых фруктов, отдающиеся вином, пьянят; руки скользят по обнажённым плечам, одежда слетает слишком легко, падая на тёмное дно машины; пальцы юрко расстёгивают застёжку бюстгальтера, он открывает глаза лишь на мгновение взглянуть ей в глаза и продолжить сходить с ума. Под её руками сгорает, испепеляется, сладостное томление расплывается по всему телу. До приятного покалывания невыносимо, а пламя выплёскивается в поцелуях, расцветающих на подзагоревшей коже пышными, алыми цветами. Он безумно любит её руки, касающиеся разгорячённого тела всё смелее и ощутимее.
- Лили... - сиплый шёпот растворяется в раскалённом до невыносимого жара воздухе. Губы и руки побывали повсюду и каждый раз — это нечто н о в о е, каждый раз на другой никогда не будет похож. Он наслаждается ароматом своей расцветающей лилии, отдавая всего себя чтобы она расцветала ещё б о л ь ш е.
Выдыхает, открывает глаза, грудная клетке вздымается и опадает, светлые волосы слипаются от влаги, по виску пробежится одна потная капля, по телу расплывётся ощущение полнейшего удовлетворения. Х о р о ш о. Ничего не хочется больше, только вдыхать и выдыхать её аромат, смотреть ей в глаза, забываясь. У него, кажется, не осталось с и л отвечать - точно получится. Улыбается лишь слабо, смыкая веки на минуту и проводя ладонью по обнажённой спине, сверху которой легла хлопковая футболка.
- Шортики меня особо печалят, - севший, сиплый голос, совсем тихий. Лили была права, очень права, потому что в Лондоне действительно поджидали м о н с т р ы и пугающие, чёрные тени. Лондон — это совершенно другое и об этом приходится думать, к этому приходится возвращаться, и это вызывает лишь серьёзность и мрачность его лица.
- Ты же знаешь, я не смогу мириться с монстрами, я буду бороться, пока... - снова закрывает глаза, ощущая отлив сил и тяжесть, тяжесть то ли от мрачных размышлений, то ли от нескольких часов их страстно-бурной близости в тесном салоне автомобиля. Глубокий вдох, будто иначе не сможет дышать, задохнётся. - пока не справлюсь с ними, или они со мной.
Он признавал возможность поражения и даже был готов.
- Я тоже люблю тебя, Лили. И я надеюсь, эта любовь даст мне сил, чтобы выстоять даже в случае поражения. Всё будет хорошо, милая.
Пока мы вместе, всё будет хорошо.
Это был невероятный медовый месяц, навсегда запечатлевшийся в наших сердцах.
* * *
По возвращению домой начали происходить странности и эти странности напоминали начало счастливого периода длинной в девять месяцев. Правда, никто этого не замечал в упор, из-за чего Крис решил тоже не замечать и решить, что всё пройдёт. Сила любви такова, что ты готова съесть всё, что она готовит, даже если это есть невозможно. Впрочем, Крис вечно о чём-то усиленно думал во время еды и порой не замечал её вкуса, а порой заметно кривился, но мужественно продолжал есть. Однако, в то субботнее утро решил, что любовь здесь не поможет и Лили не очень обидеться. На вопрос Тома он отреагировал каким-то резким, недовольным взглядом. В кого могла влюбиться его жена? Разве что в своего мужа, только ещё больше, но оправдание для пересоленной яичницы так себе. В итоге они с Томом спасались хлопьями с молоком, потому что Крис честно признался, что так больше не может продолжаться, и как врача, его беспокоит это странное изменение её вкусов. А потом его заставили надеть этот цилиндр [боже как они умудрились сделать это] и вся семья дружно отправилась на королевские скачки. Спасибо тому, кто предложил цилиндр чуть меньше и ниже обычных, что немного меньше смущало. Стоит отметить, что он ненавидит цилиндры. Потом им пришлось говорить с людьми, позировать официальным фотографам, улыбаться и выглядеть по протоколу, не иначе. Потом с ними решил завести беседу лорд Беркшир, и это означало что беседа затянется. Крис начинает чувствовать неладное, кратко отвечает «да», вскоре ловит взгляд Лили и понимает что необходимо спасать положение, а в голове ни одного варианта как отвлечь этого сэра и что вообще ему интересно. В общем-то, Робинсон успел поднять тему о вымирании пингвинов где-то на другом конце света, избавляя всех от катастрофы. Они весьма чинно и правильно беседовали о пингвинах. Итак, Лили вырвало, Крис смотрел на неё предельно внимательно и выгибал бровь, потому что не представлял как можно отравиться пересоленной яичницей. Нет, Лили, дело явно не в отравлении.
Всё дело в том, что одним ранним утром после его ночной смены, ей снова было нехорошо. Предположение об отравлении окончательно стирается из списка причин.
- В таком случае не желаешь посетить гастроэнтеролога? У меня есть один хороший знакомый, - пробурчал он недовольно, закрывая глаза. Её обещание проверить не особо удовлетворило, будто она забудет об этом в следующую минуту. Так и случилось.
Доктор Робинсон очень сосредоточенно вводил иглу в подпаутинное пространство спинного мозга пациента, и в это время медсестра тонким голоском прощебетала что его вызывают и это очень срочно. Засев в манипуляционной, он потерял связь с миром и не знал, что за стенами, окнами и дверьми происходит. А происходило живое и активное обсуждение последних новостей. Её Высочество Лилиан упала в обморок. Пациента пришлось оставить, или точнее, доверить в руки другого врача и немедленно покинуть больницу. Впрочем, этому очень хорошо способствовал Джонни, и его даже не волновало то, что из пациента торчала игла, введённая лишь наполовину. Завершить процедуру, разумеется, никто не позволил. В салоне автомобиля царило сковывающие напряжение и бездонная тишина; Крис очень хорошо раздумывал, сопоставляя симптомы, которых становится всё больше. Если тот раз был отравлением, на этот раз все решили, что у неё опухоль головного мозга? Ему захотелось не очень прилично и красноречиво высказаться на этот счёт, но сдержанность превыше всего. Раздражение и полное непонимание людей выявлялось лишь через движения и решительные шаги, когда они прибыли во дворец. Он решил, что это издевательство, не иначе. После пункции у него действительно была запланирована важная операция и передавать её в чужие руки, пусть даже лучших медиков страны никак не собирался.
Перед ними раскрывают двери, ведущие в её комнату, и он сразу же осматривает Лили очень внимательным взглядом, дабы исключить самое страшное. Больные люди выглядят немного иначе, или много иначе; люди, которым осталось недолго, совсем другие. За спиной всё ещё стоит Джонни и очень хочется попросить его выйти, но Крис делает шаг вперёд, ещё один шаг и обнимает Лили в ответ. Рукой проводит по волосам, поднимает взгляд на настенные часы, прикидывая сколько остаётся до операции и сколько займёт времени разобраться с этим всем переполохом. Не очень-то он и любил разводить драмы. Особенно беспричинные.
- Не плачь, всё хорошо, слышишь? Всё в порядке.
У этой драмы слишком много наблюдателей. Раздражает.
- Я полагаю, ничего страшного не произошло.
Выпрямляя спину, он позволяет себе произнести эти слова довольно твёрдо и уверенно в присутствии её родителей и Джонни. Да, Крис, позволяешь себе ты слишком много.
Крис догадывался, но не торопился, и пока эти догадки не ощущались счастливыми из-за переполоха на пустом месте. Конечно же, пресса постаралась, конечно же, для них это сенсация и повод усилить шпионаж за королевской семьёй, дабы выбить заявление о смертельной болезни или что-то вроде. Не передать как сильно это выворачивает внутренности; нервы сжимаются в пульсирующий комок, и он пытается улыбнуться.
- Очень рано говорить об этом, никаких признаков. Если то самое, оно не будет проявляться таким образом на ранней стадии. Даже если она к этому предрасположена, я очень сомневаюсь. Обморок — это симптом ещё тысячи болезней, а иногда это вовсе не болезнь, а реакция организма. Не стоит заходить так далеко раньше времени. Я буду лучше присматривать за ней.
Надо было ещё раньше начать лучше присматривать и просто купить тест, серьёзно.
* * *
В его голове чаще крутилось «какие они все идиоты», чем «быть может она беременна», и сейчас идиотами были эти двое, врезавшиеся друг в друга, из-за чего стоять в пробке придётся на час дольше. Кристофер ненавидит ждать и не ждёт, при первой же возможности заворачивает в переулок, включает навигатор и доверяется этому устройству целиком. Тут и зазвонил телефон, и он не догадывался что трубку брать не стоит. Напротив, после последних событий он принимает вызов от Лили быстрее чем когда-либо. Раздаётся тонкий голос, брови подпрыгивают, внимательно прислушивается. Пришла анализы. Сердце на секунду сжимается в ожидании. Однако его всё это немного меньше пугает, по причине я-же-врач. Он же врач сразу же возьмётся за лечение любого диагноза и не позволит развозить излишнюю, никому не нужную драму. Может быть, не очень здорово выйти замуж за врача.
- Да-да, я в машине, - говорит торопливо, чтобы она быстрее перешла к с у т и. Аптека ни о чём не говорит, совсем ни о чём. Аскорбиновая кислота, салфетки... Крис совершенно не понимает к чему всё идёт и кажется, это не самая суть. Ей или просто хотелось поговорить от хорошего настроения или сообщить нечто радостное и важное.
А это о чём-то говорит?
- Тест? Ты таки решила проверить? Без проблем, я как раз... проезжаю мимо какой-то аптеки, - выглядывает в окно, опуская пуленепробиваемое стекло [серьёзно, пуленепробиваемое], и всматриваясь в аптечную вывеску на какой-то серой, неприглядной и очень тихой улочке. Ему ещё понравится возвращаться домой в объезд, по новому пути.
- Ладно, милая, я скоро буду.
Нет, в столб он не врезался, потому что тест на беременность ещё не значит, что ответ будет положительным. Разве что, он мог бы врезаться от счастья, потому что она решила наконец-то проверить э т о. А парень-фармацевт смотрел на него внимательно и... с сожалением? Крис попросил пять штук, на всякий случай и набрал целый запас аскорбиновой кислоты.
- В стране ожидается пополнение?
Крис широко усмехается.
- Сестра попросила. Знаете, для неё это шок, она очень боится детей.
- И она любит аскорбинки?
- Нет, моя жена любит их. Можете рассказывать об этом своим покупателям, уверен, продажи подпрыгнут до потолка.
Подмигнёт молодому фармацевту, покидая аптеку. Этот день стал памятным для всех.
«Ты прикинь, чувак, сестра герцога Кембриджского беременна!»
Скарлетт будет счастлива.
А дальше, дальше он начал торопиться, снова и снова связывая симптомы в единую цепочку и понимая, что вероятность того, что Лили беременна девяносто девять процентов. На самом деле, это огромное счастье, которое в аптеке теплилось внутри, а теперь расплёскивается повсюду. Благо он выехал из незнакомой местности, не заблудился и не врезался в чей-то заборчик, или пышный, цветущий кустарник. Торопливо покинув салон авто, оборачивается, задирает голову и улыбается, кажется, очень счастливо. Хотя, он рассчитывал на приватную беседу внутри дома, эти расчёты подвели, как только голос Лили стал очень громким. Во всём виноват Джордж. У него проскользнула любопытная мысль касаемо теста, ведь и без него доктор, видимо, сообщил эту радостную новость; а теперь отец не родившегося ребёнка в серьёзной опасности. В общем-то, она сообщает об этом очень радостно и громко, а он опасливо осматривается по сторонам, боясь заметить, как кто-то из соседей дёргает шторку и смотрит в окно. Да, непросто жить по соседству с молодожёнами, никакого п о к о я.
У нас получился Джордж, и это вовсе не мидии, какое с ч а с т ь е.
Он наконец-то выдыхает с облегчением, потому что продолжение обещает быть в приватной обстановке, хотя теперь все соседи знают о том, что у них получился Джордж. Он поднимается по лестнице не спеша, и раскрывает свои объятья, а они ловко, птичкой порхает в них. Боже, сколько счастья в этих янтарных глазах, сколько звонкой радости в смехе, просто невозможно не раствориться, не улыбнуться в ответ.
- Это замечательная новость, милая, - если он кажется спокойным, то наверное осознание ещё не пришло, ещё не озарило, ещё немного не верится; он завороженно наблюдает за ней, сцепляя пальцы своих рук на её пояснице. Это настолько замечательная новость, что сердце замирает. Он целует её губы с какой-то благодарностью, а потом подхватывает на руки и поднимается по этой лестнице; а потом захлопываются двери спальни.
А вы знаете, что такое счастье?
Счастье, это когда твоя любимая смеётся и три раза повторяет что беременна, и ты понимаешь, что через каких-то восемь месяцев увидишь своего ребёнка и это на всю жизнь; счастье, это когда она в твоих объятьях, когда она так легко парит по лестнице в лёгком платье; счастье - это ощущение, дарящие крылья за спиной и открывающие небосводы.
- Ты только подумай, у нас будет ребёнок, - прошепчет он, растворяясь в этом счастье.
ᅠᅠ
ᅠᅠ
[/float] Я сидела за столом, осторожно подчищая вилкой тарелку и пытаясь выглядеть хотя бы немного достойно – на самом деле очень хотелось совершенно неприлично засунуть себе в рот целую ножку. Дело наверное было снова в лимонном соке, с которым курицу сегодня подавали. Но я все елозила по тарелке ножом и вилкой, отправляя в рот маленькие кусочки мясного лакомства и иногда притрагиваясь к соку. От аперитива я отказалась – не думаю, что для беременных, а особенно на первом месяце это полезно. За это время я успела забыть каково это – обедать в Букингемском дворце. Я привыкла к уютной столовой теплых оттенков Кенсингтонского дворца, где мы не баловали себя каким-то обилием блюд, зато баловали себя вниманием друг друга – в этой столовой нас было всего лишь двое. Мы могли шутить, улыбаясь друг другу, я постоянно успевала подкладывать что-то в твою тарелку, все также пытливо вглядываясь тебе в лицо в том случае, когда хотела узнать твое мнение по поводу еды – к счастью со временем мои вкусовые рецепторы восстановили свою правильную работу и я могла с удовольствием заниматься кулинарией, выполняя свои фантазии в действие – встречать тебя запахами яблочных шарлоток, спрашивать о том, как прошел день в больнице и так далее. Я была самой счастливой женушкой на свете, а с возможным появлением в нашей жизни Джорджа кажется даже стала даже счастливее. Я не замечала особенных перемен в настроении, токсикоз мучил…ладно, хорошо меня все также тошнило, все также тянуло на какое-нибудь определенное блюдо, как например вот сейчас, когда я не могла оторваться от курицы, но в общем я была вполне счастлива. Итак, я привыкла к нашему маленькому личному миру совершенно полностью – не хотелось думать о том, что когда-нибудь меня могут вырвать из моего мира. А случиться это может лишь в одном случае, которой… нет, не хочу об этом думать. 
[/float]— Что, малыш, папочка приехал? – не думаю, что столь пожилой джентльмен, как мой спаниель, что Крис являлся его папочкой, но так как мы все так или иначе жили вместе значило то, что стоит к этому привыкать. Собаки удивительно чье-то приближение чувствуют. В данном случае для меня это было удобством. Стоило снова сесть на подоконник, пусть твое выражение лица и менялось каждый раз, когда ты в моем положении видел меня сидящей на подоконнике и взмахивающей тебе рукой. А мог бы и порадоваться. 
[/float]Джонни нравилось, что в канцелярии, которая занимала отдельный этаж во дворце, существовала своя иерархия и все работало как часы. Он любил часы – одна из немногих, не считая реконструкции исторических сражений [его невыносимый брат называл это «игрой в солдатики» и постоянно советовал найти женщину, но где был его брат и где был Джонни?], было его страстью. В выдвижном ящике его дома главного секретаря аккуратно лежали часы, рассортированные по маркам. Часы никогда не врали – только если у них садилась батарейка. Механизм часов тонок и сложен – он состоит из мельчайших деталей. Точно также была устроена и канцелярия. Наборщицы текста на компьютере, которым постоянно говорили «перепечатать», даже на них не глядя; мальчики на побегушках, которые таскали ящики с канцелярией с этажа на этаж и однажды мечтающие стать хотя бы младшими секретарями. Детские мечты. У одного такого он отобрал рисунок [хорошо рисовать на казённой бумаге?], на котором он с большим удовольствием чиркал простым карандашом и успел нарисовать настоящую карикатуру. Джонни привык, что в основном все здесь придумывают шутки, рисуют карикатуры именно на него. На этот раз его изобразили в виде Эго – кулинарного критика из мультфильма «Рататуй». 
[/float]Мы были на рождественской ярмарке где-то в двух часах езды от Лондона. Я хотела купить кое-каких сувениров и украшений для дома, игрушек на елку [мне хотелось сделать так, чтобы у нашей елки были свои игрушки и нужно же с чего начинать историю], а еще отличных свечей из пчелиного воска, которые можно будет зажечь на рождественском столе. От свечей так прекрасно и уютно пахло медом, что я не смогла удержаться…как и от того, чтобы не скупить на ярмарке все сладости из возможных. Ела я действительно за двоих, при этом и без того напоминая неуклюжего медвежонка, на которого надели меховую шапку под старину, красный шарф [тот самый, который мне подарил на День Рождения] и голубое аккуратное пальто. Благодаря животику, эта вздувалось оно так вздувалась, что со стороны казалось, что я очень непропорциональная девушка, которая весит центнер. Действительно этакий колобок на ножках. А так как ела я за двоих, то было бы странно – пройди я мимо палаток со сладостями. На рождественских ярмарках Англии их великое множество. 
[/float]Мой подбородок задрожал, но я лишь вздернула его повыше. Джорджи толкнулся одной ногой, упираясь в стенки животика – несильно, будто вопросительно: «Как вы там?». Когда он так делал, меня топила совершенно бездонная любовь к нему, а сейчас хотелось расплакаться. Складываю руки перед собой в типичной королевской позе – заодно мне казалось, что так я могу его защищать. 
[/float]— Я понимаю, Крис. — это было первое, что ты услышал от меня. Дрогнувшим голосом, казавшимся испуганным. — Ты – это ты. Человек которого я полюбила потому что он такой. Доктор Робинсон, — улыбка кажется неестественной. — И я бы и теперь поняла. Но я беременна. Это то, что для меня является главным. Даже главнее моей короны. Может быть сегодня мне нужен был мой муж… Все хорошо, только вот… — предательская пауза, опускаю голову, разглядывая ступени обитые красным бархатом. Букингем вечно казался аляпистым и от него уставали глаза. Но мне нужно было сюда вернуться именно сегодня. —… скажи мне почему меня защищал и был рядом со мной в самый страшный момент моей жизни чужой мужчина, который оказался ближе. Я ужасно устала за сегодня, — я разворачиваюсь и поднимаюсь наверх, оказываясь в тепле знакомого крыла из 19 комнат и пытаясь больше не возвращаться к этой теме. 
[/float]Джонни пребывал в настроении, которое можно было назвать упадническим. Проше говоря он был в крайней степени раздражения. Даже сломал карандаш в точилке, что разозлило еще больше. Когда они получили запись с камер видеонаблюдения вагона, а также те записи, которые снимали люди исподтишка пришлось поработать над тем, чтобы по сети они не распространялись. Потому что там была королевская семья, да и такие вещи не для всемирного просмотра. Проблема в том, что каким-то чертовым образом королева эти записи посмотрела еще во время встречи с министром внутренних дел, после вызвала его и спросила: «Что это такое?». А именно – как так вышло, что члены королевской семьи подверглись такой угрозе, где была охрана, каким образом террористку выпустили вагон с ее дочерью и кто позволил ее зятю так рисковать. Попало Джонни, а Джонни вообще выговоров никогда не получал. И вот теперь – пятно в карьере, его отчитывают словно младшего секретаря, даже неловко стало. Ладно когда герцог называет Википедией, но королева никогда. Никогда не говорила, что разочарована. И причем здесь о н? В поисках виновных, он в итоге встретился с начальником службы безопасности, сидя перед ним и иногда кисло улыбаясь. Улыбка впрочем мгновенно исчезала с его лица. 
[/float]— Боже, я так волнуюсь, — возбужденным шепотом, как будто это его посвящение в рыцари или выпуск из армии или еще что-то. Или это бродвейский спектакль, а вовсе не мюзикл. Наверное, мои гормоны работают против меня. Или же особенным образом. Я даже руку Криса сжимаю слишком крепко, очень надеясь, что фотографы не будут слишком докучать нам во время рождественского концерта. — Это первый раз, когда он захотел кого-то позвать и это мы, это просто чудесно! 
[/float]Я действительно гордилась. И столько всего не знала. И только тогда тень волнения и сомнения убежала с его лица и я увидела ту самую улыбку своего младшего брата – она всегда оставалась удивительно открытой, когда он улыбался с удовольствием, почти что по-детски – за редким исключением он улыбался так на камеры. Пожалуй, этот ребенок очень хочет моей смерти, потекшей туши [почему я не воспользовалась водостойкой?]. Он даже кажется выдохнул. Кто-то подарил своим детям, задействованным в концерте цветы, я трижды прокляла себя за то, что до этого не додумалась. 
[/float]— Хочешь меня переодеть? – Трина разглядывает свои коротко подстриженные ногти, которые никогда в принципе не знали такого слова, как лак, разве что бесцветное покрытие, чтобы ногти не расслаивались. Да и врачам иметь маникюр как-то неудобно. Том фыркнул, кажется покраснел немного, прежде чем закрыться в ванной на тот случай, если сумасшедшие родственники не решат пробиться с боем и совершить еще что-нибудь безумное. Я помню, как в далеком детстве, когда Тому было восемь [и он постоянно любил говорить, что ему «почти девять!»] он постоянно спрашивал меня о Трине, которая, из-за того, что в принципе обращалась с детьми со свойственной только ей иронией, относилась к нему как к взрослому и казалась ему очень крутой. Так вот помню, как он при любом удобном случае интересовался: «А Трина спрашивала обо мне?», на что получал однозначный ответ: «Да, хочет выйти за тебя замуж, ты чего!» или: «Да вот изменяет тебе с кем-то…», на что Том пыхтел и хлопал дверью своей комнаты. Было время. 
[/float]Таким образом обычные посиделки на рождественских каникул в пижамах превратились в: «Кто первый послушает животик». И в этой битве разумеется победила я, как мамочка, которой больше остальных хотелось послушать сердцебиение нашего Джо. Да и расположение я его знала лучше всех. Джо оказался скромником и очень хорошо прятался. Или неожиданно затих, явно недовольный вмешательством в свою личную жизнь. Так что я очень долго командовала «левее», «правее», пока наконец совершенно неожиданно в неясном бульканье и шуме не услышалось очень быстрое, намного более быстрое нежели у взрослого, такое трепетное: «тук-тук-тук-тук». Может Джордж очень волновался, что его так прослушивают, может это и было совершенно нормально. Но как только я услышала первый тук, мгновенно попросив всю честную компанию помолчать [не очень как-то вежливо], то на моем лице застыла самая довольная улыбка из всех возможных. 
[/float]— Лови-лови, пока не убрал! - и мы, как самые ответственные и серьезные молодые родители устраивали состязание: «Кто успеет поймать ножку Джо». Сейчас дом был полон гостей и было бы неплохо вести себя потише. Потише мы не умели по многим причинам. Джордж оказывался неожиданно смелым [видимо прослушка с помощью фонендоскопа уже изрядно закалила его нервную систему] и свои ножки никуда не убирал. Читать Джорджу сказки становилось все труднее с каждым месяцем, потому что читать прыгающие буквы как-то не очень удобно. 
[/float]Так я и лежала на кровати, прислушиваясь к тиканью часов и думая о том, что рассвет вроде бы еще не скоро, но уже вроде бы и ночь, а мерное дыхание Криса в щеку кажется очень соблазнительным. Соблазнительным на то, чтобы поспать самой, а не на…что-то другое. Я попыталась изменить положение, на что потребовалось не мало усилий, в итоге уже практически полусидя на кровати и понимая, что в таком положении спать в принципе невозможно. Я скучала по тому «золотому времени» беременности, когда животик может и был округлившимся, но не настолько, когда я чувствовала себя невероятно уверенной, почти что привлекательной и полной сил. Когда мир играл радужными красками, все казалось новым и волшебным я и сама себе казалось как никогда красивой. Сейчас же я невесело замечала, что похожа на арбуз с ножками-картошками [отеки никто не отменял] и готова поспорить, что Трина и Том на этих моих словах прыскали в кулаки, потому что утверждение было до нельзя правильным и подходящим. 
[/float]В комнате пахнет свежевыстиранным бельем [в последнее время я прошу стирать его чаще мне постоянно кажется, что все грязное] и совершенно определенным кондиционером – только его я могу выносить. Выбрали мы его методом проб и ошибок, перенюхав множество ароматов. Я в тот день превратилась в парфюмера, отвергая запахи роз и цитрусовых – мне нужна была свежесть и ненавязчивость. Я думала, если от белья будет приятно пахнуть, то и сон улучшится. В итоге от белья пахло приятно, где-то там на кровати спал Крис и это была самая чудесная вещь на свете, которую я могла себе вообразить когда-то, но я не спала. Крис спал. Я не спала. Спал. Он спит. Не говорите мне, что еще и сопит. 
[/float]— Я больше не могу… — это то ли стон, то ли плач, но звучит жалостливо и протяжно, будто если я в этом признаюсь мне могут помочь. В полумраке спальне мое лицо остается бледным, но сейчас оно наверняка опухшее и красноватое – мало симпатичного в таком виде. Будто мне мало отеков, так теперь давайте еще и нос превратится в покрасневшее недоразумение. Я шмыгаю носом, который мгновенно успел забиться – насморк у беременных кажется дело привычное, а я этим тоже периодически страдаю. «Не бывает легких беременностей» - писал какой-то умник. Написал он правду, но забыл предупредить насколько же все плохо. И самое главное, что уже завтра возможно я снова буду разговаривать с Джорджем, планировать будущее, улыбаться на слово «мамочка» и улыбаться Крису, звонко чмокая его в щеку, будто в том самом начале наших отношений. Я снова буду говорить, что «все прекрасно». До первой тяжелой ночи. А сейчас на сцене Лили-плакса, а значит все настолько трагично и плохо, будто на нас только что рухнуло небо. Вот тебе и беременность. — Крис, это выше моих сил… И не говори, что я справлюсь, я не справлюсь! — по-детски обидчиво и звонко, голос дрожит, я пытаюсь вытереть слезы. Слезы бегут только быстрее и я не успеваю. — Я не думала, что этот месяц будет таким тяжелым! Я не могу спать, потому что если я ложусь на спину, то начинаю задыхаться, у меня отеки, у меня изжога после еды, поэтому наслаждаться вкусом блюд не получается, я постоянно хочу спать, а я ведь даже его не родила… — протяжно, обхватывая голову руками. Боже, Лили, как стыдно, устраивать ему истерики посреди ночи. Как неправильно для будущей королевы. Мама наверняка вела себя во время беременности сдержанно и терпеливо. От мысли, что мне все дается хуже и я какая-то невыносимая я, кажется, расстраиваюсь еще больше и начинаю по новой. — Мне постоянно хочется лечь, но если я ложусь, то не могу встать. И еще я похожа на ходячий воздушный шар на ножках, постоянно что-то сбиваю и сил не на что не хватает, даже в порядок себя нормально привести, а я ведь не работаю, как ты. Какая уж тут может быть привлекательность! – еще одно истеричное заявление, будто кто-то в чем-то виноват. Как будто на восьмом месяце что-то может быть разрешено, кроме целомудренных поцелуев в лоб [иногда даже до губ опасно доходить, а то потом придется долго уговаривать себя в том, что нужно успокоиться и принять холодный душ]. 
[/float]— Не знаю, Крис, но кажется кое-кого надо отчитать. Боже, представляю о чем подумали эти люди. Ты подумай только об этом, — и вместо того, чтобы как я предполагала сначала всю дорогу переживать по этому поводу, говорить, что меня следует держать дома и прочее, я рассмеялась, пока чувствовала его ладонь на этом пузике. Говорят, смех продлевает жизнь. — Так чем закончилась эта комедия? Мы все просмотрели… И кстати все это ужасно больно. Намного больнее, чем раньше. Он вырос. Все дети футболисты, кажется. 
[/float]Полутьма. Лестницы. Куда-то пропала моя куртка. Передвигаться бесшумно ужасно тяжело. Только бы не сбить животом какую-нибудь чашку или тарелку, пока роюсь в холодильнике в поиске бутылки воды. В холодильнике я уже рылась сегодня, разумеется ничего не нашла из того что хотела, а теперь нужно каким-то образом было выбраться из дома. Я даже надела все черное, потому что особенно выбора у меня не было. У меня определенно получится. Про себя я уже назвала себя «Спецагентом Лили», а если точнее, то стоило называть себя беременной мамочкой. Беременной мамочкой, которой ближе к вечеру или уже ночи понадобилось нечто совершенно определенное. Чего разумеется в холодильнике не было – я бы удивилась, если бы оно там присутствовало. 
[/float]Разумеется, не все дни марта, в котором нам и пророчили по срокам появления Джорджа [нам, а заодно и всей Англии] были радужными. Чем больше мы уходили в март тем больше я начинала беспокоиться. Каждый странный толчок и боль я, забывая о каких-то книгах, которые я прочитала снова считала, что вот это вот роды и как тот самый мальчик беспрестанно кричала: «Волки, волки!». В первый такой раз где-то шестого числа [хотя все говорили о конце марта, но ведь «все может измениться»] напуганный моим состоянием Джеймс даже позвонил, как полагается на SW1A 1AA, а именно в Букингемский дворец, произнес кодовую фразу…да-да они есть не только для похорон для Джонни, папа, как я выяснила потом плавал в бассейне, мама разбиралась со своими камелиями в оранжереях. А теперь представьте, что Джонни со своим нейтрально-спокойным лицом сообщает отцу, который не успел вытереться полотенцем, о том, что: «Ее Высочество соизволит рожать». Папа, как я выяснила от Тома, который тогда тоже плавал с отцом [снова эта идея соревнований, чтобы вырастить в Томе этот «шотландский дух»?], чуть было не свалился в бассейн обратно, а потом еще долго расхаживал взад и вперед [интересно, как он реагировал на мамины роды? Стрелял по стенам?] и размышлял над тем, на какой машине нужно поехать в больницу…да, пап, это очень важная проблема. Мама отреагировала привычно спокойнее, откладывая садовые инструменты и заметила, что роды это в любом случае не быстрый процесс, поэтому они успеют собраться. И каково же было мое удивление, когда ложные схватки прошли, а мои родные интересовались где их внук. 
[/float]Джонни опустил на тумбочку стакан от которого доносился различимый аромат мяты. Я не сразу поняла, что это Джонни, приоткрывая глаза заметила перед ними мелькнувший темный пиджак и подумала, что вряд ли медсестры этой больницы сменили свою униформу на твидовые костюмы. Ну, или все из-за того, что голос монотонный и спокойный, назвавший меня: «Ваше Высочество» трудно спутать со щебетанием местного медицинского персонала. Комната перестала представлять собой мутное зрелище из разноцветных пятен, перестала крутиться перед глазами, да и падать в какое-то заоблачное пространство от накатившей слабости [ну или порхать над ним с ощущением совершеннейшего счастья] тоже больше не испытывала никакого желания. Не знаю также, почему именно Джонни приносил этот стакан, видимо с видом не терпящим возражений отобрав его у медицинского персонала. Может, решил, что все то, что находится в этой палате относится к его юрисдикции, ну или…решил проверить, действительно ли это мята, не пытаются ли меня здесь отравить [прямо вижу коварное лицо какой-нибудь медсестры, которая подмешивает в стакан мышьяк и злорадно смеется, нещадно используя спецэффекты в виде молний]. И как только я смогла разглядывать палату осмысленным взглядом, смогла приподниматься более или менее без посторонней помощи, я разумеется потянулась [с определенным стоном, который кажется напугал всех присутствующих в этой палате] к боксу, в котором соизволил опочивать наш сын. Джордж оказался не плодом моего воображения, как только я увидела его второй раз. Первый, когда этот теплый крохотный комочек положили мне на грудь, отдали мне в руки казался до нельзя сюрреалистичным, учитывая тот факт, что после него я попросту уснула, как только меня переложили на кровать. Теперь Джордж спал, сопел он почти не слышно, все еще был если не таким красненьким и смешным, как несколько часов до этого, но все еще розовеньким и как мне казалось с совершенно прелестными чертами лица. Ну да, вряд ли мы тут собирались устраивать конкурс красоты для новорожденных, но Мое Королевское Высочество официально решило, что он, конечно же, самый красивый, и, конечно же, копия Криса [потому что иначе ведь и быть не могло], хотя Джордж еще даже глаза не открывал. Джордж спал, оправившись от первоначального шока из-за собственного рождения, а я, на этот раз находясь в здравом уме и ясной памяти [а не сюрреалистичном мире с отголосками боли и собственными слезами] могла его разглядывать вполне осознанно. И руки больше на дрожали так как раньше, ощущая заметную тяжесть всех 3800 килограмм, которыми Джорджа наградила природа. Разглядывать детские, пухленькие, но уже так хорошо очерченные губы, едва видимый пушок на головке [светленький такой, что только сильнее убеждало меня в том, что он должен быть похожим на своего папу] и щечки. Осторожно провожу пальцем по бархатным и таким нежным щечкам Его Королевского Высочества на самом деле удивительно пухленьким и провозглашаю с самым довольным видом, сама не замечая, сколько свидетелей этому событию вокруг: 
[/float]— Кристофер, — у мамы все еще получается аккуратно называть Криса полным именем и никак иначе, звучит всегда вежливо, другим покажется отстраненным, а мы кажется привыкли. — позволишь? — все также неизменно ненавязчиво, вопросительно чуть кивая головой на лениво ворочающийся у него на руках сверток, которого очень скоро все Соединенное Королевство будет называть «Его Королевское Высочество принц Джордж Кристофер Томас». Джордж, кажется, снова собирался погрузиться в сон, потому что уже далеко не так активно пытался освободиться от пеленки и размахивать пока еще крошечными ручонками, плотно сжатыми в кулачки. Да, сынок, разумеется, понимаю, такое обилие лиц, которые тебя постоянно разглядывают и вообще повышенное внимание порядком утомляют. Жаль только того, что нам придется с этим мириться… судя по крикам толпы, которые и этого крыла достигают [и тому факту, что охране очень любезно удалось выпроводить за дверь какого-то шустрого папарацци]. 
[/float]— Вон там, если я не ошибаюсь, — сказано скорее для приличия, нежели потому, что она действительно может ошибаться. Но правила приличия диктуют, что нельзя быть слишком самоуверенными. — «The Sunday Times», — группка как по заказу разодетых в коричневые пиджаки репортеров. Одного она знает достаточно хорошо. — Вон там «Daily Mail», кажется вижу Седрика… А еще «BBC», которое брало у вас интервью на помолвку и… боже, кажется сейчас журналисты «The Sun» начнут скандал с корреспондентами «The Daily Telegraph»… — и не понятно находит ли королева Англии это забавным, или же считает недопустимым. 
[/float]— Просто воспользуйтесь плойкой, это должно выглядеть хотя бы естественно, — мой голос непреднамеренно видимо становился похожим на «воспользуйтесь плойкой или дверью на выход», но как минимум пара-тройка шпилек упала на пол, а они кажется вспомнили те самые молитвы, которым учили в школе-интернате для девочек и которые они давным-давно забыли. Хотя может быть им попросту мешало то, что моя голова не хотела держаться ровно и склонялась вниз, чтобы посмотреть на притихшего Джорджа, который видимо почувствовав, что скоро предстоит первая встреча с прессой решил заснуть – вполне логичное стратегическое решение. Я бы тоже с удовольствием заснула бы сейчас, но я не была розовощеким и умилительным младенцем, которого так и хочется расцеловать и не спускать с рук. Нет, я была далека от этого вида, продолжая держать руку на крае бокса, в котором утихомирился, наконец, Джордж, точно определив для себя, что ничего интересного в ближайшее время уже не случится, а лица корреспондентов недостаточно привлекательны. И я то и дело поглядывала на аккуратно закрытую дверь, ожидая, когда мамины «на пару слов» закончатся. Интересно, что за секреты? Так и вижу, как она с важным видом обсуждает то, что ползунки должны быть непременно голубого цвета или говорит о том, что «на самом деле, Крис, он все же на тебя похож». Было бы чудесно. Трина бы сказала, что у меня теперь не «беременность головного мозга», а «синдром мамочки головного мозга». 
) 
[/float]— Ну, кто такой расстроенный? — Джордж будто заставлял брать себя на руки каждый раз, у него не было слез, будто пока он не умел плакать с ними, требуя своей еды, внимания, сна или замены пеленок [о да господин водитель, на вашем месте я бы все же поторопилась, детская первая неожиданность не то событие, которое хочется чувствовать в машине]. Забавно, что у меня не было даже соски. Мысленно я успела назвать себя самой неорганизованной женщиной в мире, осторожно поглаживая плачущего ребенка по щеке. Джордж же очевидно решил, что мой палец в принципе ничего так, обхватил его губешками, ритмично двигая ими и, о чудо, постепенно успокаиваясь. По крайней мере этого мнимого спокойствия хватит, чтобы завершить дорогу без происшествий. — Мой хороший и принадлежишь ты только мне… — на лице появилось нечто вроде лукавого выражения. —…и своему папе. 
[/float]Реакция на Джорджа от Винни неожиданно напомнила мне реакцию Тома. Кот не оценил того, что мы притащили в переноске в дом. Как только в апартаментах включился свет и рыжий тенью выскользнул из темных пространств комнат в гостиную [где я непозволительно неаккуратно бросила свое пальто, а туфли и вовсе валялись где-то в прихожей] он подбирался к незнакомому объекту так, словно охотился. Очень осторожно и очень нерешительно, будто на него оттуда что-то должно выпрыгнуть. Пожалуй, он явственно ощущал что-то неладное, решив что дело плохо. Винни-то надеялся, что его покормят, о чем мы забыли в суете этого дня [подумать только еще утром я была беременна, а теперь у нас Джордж!], а вместо этого в доме появился еще один голодный рот. Винни подходил все ближе и ближе, скользя по паркету, принюхиваясь и периодически оборачиваясь на нас, мол: «З а ч е м ?». Понемногу кот осмелел, подобравшись достаточно близко и едва ли не защекотав Джо усами [не знаю, насколько мы одобряем такое Крис]. А потом Джорджу вздумалось зашевелиться уже привычно, и Винни, обманутый не идентифицированным пришельцем, шарахнулся на стул, а с него и на стол, в целях безопасности. Вдруг создание встанет и начнет за ним носиться, хватать за хвост и заглядывать в уши с умилительными: «Кис-кис-кис!». 
[/float]Мало помалу наша шумная компания все равно разделилась. Чай все пили не за столом я а где придется [уверена, останутся пятна на ковре]. Мало помалу мужская половина населения незаметно утекла в более маленькую и куда более уютную гостиную вместе с Джо, а женщины остались пить уже остывающий чай и обсуждать все то, что придет в голову. Не знаю от чего убежали мужчины – от блёсток и карандашей или от женских разговоров о наболевшем. Трина лениво чистила мандарин, забравшись на стул с ногами [уверена только для того чтобы бросить вызов Бену и вещам времён королевы Виктории] и набивая им щеки. Ну да, большую часть времени за нашими посиделками она занималась тем, что напихивала побольше еды в тарелку Сэму, параллельно включаясь в разговоры и обсуждения. У нее получалось это на каком-то автоматическом уровне, кажется даже по устоявшейся привычке. Благодаря Трине на тарелке Сэма с завидным постоянством появлялся Печёный картофель, бутерброды и конфеты. А сейчас, разомлев, как и все мы, выпивая последние остатки чая, который оставался у нас ее с Африки Трина неожиданно, перекрывая общий гул голосов кричала: «Сэм, съешь конфетку!» и через некоторое время из гостиной, окутанной мягкими мужскими голосами звучало привычно негромкое: «Хорошо». Правда Сэм за конфетами в вазочке так и не приходил. 
[/float]— Крис, скорее всего ему нужно сменить подгузник. Или просто укачать. Том впадает в ступор, если Джо плачет. Люблю тебя, — отпускаю от себя, крикну Тому за дверью нечто вроде: «А ты невыносим!», но в ответ слышу только бормотание. Не понимаю, его переходный возраст должен был пройти. 
[/float]Но ей богу, я тут сижу на кровати, перекидываю волосы, у меня тут почти что обнаженные плечи и я не знаю, как ещё сигнализировать о том что в моей голове. Я и правда разве что не мигаю,, как светофор. 
[/float]А ты такой Крис. Вот прямо такой, я даже уступлю место на кровати с довольной улыбкой, прежде чем неожиданно ловко [признайся, ты так и знал] ухватиться за воротник, отчего-то посмеиваясь, очевидно находя все это забавным, притянуть к себе. Не знаю насколько это романтично – устраивать возню с утра-пораньше, но мне нравится. И мои губы и впрямь узнают гель для бритья, пока касаются подбородка, пока мы смеемся и целуемся [скажем так, никогда бы раньше, ещё девчонкой не подумала бы, что бывают «улыбающиеся поцелуи»]. И я с закрытыми глазами узнаю твои ладони, мои плечи узнают их. – Я бы сказала, что мы просто поцелуемся и все, но у нас хоть когда-нибудь только ими одними дело заканчивалось? – продолжая тихо переливчато смеяться, в итоге побеждая в этой маленькой битве, удобно устраиваясь на груди и глядя сверху-вниз не без удовольствия. Заправляю волосы за ухо, а они все равно спадают, щекочут, наклоняюсь, чувствуя твою ладонь на пояснице, а потом на спине сквозь кажущуюся такой тонкой ткань сорочки и растворяюсь, позволяя сменить позиции в постельном сражении, отдаваясь на волю случая и твоих рук. 
[/float]Говорят, если что-то должно пойти не так – оно пойдет не так. Цепочка закрутился, одно звено будет цепляться за другое, пока наконец не сложится в одну роковую линию. Все один к одному. Сначала Джеймс, ребенок которого окончательно разболелся отпросился уйти пораньше, «если вашему высочеству ничего не нужно». Кажется после утреннего инцидента от в принципе считал, что я не хочу его увидеть в ближайшие лет пять. Экономка тоже не заглядывала – готова поспорить просто боялась, что увидит ещё что-то постыдное на пороге спальни. Потом мой секретарь сообщил о возможных грозах, а я, выглянув в окно и наблюдая совершенно безоблачное небо, со свойственным себе оптимизмом [и кислым выражением лица] успокоила себя тем, что дождя не наблюдается и потом, Крис вернётся. С тех пор, как мы засыпали вместе мой страх перед ослепляющим вспышками электричества угас. Чуть позже, когда мы с Джорджем принимали вечернюю ванную мой телефон завибрировал и я, если честно надеялась услышать голос Криса, а услышала спокойный тон Бенедикта, который сообщал, что по причинам крупного ДТП на юге Лондона, «Его Светлость задержится на неопределенное время, а в данный момент он оперирует». Джорджу, кстати нравилось купаться. И пока я, несмотря на все свои нервы по поводу «моя талия скоро станет как у тети Норы» стремительно теряла свои щёчки, да и вообще худела, то он свои щёчки наростил. Не сказать, что он научился фокусироваться на чем-то определённом, но теперь его взгляд казался осознаннее. Иногда он подолгу лежал, повернув голову на бок и смотрел на что-то так, будто пытался изучить. А по большей части его активность заключалась в том, что он дрыгал руками и ногами так сильно, что иногда переворачивался со спины на живот. Подобные видео его активности я присылала Крису на телефон, совершенно не смущаясь того, что заспамлю этим весь мессенджер – папа должен все видеть. Видеть насколько его интересуют погремушки, привязанные к кроватке или то, как он постоянно вертится и крутится в часы своего бодрствования, недовольно кряхтя, когда его переворачивают без его ведома. Он уже не был похож на инопланетянина, складочек стало гораздо меньше, тон кожи выровнялся. Джордж становился все более симпатичным, а я глядя на него все более счастливой. Я даже думала, что получится вместе искупать его сегодня, но тон голоса Бена не оставлял сомнений в том, что вместе его хорошо, если получится уложить спать. 
[/float]Шелохнется штора, наверное от сквозняка. Около кроватки никого, как и ожидалось н е т, а вот Джордж и правда закатил концерт, видимо жалея о том, что теперь все хорошо слышит, а может быть просто не желая оставаться в одиночестве, в чем мы с ним были солидарны, в общем. Я подошла к нему, забирая на руки, дотрагиваясь до щеки, а Джордж продолжал хмуриться, жмуриться и реветь. Но мне от этого было как ни странно легче – Джордж был теплым комочком жизни. И он всегда напоминал мне Криса, поэтому я не чувствовала себя в этом грохочущем и сумасшедшем мире о д и н о к о. 
[/float]Спустить с рук Джорджа с рук оказывается выше моих сил, будто если отпущу, то его кто-то куда-то утащит. Чертов Эдвард – что за источник моих страхов. Мог бы появляться в моих снах в каком-нибудь комичном образе, например в страусинных перьях, танцуя кан-кан. Так нет же – обязательно нужно быть каким-то чудовищем. 
[/float]Я обнаружила себя сидящей все в той же гостиной, когда услышала, как проворачивается замок в дверях. Не знаю дремала я или, бодрствовала – Джордж, так точно спал на подушке и видел девятый сон, наверное, а мне все казалось, что он упадет куда-нибудь, зная его любовь вертеться на одном месте. И мне бы встать [читай: побежать] и встретить, раз уж все равно не сплю [читай: на шею броситься], но тело кажется приросло к дивану и одервенело. На лице тоже застыло отсутствующее выражение безмерного испуга, а по цвету кожи я сравнялась с белой кружевной салфеткой. Не слышала – звали ли меня, если да, то я не откликалась. 
[/float]— Я хочу целовать тебя по утрам и не встречаться взглядами с кучей людей, которые живут по расписанию этого места, а не по нашему! Хочу одеваться, как мне удобнее и не стыдиться каждого пятна от молока на груди, потому что «это выглядит неряшливо» или «не достойно», хочу гулять с Джо и не становиться общественным достоянием, которое даже с воздуха пытаются заснять, хочу выращивать свои цветы, потому что те, что растут около дворца трогать нельзя, в конце концов хочу не надевать лифчик, потому что так кормить Джо удобнее и не думать о том, что весь мир будет пялиться на мою грудь!
[/float]— Ага, наш папа попался! Джорджи, все правильно, держи вот так! — я бессовестно смеюсь, наблюдая за этим захватом лица. Джо в такие мгновения начинает еще и ножками елозить, заставляя постоянно поправлять одеяльце. Вокруг нас гирляндочки, которые я, в тайне от тебя, залезая на стремянку, развешивала по веткам и теперь они горят призрачно-мягким желтоватым светом, будто упавшие звездочки, затерявшиеся в молодой листве. Потом я естественно утверждала, что это мистер Поттс их развешивал, а я только лестницу держала и командовала. Я думаю, Джо интересовали и они тоже, но он не мог понять, почему дотянуться он до них не может. А как только Джордж, который за эти месяцы успел набрать в весе и я действительно могла назвать себя теперь хрупкой мамочкой, оказался у Криса на груди, то я вынесла окончательный вердикт. — Все, Крис ты арестован теперь мы отсюда не уйдем. 
[/float] — Доктор Робинсон? 
